— Как сквозь землю провалился. Все облазили. Все руками прощупали. В говне по самые уши. В прямом и переносном смысле. — Он потянул носом. Амбре было почище, чем от валенок Тихона. — Да-а... — протянул Олег. — Влипли. И здесь, и там. Что будем делать, командир? Гусаков пожал плечами. — Может, действительно один мешок был? — Два. — Адмирал елозил подошвой по мокрой траве. — Я даже к Калиниченко в больницу ездил. Он тоже говорит — два. — Кстати, как он? — поинтересовался Олег. — Вроде ничего. Хотя с ногой туго. Открытый перелом. В гипсе, как Тутанхамон... Блин, да что же так воняет? — В общем, так. — Олег принял решение. — Езжай обратно. Может, по свету найдете. Через час будет светло. Ждем еще два часа. Эти пока терпят. Будем выстраиваться на штурм. — Боязно. — Я сказал — выстраиваться. Где «Альфа»? — Здесь. — Командир никуда не пропадал. Он ходил по пятам Олега, словно тень. Шевелил губами, ломая голову, как действовать в этих условиях. Рекогносцировка оптимизма не давала. Расстояние — около двухсот метров. Под ногами пашня, грязь, скользко. Скрытно не приблизиться, быстро — тем более. Схемы распределения бандитов в автобусе нет... И самое главное — СВУ в багажном отделении. А у кого из террористов пульт? Кого ловить за руку? Плюс бензин в салоне... — Автобус нами отработан полностью. Схема стандартная, как на учениях. Но шансы нулевые... И ребят можем положить, и людей. — Я же сказал — выстраиваться. — Олег все понимал. И действовать нельзя, и бездействовать... — Ничего бойцы не разглядели? Командир пожал плечами. — А что ночью разглядишь за занавесками? Думаю, надо ждать. Должен же быть выход... — Пока есть только вход, и то не тот. Так Высоцкий пел. — Адмирал снова принюхался. — Все равно воняет... — Может, с Москвой посоветоваться? — проронил Гусаков. — Со всей Москвой не посоветуешься — лишь с теми, с кем можно... Я и так знаю, что они скажут. «Действуйте по обстоятельствам!» Решение надо здесь принимать, а не в Москве. Как у вас, провинциалов, развито чувство веры в доброго барина! Вот приедет барин, барин нас рассудит. Там такие же люди, как мы, только мы видим все своими глазами... Щупаем, слышим. Здесь работают все органы чувств, а в Москве только ухо. На основании доложенной по телефону информации тебе никто советов давать не станет... Гусаков нахмурился. Он был дремучим провинциалом, со всеми недостатками и достоинствами — последних, по его мнению, было значительно больше. — Извини. — Олег тронул его за рукав. — А ты что тут нюхаешь? — Он перевел стрелку на Адмирала. — Я же тебе сказал — без денег не возвращаться! — Что мне, киоски бомбить, что ли? — вспыхнул Адмирал. — Что хочешь бомби! Вон какой вымахал! В бронежилете и при оружии... 38 На место Адмирал приехал, когда уже рассвело. Бойцы понуро грелись у костра, проклиная все на свете. Больше всего доставалось начальству. С приближением Адмирала разговоры перешли на нейтральные темы. От его взгляда это не скрылось. — Начальству кости моете? — угрюмо спросил он. Никто возражать не стал. — Ну, что придумали? — А что тут думать? Думаем одно — а не дураки ли мы? — И каков итог? — Без пол-литра не разберем... — Ящик поставлю, если найдете баксы... — Да за пол-лимона баксов мы винзавод купим, — улыбнулся боец. Адмирал согласился. — А вы его, часом, без меня не оприходовали? — Нашел бы ты нас... Адмирал снова окинул взглядом диспозицию. По краю кювета шли две черные полосы от колес. Большая яма от удара машины... Здесь она перевернулась. — Давайте соображать. — Адмирал повалился на землю подле бойцов. — Итак. Машина шла по шоссе... Там она прижималась к обочине... Здесь соскользнула вниз... Удар. Она переворачивается. Он вспомнил кадры из боевиков. Машина мчится, ее подсекают, одной стороной она налетает на препятствие. Летят искры, скрежет металла по асфальту... А теперь рапид. И по кадрам. Вот она начинает медленно вращаться... Срывается замок, открывается капот... Хлопает багажник... Машина ударяется крышей... Стоп. Багажник открывается после удара. Потом переворот. Следовательно, все лежащее там приобретает ускорение и летит, как из пращи. Адмирал прикидывает траекторию... — Все, братцы, финита! Не будет вам коньяка. Траектория рассчитана точно. Среди голых ветвей осенней березы сереет мешок. 39 «Господи, что же это такое?» — голова болела так, будто ее стянули обручем. Морозов открыл глаза. Сквозь закрытые шторы пробивался серый рассвет. Он лежал на неразобранной кровати в рубашке и галстуке. А где Лидия? Он попытался подняться, рука попала во что-то холодное и скользкое. Резко пахнуло кислятиной. — А, черт! — Морозов сел. В голове загудело. Боясь ее сотрясти, он осторожно поднялся. Пошатываясь, прошел на кухню, потянул ручку холодильника. Спиртного там не было. Он пошарил на полках. Открыл бар. В свете встроенной лампочки блеснула батарея бутылок с яркими наклейками. «Что надо пить в таких случаях?» Раньше он так не надирался, а потому и опохмеляться не приходилось. Вынул виски, плеснул в стакан с толстым дном. От одного вида янтарной жидкости его затошнило. Сделал усилие и, закрыв глаза, выпил. Подождал, пока обжигающий напиток прошел внутрь. Налил еще... Стало чуть полегче, но закружилась голова, очертания предметов стали дробиться, как плохая мультипликация. Морозов распустил узел галстука, снял через голову, брезгливо сдернул мокрую холодную рубаху. Под душем стало легче. Тело вбирало тепло, но внутри еще бил озноб. Герман полоскал рот, пытаясь избавиться от мерзкого ощущения — «словно кошки нассали». Через пятнадцать минут он набросил махровый халат и прошел на кухню. Сейчас он был сосредоточен на своем внутреннем состоянии, не пытаясь вникнуть в суть вчерашних событий. Ему было так плохо, что казалось, это последняя стадия умирания организма. Внешние раздражители не имели никакого значения. Через час, выпив кофе и выбросив в мусоропровод испачканную простыню, он был в состоянии подводить первичные итоги. И восстанавливать по эпизодам прошедший вечер. Уход Монитора он помнил отчетливо, как и беседу с ним. Помнил и условия, которые выдвинул этот бандюга. Конец вечера находился за гранью памяти. Прояснить финал могла только Лидия, но в таком состоянии Герман звонить не хотел. «Деньги!» Он вспомнил, что сегодня должны вернуть баксы, которые заберет Терехова. На часах была половина восьмого. В банке сейчас только охрана. «Сволочи, — подумал Морозов. Обида и злость на охранников проснулась с новой силой. — Уволить всех к чертовой матери вместе с этим засранцем Костыриным!» На Костырина, начальника службы безопасности, у Морозова вырос большой зуб. Надо свести счеты хоть с кем-нибудь из всесильного ведомства! Потеря для банка будет небольшая. Служба и так поставлена надежно. Кстати, бывший начальник ОБХСС не раз намекал, что готов занять это место. Ничего, что из милиции его уволили за какие-то делишки. Зато человек лично преданный, а значит, надежный. Кроме того, обижен и на КГБ, и на МВД, поэтому их ищеек на пушечный выстрел не подпустит. И тайна вкладов будет храниться, как... как в банке! Морозов ухмыльнулся. «Тайна вкладов!» Наверное, никогда агент влияния не сидел так высоко. Монитор все-таки не дурак. Знает, кого вербовать. Подумав про бывшего мента, Морозов вспомнил и еще одно ценное качество обэхээсэсника — умение находить общий язык с криминалитетом. «На том и остановимся. А козла Костырина — с козлиной фермы...» Впрочем, сейчас самым важным было другое. Лидия — вот что требовало уточнения. Герман посмотрел на себя в зеркало. Изображение явно подкачало. Морда мятая, под глазами синие с желтизной круги. Глаза, словно... Тьфу! «Надо срочно позвонить! Срочно!» Окончание странного вечера тонуло в беспросветном тумане. Память не держала заряда, как испорченный аккумулятор. Сколько ни напрягался Герман, усилия были напрасны, и от этого душу распирала тревога, граничащая с отчаянием. Память, словно навсегда ему изменившая, не держала даже номер телефона, который раньше он мог назвать даже во сне. Герман достал электронную записную книжку. С третьего раза вызвал номер. Теперь набрать. После пятого гудка включился автоответчик. «Вы позвонили по телефону... К сожалению, абонента нет дома. Если вы хотите что-то сообщить, сделайте это после длинного гудка. Спасибо!» — Лидия, это Герман. Мне нужно с тобой поговорить. Как появишься, позвони. В отчаянии и тревоге он положил трубку. Терехова не отвечала. Терехова не отвечала, потому что не хотела. Она прекрасно слышала в автоответчике голос Германа, но разговаривать с ним отказывалась. Причин было несколько. Во-первых, она еще не привела себя в порядок. Этот ежедневный ритуал не могли отменить никакие государственные дела. Облаченная в купальник, Лидия мучила свое тело тренажером, попутно отмечая, как трудно ей дается нагрузка, еще вчера казавшаяся детской. Ручейки пота струились по спине, груди...