– Я сказал, перестань брыкаться! – рявкнул береговик и сбросил девочку с плеча на мокрую холодную землю. У неё перехватило дух, из глаз потекли слёзы. Марали прикусила кляп и свернулась клубочком, ожидая обещанного пинка. Руки у неё были так туго стянуты верёвкой, что про нож она даже не думала. – Полегче, Вонкин, – произнёс хорошо знакомый голос. – Ты же не хочешь что-нибудь повредить дочке берегового короля, правда? – Нет, господин, не хочу, – ответил Вонкин. – Только она дерётся. – Ну конечно. Это же моя дочь. Марали открыла глаза и в свете фонаря увидела отца. Он шагнул вперёд, огромный как тролль, и, отпихнув Вонкина к стене, наклонился и перевернул Марали на спину. Здоровенной ручищей он прижал её к земле и внимательно взглянул на дочь. Его мутные глаза блестели на грязном лице; всклокоченная борода висела над Марали как мох. – Как я по тебе скучал, – Клакстон устремил на девочку зловещий взгляд и выдернул кляп у неё изо рта. – Вот так-то лучше. Ну, скажи, что ты тоже по мне скучала. – Ненавижу тебя! – выпалила Марали. Ей уже было всё равно. Благодаря Гаммону и Ветрокрылам она поняла, что такое настоящая семья, и жить с береговиками теперь хотела не больше, чем с клыкастыми коровами. Клакстон улыбнулся. Его гнилые зубы в полутьме казались ещё ужасней. – Я тоже ненавидел своего отца. Это славные традиции береговиков. Умница ты моя. А, ребята? Из тёмных углов и укромных щелей, шипя и хихикая, выползли береговики. Погги захлопала в ладоши. – Чего вам от меня надо? – Марали отползла к стене и села. – Я не стану драться на вашей стороне. – Я знаю, дорогуша, – ответил Клакстон. – Я пришёл, чтобы спасти тебя. – От кого? Мне было хорошо у Гаммона. – Ты так думаешь? – злобно посмеиваясь, спросил Клакстон. – А Гаммон защитит тебя от Клыков? – Он их не боится. И тебя тоже. – Зря. Они уже близко, – сказал Клакстон, скрестив руки на груди. – Они придут сегодня. – Что?! – Они уже на этом берегу. Мы тайком провели в город целые отряды. Когда Клыки раздавят Дагтаун, то сделают меня королём. И не просто королём берега, – Клакстон потряс кулаком, – а королём Дагтауна! Береговики заулюлюкали, а Клакстон оскалился как дикий зверь. Он двинул Вонкина в живот – просто забавы ради. Вонкин, хватая ртом воздух, свалился наземь, но, к отвращению Марали, даже лёжа не перестал подбадривать Клакстона заодно с остальными. Глаза у неё защипало от слёз: она вспомнила Гаммона, Сару, редкие минуты мира и покоя, которые были в её короткой жизни. Ей хотелось домой – и при этом слове перед Марали возникли улыбающиеся лица Ветрокрылов, Гаммона, Сары Кобблер и Артама. Бывали дни в Кимере и Дагтауне, когда Марали тосковала по свободе и дикой жизни на берегу, когда чистая одежда, которую её заставляли носить, давила и натирала, когда соблазн воровства казался неодолимым. Но постепенно Марали научилась ценить отцовскую привязанность Гаммона. До сих пор она как будто не понимала, как дурна была её жизнь среди береговиков, и при мысли о возвращении девочку замутило. Ей хотелось вылезти из собственной кожи, вытравить из себя родство с Клакстоном, впитать благородство Гаммона… А вдруг Клакстон сказал правду? Что, если Клыки захватят город и убьют всех скриан? И Клакстон станет королём. Но Марали предпочла бы погибнуть, сражаясь бок о бок с друзьями, чем праздновать победу вместе с береговиками. Марали справилась со слезами. При береговиках плакать не стоит. – Гаммон придёт за мной, – сказала она. – Надеюсь, – пожав плечами, ответил Клакстон. – И тогда я его убью. Дагтаун останется без предводителя. Тем проще для Клыков. – Клакстон, – сказала Погги, – надо идти, пока есть время. – Знаю, – огрызнулся тот. Он возвышался над Марали, уперев кулаки в бока. – Девчонка думает, что она лучше нас, но я ей объясню, что к чему. Тащи её, Вонкин, только не развязывай. Вонкин поднялся с земли и снова взвалил Марали на плечо. На сей раз она не сопротивлялась. В окружении береговиков ей вряд ли удастся сбежать. Нужно ждать. Ждать подходящего момента и терпеть. А уж потом она сумеет как-нибудь предупредить Гаммона о приближении Клыков. Береговики шли за Клакстоном по извилистому узкому туннелю – точь-в-точь как крыксы в сточной канаве. 29 Луна в темноте Сара торопливо шагала по городу вместе с Борли. Она уже давно не чувствовала себя такой беззащитной. Все встречные казались ей переодетыми береговиками, каждая стена, мусорный ящик и переулок скрывали вход в тайник, куда её могли утащить в любой момент. Гаммон сказал, что в Дагтауне полно шпионов и предателей. Как будто мало было Клыков, собравшихся на другом берегу Блапа! Миновав «Кробличью лапку», Сара и Борли направились к Жалестному переулку, где поселились Сарины сироты. Когда-то там находилась ткацкая фабрика «Напёрсток и нитки». Клыки разорили её после вторжения, однако дети быстро навели порядок и из оставшихся на складе тканей накроили себе простыней и одеял. Они привыкли к тяжёлой работе на Фабрике вилок и так страстно мечтали хоть о каком-то подобии дома, что через неделю «Напёрсток и нитки» превратились в самое уютное место в Дагтауне. Поднявшись на крыльцо, Сара услышала пение – в этом не было бы ничего странного, однако голоса детей сопровождала искусная игра на свистоарфе. Борли улыбнулся и открыл дверь. Повсюду были чумазые ребятишки – одни сидели на полу, другие лежали на койках, третьи цеплялись за стропила как швапы. Они как зачарованные смотрели на босого оборванца с длинными тёмными волосами, который стоял посреди комнаты, спиной к Саре, и покачивался в такт мелодии. – Королева Сара! – воскликнули сидящие среди остальных Сарины сироты и бросились к ней, крича наперебой. Сара прижала палец к губам, довольная их радостью, а потом взглянула на мужчину. Тот поклонился. – Значит, это ваша королева, – с улыбкой произнёс он. – Какая честь для меня, ваше величество. – Бард Армулин. Это действительно вы, – сказала Сара, присев. – Я слышала, как вы пели в День Дракона в Глибвуде, когда была ещё маленькой. – А, Глибвуд, – кивнул Армулин. Его голос звучал хрипловато, но добродушно. – Тамошние жители не сознавали своей удачи. Далеко не каждому в Скри удаётся услышать пение драконов. Оно в каждом может пробудить анниерца, правда? – Да, наверное… – Сара поняла, что соглашается с ним только потому, что ей тревожно. – Хотя… не знаю. – Скажи мне, королева Сара, – спросил Армулин, – что ты помнишь про День Дракона? Сироты подошли ближе и тихонько уселись на пол. Сара заставила себя вспомнить тот день, когда она впервые услышала песню Армулина о Сияющем Острове. – Я помню вас, – она смущённо улыбнулась. – Помню, как вокруг шныряли Клыки. Помню, как село солнце и взошла летняя луна, – Сара пожала плечами и вдруг подумала, что говорит какие-то глупости. – Даже не знаю… – А что ты чувствовала? – Страх, – Сара закрыла глаза. – Я очень боялась Клыков. Я была тогда маленькой. – А мои песни? – От них мне было грустно. Но в хорошем смысле. Так грустно бывает, когда ты очень счастлив. Моя душа… тосковала. – А морские драконы? – продолжал Армулин. – А их пение? – Даже не знаю, как объяснить, – пожала плечами Сара. – Но казалось, я вижу гораздо дальше. И лучше. Я могла бы пересчитать прожилки на крыле у бабочки за тысячу миль от Глибвуда. – Музыка придавала тебе храбрости? – Да, – ответила девочка. – Я чувствовала в себе храбрость… и тоску по дому. – Вот именно, – произнёс Армулин, улыбаясь детям. – Так чувствуют себя анниерцы в изгнании, по ту сторону Тёмного моря Тьмы. Вот что я имел в виду, когда сказал, что драконы в ком угодно могут пробудить анниерца. Сара подняла руку как в школе: – Значит, вы анниерец? У нас все об этом спорили. Армулин подмигнул: – Возможно. Сара обвела взглядом незнакомые лица: – Откуда взялись эти дети? – Отовсюду. Почему бард отвечает так уклончиво? – А точнее? – Из самых разных мест. Я ведь странник. Прошлым летом я кое-что – кое-кого – увидел и весь минувший год странствовал за пределами карты, распространяя весть… – Какую? Лицо барда Армулина просияло: