– Что? – спросил Джаннер вслух, озираясь. Кто с ним заговорил? Этот голос так быстро улетучился из памяти Джаннера, что мальчик даже не успел понять, кого он ему напоминает. И тогда он догадался, что к нему обратился Тот, кто сотворил весь мир. Джаннер задрожал. «Будь спокоен». – Хорошо, – шёпотом ответил Джаннер. Он узнал этот голос, потому что всегда его знал. Казалось, голос исходил из Святилища – но в то же время и из комнаты, где сидел мальчик, и с неба, и из воды, и из земли, и из крови в его жилах, и из воздуха в лёгких. На Джаннера нахлынули самые разные чувства; у него вырвалось рыдание. «Будь спокоен». – Хорошо, – повторил Джаннер. Он плакал. В душе сплетались боль, радость и тоска, всё тело ныло, а сердце трепетало. Перестав думать о себе, он страстно захотел увидеть Того, кто произнёс эти слова. Джаннер был готов умереть и родиться вновь одним-единственным звуком, сорвавшимся с уст Создателя, – лишь бы в полной мере познать всю радость Его присутствия в мире. Он слышал музыку, которая окутывала доброе сердце Лили; он видел душевные раны Кальмара и горячо хотел обнять мальчика, скрытого под личиной волка. Потом Джаннеру предстал он сам – вечно встревоженный и себялюбивый: он полюбил себя таким, каким увидел глазами Создателя. Он узнал это покрытое шрамами тело, усталые глаза, бурный нрав. Он всё видел – и оставался спокоен. Всепринимающая любовь окутала его, и Джаннер вспомнил медвежьи объятия отца – но он знал, что эти объятия были лишь тенью любви, которая заставляла биться сердце мира и которую он ощущал теперь как неописуемую и непреходящую нежность. И так было всегда. «Будь спокоен». Эти слова звучали вновь и вновь, как биение сердца, и наконец Джаннер повиновался им и обрёл покой. Там, в Святилище Огня, Джаннер Ветрокрыл постиг умиротворение, которое ему не суждено было забыть до конца дней. Он был спокоен. И любим. Кальмар потыкал брата в плечо: – Эй, Джаннер. Открыв глаза, Джаннер испугался, что присутствие Создателя ему лишь приснилось. Он с облегчением обнаружил, что по-прежнему сидит на краю колодца, залитый золотым сиянием. А ещё Джаннер ощутил перемену в душе. Это был не сон. Лили зевнула и потянулась. Кальмар, весело улыбаясь, присел рядом: – Ну, пошли. Джаннеру хотелось спросить, что случилось там, внизу, но он решил подождать. В комнате царило величественное спокойствие, и он не хотел его нарушать. Сокровища Анниеры встали по местам и закрыли колодец. Помещение вновь погрузилось в темноту. Ребята поднялись по лестнице, осторожно обошли Нию и О’Салли, улеглись на свои подстилки и ещё долго лежали во мраке ночи, прежде чем погрузиться в глубокий здоровый сон. Их разбудили солнечный свет и пение птиц. В холодном рассветном сиянии Ветрокрылы и О’Салли вышли из погреба. На окрестных холмах они увидели массу белых цветов, которые за ночь пробились из-под пепла, призванные к жизни вчерашним ливнем и весенним теплом. Белые звёздочки, сплошь покрывшие землю, блестели от росы; казалось, они спустились с неба, пока люди спали. На развалинах домов вились тонкие зелёные лозы. Руины украсились серебристыми бутонами, как невеста в день свадьбы. Пчёлы, жужжа, носились от цветка к цветку, словно дети в кондитерской, и река Ризен с весёлым плеском бежала к морю. – Я и не знала, что Сияющий Остров действительно… сияет, – проговорила Лили. Ния рассмеялась. Они наскоро перекусили, и О’Салли взялись за работу – они искали среди развалин доски, пригодные для постройки жилища. Работать в тёплый день было приятно, однако отыскать им удалось лишь несколько подходящих досок. – Всё хуже, чем я думал, – признал Биггин, качая головой. – Не стану врать. Своими силами мы не справимся. Нам нужны инструменты. Плотники. Семена, которые надо посадить, пока время не ушло. – А значит, нужны лошади, плуги, мотыги и лопаты, – подхватил Кельви. – Согласна. – Ния сорвала несколько цветов и понюхала их. – Но я, пожалуй, останусь здесь. Не могу уехать так скоро… – Так я и думал. Мы с Кельви сами управимся с лодкой. Соберём всё что надо и вернёмся через пару дней. В реке полно рыбы, иначе бы птицы над ней не летали. Торн умеет рыбачить сетью. – Ага, у меня хорошие отметки по рыболовству, – подтвердил Торн, явно стараясь произвести впечатление на Лили. – Мы оставим вам мешок сушёных фруктов. Да и растопки полно… – Биггин повернулся к сыну. – Ну, собирайся. – Мы с Джаннером тоже поедем, – выпалил Кальмар, который до сих пор, казалось, стоял затаив дыхание. – Я должен помочь Клыкам. – Помочь Клыкам? – переспросила Ния. – А как насчёт матери и сестры? Нам, знаешь ли, тоже нужна помощь, и это не мы разорили мир. Нет. Нет и нет. Каждый раз, когда наша семья разделяется, происходит какое-нибудь несчастье. Кальмар вздохнул: – Нам надо ехать, мама. – Так ему велел Создатель, – подхватила Лили, почёсывая Франкля за ушами. – Что? – удивилась Ния. – Не знаю, как объяснить, – Кальмар опять вздохнул. – Пожалуйста, мама, не спрашивай. Мне надо ехать. – Ну, если ребята поедут со мной, – сказал Биггин, – пускай Кельви остаётся. Слышишь, парень? – Ладно, – отозвался тот. – Ехай, Кальмар. – Езжай, – поправила Ния. – Ну да. – Только поскорее возвращайтесь. – Можешь ничего не говорить, – сказал Джаннер, когда они вышли в море. – Я пойму, если это всё… ну, личное. Кальмар долго смотрел на горизонт, прежде чем ответить: – Поверь, я ничего не хочу скрывать. Просто об этом очень трудно рассказывать. Святилище прекрасно. Там деревья, ручьи и столько света, что все цвета кажутся… как бы сказать… ещё ярче, что ли. У меня голова закружилась, как только я туда вошёл. Потом… Он… произнёс моё имя. Но это было нечто большее, чем просто имя… – Кальмар смущённо почесал подбородок и продолжил: – Это ты у нас ловко обращаешься со словами. Когда я думаю о Создателе, у меня в голове всё путается. Нет, я не забыл. Я всё помню. Просто слова не идут на ум. Джаннер подумал, что не сумел бы описать голос, который слышал накануне – слышал не ушами, но душой. Этот голос был громким и тихим, прекрасным и ужасным, гулким и ясным; он волновал – и в то же время успокаивал. Нет, Джаннер не мог его описать. – Он тебе что-нибудь сказал? На лице Кальмара мелькнула грусть: – Он помог мне кое-что понять. – Как помочь Клыкам? – Да. Наверное. – Кальмар помотал головой. – Чем больше я об этом говорю, тем меньше понимаю. Я должен что-то сделать… – он взглянул на брата и пожал плечами. – Прости. Я несу чушь. – Не беспокойся. Я же сказал, что не брошу тебя. Когда они миновали Морские клешни, день уже клонился к вечеру. Бан Рона оживала. В окнах уцелевших домов горели лампы, на улицах звучали песни. Стоя на палубе, мальчики видели играющих на берегу детей и собак. Пахло вкусной едой. Поскольку уже было поздно, братья решили переночевать на корабле. Биггин отправился за припасами и помощниками, а Джаннер и Кальмар, следуя за запахом горячей каши, явились в шатёр Олумфии. – Уже вернулись? – спросила та. – Да, госпожа директриса, – кивнул Кальмар, облизываясь. – Мне нужно здесь кое-что сделать. Мальчики позавтракали и зашагали к Твердыне. Джаннер чувствовал, что Олумфия, мешая кашу, не сводит с них глаз. Все лощинцы теперь смотрели на братьев Ветрокрылов по-другому. При их приближении разговоры стихали и возобновлялись полушёпотом за спиной. Теперь, когда война закончилась и они вернулись на Анниеру, Джаннер чувствовал себя в Бан Роне чужаком. А ещё он подозревал, что лощинцам совсем не понравилось желание Кальмара помочь Клыкам. Когда братья приблизились к Твердыне, стражи-патрульные взглянули на них угрюмо, и подозрения Джаннера подтвердились. – Придётся подождать наставника Тумака, – сказал один патрульный. – У нас строгий приказ – не отпирать без его разрешения. – Ну и дела творятся! – буркнул второй. – Что такое? – спросил Кальмар. – Сам увидишь. Тумак пришёл через пять минут, такой же суровый, как на занятиях в школе, и резким голосом произнёс: – Твоё величество. Хранитель. – Что-то случилось? – спросил Джаннер. – Да. Определённо случилось. – Неужели Клыки сбежали? – спросил Кальмар.