Калиниченко подал удостоверение и доверенность. Морозов бегло глянул и положил на стол. — Ладно. — Он уже почти отошел от пережитого и думал, как бы достойнее закончить это дело. «Может, последнее в моей жизни». — Ладно, — повторил он. Но тут его взгляд снова скользнул по документам. Банкир окаменел. На бланке доверенности было написано «Федеральная служба безопасности», а в удостоверении Калиниченко значилось «Федеральная служба контрразведки». — Нет, не ладно! Эти документы не действительны. Калиниченко бросило в жар. — Что еще? — Вот, смотрите. — Ну и что? — А то, что доверенность выписана на сотрудника «безопасности», а вы сотрудник «контрразведки». Надо переделать... — Что переделать? Что? — Калиниченко готов был пристрелить этого... — Или то, или другое. — Идиот! ФСБ — правопреемник ФСК. Закон не читал? — Следующая фраза банкира грозила стать последней. А заказ Арнольда мог быть исполнен без участия Арнольда. Морозов пожал плечами. — Я не могу... — Можешь! Ой как можешь...— Калиниченко сосчитал про себя до десяти. — Сейчас приедет кассирша, и ты все сможешь... А пока включи «Тефаль» и сделай кофе. Думаю, нам не повредит. Через двадцать минут подали автобус с ОМОНом, куда погрузили морозовскую «крышу». Наблюдавшие со стороны зрители были в шоке, как от выступления Копперфильда. На их глазах состоялось ограбление банка в областном городе! Это стоило многого. Омоновцы же, увидев бригаду Арнольда, были ошеломлены и повержены. Сопя в черные маски с дырками, они осознали свою причастность к тому, о чем будут говорить в веках. Пересчитав клиентов, они прониклись невероятным уважением к ЧК. Легенда уголовного мира Арнольд был кроток, как евнух после поста. Да и что суетиться: через двадцать минут он поедет домой, но не раньше чем перед ним многократно извинятся. «А вот завтра посуетимся от души!» Доставленная на службу кассирша не обратила особого внимания на происходящее. Дома кипели в баке банки: консервирование овощей было в разгаре. «Черт бы побрал эту работу...» Толстая кассирша делала все медленно и при этом совершала множество ненужных движений — тяжкое наследие прежней «сберкассовой системы». Она долго вынимала ключи, роняла их несколько раз, неторопливо шла к хранилищу, задевая за углы и потирая бока. При отключении сигнализации истошно заорала сирена, и всю процедуру пришлось повторять. Но, взяв в руки пачки, кассирша продемонстрировала высший пилотаж. Это было показательное выступление на конкурсе факиров мира. Она считала со скоростью «Пентиума». Лица американских президентов на купюрах слились в одно изображение. «Мультипликацию придумал кассир!» — наблюдая фокус, пришел к выводу Калиниченко. И при этом кассирша успевала считать! — Нонна Петровна — феномен. — Морозов любовался от души. — Между прочим, до сих пор считает на деревянных счетах. — Угу! — Калиниченко кивнул, не отрывая глаз от рук кассирши. «Нашел чем удивить. У нас в Конторе тоже...» Миллион Нонна Петровна пересчитала в момент... Морозов стал свободен. Пока. 26 Лента факса с «трактатом» сержанта-рэкетира вылезла на пульте дежурного по управлению. Связь была отвратительная: некоторые строчки вышли как сплошная черная линия. — С показаниями Левченко сверили? — Олег пересчитывал пассажиров. — Тихомиров сверил. Правда, цифры гуляют... — Цифры расходились несущественно, в основном по количеству мужчин. — А ты сам-то когда-нибудь считал пассажиров, с которыми едешь в автобусе? — Что я, ненормальный? — Вот и сержант — человек в здравом уме. Тем более что он наблюдал посадку со стороны. — Олег улыбнулся, разглядывая на листе пляшущих человечков. — Хотя после всего пережитого у него явно землетрясение мозгов. И верить всему можно с большим допуском. Честно говоря, не думаю, что он нам сильно поможет. Но чем черт не шутит. Итак, раз, два, три... Насчитали тридцать взрослых и пять детей. — Автобус, ответь... — Кому должен ответить автобус, Олег не знал. Позывной для оперативной группы в разговоре с бандитами определить не догадались. Да впрочем, это было и не надо — абонентов всего два: «Автобус» и «Поле». — ...Ответь мне. Рация молчала. — Выключили, что ли? — такое бывало, если с рацией обращаются неумело. Или если не желают, чтобы их беспокоили в критические минуты. Но динамик возмущенно пискнул. — Ну, слушаю. — Как дети? — Слушай, Дзержинский, дети при родителях и в вашей чекистской помощи не нуждаются. — Голос абонента был спокойный. — Деньги привезли? — Отвечай на вопрос. — Олег скрежетнул зубами. — Утром — деньги, вечером — ответы на вопросы. — Я спрашиваю, как дети. Ты понял? Деньги будут, если с людьми ничего не случится. — Угрожаешь? — Предупреждаю. — Отпустив кнопку, Олег выругался. — Не предупреждай. Мы не злодеи. Но бабки нужны. И чем быстрее, тем лучше. Олег взглянул на часы: заложники находились в плену уже около двадцати часов. — Как достанем, так получите. Я спросил, что с детьми. — Нормально. Все! Конец связи. Но помните, что я зря слов на ветер не бросаю. Темнота навалилась стремительно. Практически без сумерек. Автобус на дороге был почти неразличим. Олег даже не заметил, как пролетел этот день. Небо было безлунным, но очень звездным. Ни тучки, ни облачка. Черные, словно обугленные, вершины деревьев частоколом охватили поле. — Надо подсветить автобус. — Попробуем. Гусаков поежился. Не по погоде оделся, не по погоде. В шкафу второй год — от охоты до охоты — хранился нелепо сшитый, мятый, но невероятно теплый камуфляж. Как он был бы к месту сейчас! Гусаков завидовал коллегам из Москвы. На Олеге была теплая меховая куртка — человек бывалый, знает службу! Бойцы тоже хорошо упакованы. Многие натянули поверх одежды бронежилеты, хоть и титановые, но дающие дополнительное тепло. Правда, через какое-то время начинаешь ощущать усталость от непривычной тяжести, зато не околеешь. Более того, бывает даже жарко. Но сопревших меньше, чем замерзших. «Надо кого-нибудь послать в Контору, чтобы привезли со склада теплую одежду». Мелькнувшая мысль была контрпродуктивна: склад второй год радовал чистотой, пустотой и «нематериальностью» полок. Только кипы до сих пор не списанных фуражек с васильковыми околышами громоздились памятниками КГБ. Все фуражки были пятьдесят четвертого размера. Вместе с прочим обмундированием они завозились каждый год, а расходовались реже, чем фуражки других размеров. Головы столь несерьезного объема в Конторе были редкостью. Гусаков шагнул во мглу. Под ногами чавкала и похрустывала грязь, уже схватившаяся от легкого морозца. Осветить автобус можно было только одним способом — примитивным и естественным: развернуть наличные машины и включить фары. Вскоре, как по команде, заурчали моторы. Машины растянулись по опушкам и, развернувшись, как избушки, задами к лесу, полоснули галогенными фарами поперек поля. Рыкнул движок бэтээра: упругий, словно стальной меч, луч прожектора лег над землей. Как тогда, в октябре девяносто третьего, у Останкино. Этого Олег забыть не мог. В ту роковую ночь он с командой рванул на «Жигулях» к телецентру. Улица Королева напоминала праздничное гулянье. Вдоль тротуаров сплошной стеной стояли иномарки. Проезжую часть заполнили зеваки. Ближе к телевизионной башне народу было меньше, но страсти кипели яростные. По парку мотались бэтээры обезумевших «Витязей». Такой же тугой луч распарывал толпу, а поверх него бил крупнокалиберный... — Вы что там? — Голос в рации был взволнован. — Не шутите, в автобусе люди. — Нормально, успокойся. — Олег пытался говорить без дрожи в голосе. Только сейчас он понял, как непродуман был этот шаг. Неожиданная ночная атака, словно на Зееловских высотах, могла дорого стоить. — Успокойся! Мы включили свет. — Включите ближний! Если боитесь, что мы скроемся... «Грамотные. Боятся, что ослепим и... Ближний не так агрессивен». — Перейдите на ближний! — бросил Олег в темноту. Поле словно притухло. — Устраивает? — Устраивает. И не шалите. — Станция дала отбой. Прошло уже почти три часа, как гонцы отбыли за деньгами. Час-полтора — дорога. Туда-сюда — еще час. «Туда-сюда» — это накладки. Если накладки серьезные, можно добавить еще часа три. В таких случаях или решается сразу, или... Сейчас что-то не складывалось, но резерв времени еще оставался. Несмотря на это Олег тревожился, как обязан тревожиться руководитель операции, отвечающий за жизнь и своих, и чужих людей. Как ни странно, но автобус признаков озабоченности не подавал. То ли там понимают ситуацию, то ли владеют ею полностью! Опыт антитеррористических операций подсказывал, что агрессивность бандитов скоро начнет спадать. «Хотя кто сказал, что они агрессивны? Разговор хоть и бесконтактный, но вполне приемлемый. Если отбросить наигранность, а она вполне естественна, то ситуация несколько странная. Такое впечатление, что это не у нас, а у них все идет по плану».