— Не понял? — Мне нужно письменное распоряжение моего руководства. — А где оно? — Кто? — Банкир поправил очки. — Распоряжение. — Я не знаю. Мне звонили из администрации, спросили, есть ли деньги. Деньги, и в необходимом количестве, есть. И все. — Ты что-о? — Калиниченко остолбенел. — Ничего. Будет распоряжение, гарантийное письмо, доверенность... — А вот это видел? — зашелся от ярости Калиниченко. Затвор угрожающе звякнул. Банкир презрительно пожал плечами. — Я все понимаю, но ведь речь идет о государственных деньгах... — А я не на девочек прошу. — Щека у Калиниченко мелко задрожала. — А я на девочек не даю. — Акула-банкир был не лыком шит. — Будут документы... — А, блин! — Калиниченко схватил телефонную трубку. И вдруг обнаружил, что вызывной машины шефа совершенно вылетел из головы. К тому же это была открытая связь, и обсуждать по ней такие темы вряд ли следовало. — Я... я се-е-йча-ас... — Калиниченко погрозил кулаком. Он стремительно повернулся и вылетел из кабинета. — Ты и ты. — Он ткнул в грудь бойцов. — Встать у двери управляющего и держать, пока я не приеду. Шаг был оправдан. Тот мог в любой момент слинять — ищи потом ветра в поле. — Я в Контору. — Машина взвизгнула колесами. По ВЧ слышно было плохо, но Гусаков понял все с полуслова. Он сообщил новость Олегу, и тот выдал изумительную по красоте звучания эмоциональную фразу. С подобными накладками Соколов уже сталкивался. К автобусу с корейскими туристами, захваченному террористом на Васильевском спуске, деньги доставили только к исходу ночи. Доставили с приключениями и большими нервными издержками. Госбанк с такой задачей не справился. Только «Мост-банк» по приказу Юрия Лужкова выделил необходимую сумму. Правда, террорист не успел порадоваться свалившимся на него богатством. Голова, даже дурная, против пули — тьфу... Так и вынесли их поодиночке. Поодиночке и оприходовали. Один труп и один мешок с миллионом. Все произошло так стремительно, что группа захвата успела только отметить: миллион — не такая уж объемистая вещь. Через мгновение мешок скрылся в чреве инкассаторского броневика с надписью «Мост-банк»... Сейчас было просто счастьем, что фапсишники, несмотря на традиционную нерасторопность, развернули свою связь. Автомобильная станция до Москвы явно не доставала. Олег лихо вспрыгнул в кунг. Доклад Соколова не прибавил энтузиазма в Конторе. Местные руководители проявили поразительную легковесность, переложив задачу на плечи Москвы. Вязаться с коммерческими банками — радости мало. Но ничего другого не оставалось. Надо было просить, унижаться, взывать к патриотизму... Хотя какой ныне патриотизм... Выполнение задания было возложено на управление экономической безопасности. В принципе, один миллион для многих монстров банковского дела — не очень большие деньги. В обороте крутились миллиарды. Но рыночные отношения есть рыночные отношения. А отношения с Конторой — всего лишь отношения с одной из многих контор. Получив поручение, Саша Миронов, выпускник экономического факультета МГУ и опер УЭК, лично знавший президента коммерческого банка «Титан», глубоко вздохнул, как перед прыжком в воду. Президент был человеком сложным, иногда капризным. Многое зависело от его настроения. Иногда он заводился и решал вопросы с пол-оборота, иногда на него нападала ипохондрия и он становился упрям, как мул. Каждая встреча с ним была чревата непредсказуемостью. К счастью для опера, президент взял трубку прямого телефона — добрый знак. Готов принять — еще один добрый знак. И даже попытался рассказать анекдот — третий добрый знак. Три составляющих — почти закономерность. — Ну, с богом. — Опер повернул ключ зажигания. Банк располагался в самом центре Москвы. С одной стороны, близко, с другой... Попасть на Тверскую с Лубянки можно было только через два моста. Организация движения в центре Москвы претендовала на занесение в Книгу рекордов Гиннесса. Миронов — тоже. Права он получил две недели назад, его вождение напоминало пируэты коровы на льду. Трижды он глох на светофоре, потея под возмущенное фафаканье и соответствующие комплименты водителей. На Большом Каменном мосту он не смог тронуться в гору и чуть не ухандокал стоявший сзади «Москвич». Чем больше Миронов торопился, тем больше нервничал и потел. Вырулив наконец на Тверскую, он облегченно вздохнул и почувствовал себя почти победителем. Даже предстоящий разговор с капризным президентом банка не казался таким уж страшным. Паркуясь, Миронов все-таки стукнулся диском о бордюрный камень. В приемной, сбросив плащ на рогатую вешалку, он скользнул взглядом по зеркалу. Воротник рубашки был серым от пота. — Какие люди! — Президент широко развел руки. Хорошее настроение банкира вселяло надежды. 20 Ожидание затягивалась. По крайней мере, так казалось. Здесь время измерялось минутами, в Москве — часами. Надо было сделать поправку на переговоры, отдачу распоряжений, проходы по коридорами, проезды по Москве, автомобильные пробки, ожидание в приемных, политесные заходы, уговоры... Олег дернул последнюю сигарету из пачки Гусакова. — Последняя? — Кури, — снисходительно кивнул Гусаков. Скомкал пачку, поозирался, ища урну в поле, бросил под ноги. — Ну что, начальники? — Станция отвратительно зашипела. — Где бабки? — Не спеши, поехали. — Олег еле удерживался от грубостей. — Поехали. — Я знаю, что поехали. Знаю, что приехали. Бабки где? Олег переглянулся с Гусаковым. Информация в автобус поступала по собственному каналу. Офицер ФАПСИ скорчил отвратительную мину. — Сейчас решают организационные вопросы... — Быстрее решайте. Через час... Короче, эта смерть будет на вашей совести... — О какой совести ты, ублюд... — Олег поперхнулся. — Это будет на твоей совести. И если ты хоть пальцем кого... Я лично... — Ой, напугал! — Собеседник рассмеялся. — Наше условие прежнее. Все. Рация замолкла. — У них есть канал. — Офицер ФАПСИ смущенно пожал плечами. — Мы зафиксировали... — Почему молчите? — Я доложил. — Кому? — Своему руководству. — Мне на твое руководство... Здесь я главный. Ты понял? Я! И если ты еще посмеешь кому-нибудь, кроме меня, что-то доложить, я... — Олег озверел. — Я тебя... Он поискал глазами, никакой метафоры для этого «я тебя» не нашел и наподдал скомканную сигаретную пачку с такой силой, что грязь с ботинка полетела мелкими брызгами. — Москву! Соедини! 21 От первого удара голова Зеленого почти слетела с предательски хрустнувшего позвоночника. «Не верь беглым зэкам». Это была, кажется, 132 заповедь. Зеленый не помнил: очень болела голова. — Ну что, сучок, продолжим пляску святого Вита? — У лица Зеленого, почти касаясь его, висела огромная прозрачная капля. От отвращения Лева дернулся и пришел в себя. Капля висела на огромном, можно сказать, необычайно огромном носу человека, которого — если, конечно, отодвинуть его на приличное фокусное расстояние — вполне можно было назвать интеллигентным. — Ну? — снова спросил он. — Какую пляску? — Зеленый вспотел. — Вот эту. — Тело пронзил разряд электрического тока. Самое острое ощущение в жизни Левы было связано с удалением гланд. Это было гораздо острее и... пикантнее.