Там, где повернул направо второй взвод, оказалось шоссе. — Строем! Так же легче, — оглядывая взвод, выкрикивал Светланов. Впереди копошились едва различимые фигурки первого взвода. Непонятно было, бежали они или шли. Показалось, что бежали. — Бегом! — крикнул Светланов. — Отстаем же, ребята. Побежали дружно. Кому-кому, а первому взводу уступать было нельзя. Шоссе сначала чуть понижалось, потом повышалось до первого взвода и тянулось еще выше. Высокое небо то поднималось, то опускалось на равнину и шоссе. Брежнев еще ни о чем не успел подумать, а уже сказал: — Шагом. И понял, что сделал правильно. Его тело больше не хотело подчиняться ему. Оно не стало чужим, но требовало отдыха и внимания. Взвод перешел на спортивный шаг. Строй и порядок в нем сохранялись. Все было как положено. Они бежали тремя шеренгами во всю ширину асфальтированной дороги. В первой находились Витус, Гривнев, Ястребков и те, что были поменьше ростом и послабее. Там же трусцой бежал длинный Зигзагов. Само собой получилось, что в третьей шеренге оказались Высотин и Попенченко, Руднев и Рубашкин, Блажко и Матийцев. Среднюю группу назвать шеренгой было нельзя. Здесь находилась добрая половина взвода. Сразу за передними, низенько размахивая руками, сутуло бежал Левский, за ним Тихвин и Москвин, чуть в стороне Годовалов, Кедров и остальные. Вдруг от последней шеренги отделились Руднев и Рубашкин. Они догнали передних, и каждый взял там по второму карабину. «Началось», — подумал Покорин. Потом от последней шеренги отделились Блажко и Матийцев. Они тоже взяли по карабину у тех, кто уже выбивался из сил. Взвод снова шел. — Давай сюда, — сказал Уткин. Полное лицо Тихвина из розового стало бледным, синело снятым молоком, щеки будто отделились. Он заспотыкался, когда Уткин снимал с него карабин. — Побежим, — сказал Годовалов, явно довольный, что мог бежать, как самые выносливые. — Успеем еще, — возразил Высотин и недоверчиво взглянул на него. — Так и надо бежать, — говорил Светланов то одним, то другим, одних догоняя, к другим отставая. Первый взвод впереди бежал не быстрее их. Третий взвод снова бежал. Теперь уже Высотин и Попенченко отделились от последней шеренги. — Отдай карабин, — сказал Высотин. — Я сам, — не давался Левский. Лицо его посерело и заострилось, голова почти вся ушла в плечи и грудь, а согнутые в локтях руки болтались чуть ли не за спиной. — Не духовись, что духовишься, дурак! Упадешь, а потом неси тебя! — всполошенно кричал Высотин, стаскивая с обессиленного, но сопротивлявшегося Левского карабин и скатку. — Кретин! Попенченко взял карабин у неожиданно побелевшего и затихшего Годовалова. Вдруг обмяк, ничего не мог поделать с длинными ногами и виновато смотрел Зигзагов. Он сам отдал карабин протянувшему руку Покорину. Хватов принял карабин от Гривнева. — Возьмите у меня, — сказал Млотковский. — Ты еще можешь, — сказал Уткин. — Сам добежит, — сказал Ястребков. Но Млотковский, глядя на тех, у кого уже не было карабинов и скаток, уже не мог мочь, и Дорогин принял у него карабин. — Шагом, — скомандовал Брежнев. Если бы он немедленно не остановился, он не смог бы больше выдержать. Наверное, они бежали все-таки слишком быстро. Но совсем расслабиться он не позволил себе. — Чуть быстрее, — сказал он, передохнув минуту. Надо было двигаться так, чтобы усталость не увеличивалась. Третий взвод шел уже долго. В мокрые спины тянуло освежающим ветерком. Карабины широко и удобно давили на плечи. Фигурки ребят из второго взвода стали совсем близко. Видно было, как бегал там от одного к другому и всех оглядывал Светланов. Заметно ближе находился и первый взвод. — Бежим! — сказал Руднев. — Бежим! — крикнул Высотин. По тому, что побежали дружно и сразу в ногу, стало ясно, что все чувствовали себя лучше. Радовали звучные удары ног по асфальту. Тело почти высохло и казалось чистым. Незадолго до финиша Брежневу стало необыкновенно легко. Теперь можно было увеличить темп. С красными, оранжевыми, розовыми, голубоватыми, бледными лицами они финишировали почти правильным строем. — Не останавливаться, — говорили Чуткий, врач и медицинская сестра. Говорили сочувственно. Отдышавшись, взвод собрался, а Брежнев пошел к судейскому столику. Узнав время, которое они показали, он подошел к Чуткому и группе офицеров. Там смотрели, как финишировал второй взвод. Прибежавшие заполнили всю поляну. К ним вышел Пупок и тоже стал ходить. — Хорошо, хорошо, хорошо, — говорил он. Следившая за ходившими медицинская сестра вдруг заспешила к кому-то остановившемуся и согнувшемуся. — Что, устал? — увидев Брежнева, спросил полковник Ботвин. Все офицеры тоже посмотрели на Брежнева. — Было дело, — сказал Брежнев и улыбнулся, оставаясь серьезным. — Молодцы, хорошо бежали! — одобрил Ботвин. — Никто не отстал. — Все старались, — подтвердил Брежнев. Он был доволен, что преодолел эти семь километров и теперь мог стоять и смотреть, как бежали другие. Минуты, когда было тяжело, сейчас не вспоминались ему. Он чувствовал себя как бы соединенным с офицерами, особенно с полковником Ботвиным, смотрел на финишировавший почти следом за вторым третий взвод и одобрял каждого, кто, как и он, проявив мужество и характер, успешно завершил марш-бросок. А еще несколько минут назад в третьем взводе было так. — Пройдем немного, — предложил Годовалов, когда они сбегали с шоссе к лесу. Левский и Тихвин перешли было на шаг. Перешел на шаг и почти остановился Зигзагов. — Бежать! — крикнул Уткин. — Бежать! — крикнул Руднев. — Не останавливаться! — крикнул Высотин. — Теперь нельзя. — Бежать! — закричало сразу несколько голосов. — Давай скатку, — сказал Покорил Годовалову. На лесной дороге стало тесно и трудно. Впереди мелькнуло и пропало красное полотнище финиша. На последних метрах произошел надлом. Встречавший их Голубев кричал: