– Преклони колени, рыцарь Роберт де Аркур Амбле. Фоке быстро подложил под них бархатную подушку. Герцог подошел и, размахнувшись, ударил Роберта по щеке, а потом дал ему подзатыльник. – Будь храбр! Это единственный в своей жизни подзатыльник, который рыцарь, получал, не возвращая. С этих пор любая другая пощечина для него страшное оскорбление чести, и ее позор смывается лишь кровью врага. Подошел священник и начал читать молитвы. – О пресвятой Господь, Отец всемогущий, Ты позволил на земле использовать меч, чтобы обуздать злобу дурных людей и отстоять справедливость, для защиты народа пожелал создать рыцарей, склонив их сердце к добру; сделай же так, чтобы Твой слуга, находящийся здесь, не применял никогда этот или иной меч с целью нанести несправедливую обиду человеку, но чтобы он всегда служил для защиты справедливости и права. Карл принял из рук Илберта меч, и поочередно перекладывая с одного плеча Роберта на другое, закончил церемонию посвящения в рыцари. – Давайте отметим это событие, как следует, – мрачно сказал Карл Смелый, – тем более, что завтра на расвете нас ждут не такие уж приятные заботы. Утром после коротких разбирательств и еще более короткого суда под бормотание все того же священника, перед всем войском, повесили с дюжину солдат, якобы виновных в позорном отступлении. Роберт стоял рядом с отцом во время казни и у них состоялся странный разговор. Тот находился в мрачном расположении духа. На вопрос Роберта, о причинах немного подумав, ответил. – Мы проигрываем войну. Недалек тот час, когда бургундскому герцогу придется принять последнее сражение. И я думаю, оно будет не в нашу пользу. Швейцарцы объединились в князьями Фридриха и Рене Лотарингского. В Пикардии мятеж. И все явственнее во всей этой сваре просматривается лисий нос нашего короля Луи. Меня также беспокоят кондотьеры из Италии. Они недовольны, их все труднее удерживать в рядах нашего войска. – Мы не можем сейчас оставить Его Высочество, – воскликнул Роберт. – В том то и дело, что уже не можем. Он сегодня связал нас с собой узами чести. А мы Аркуры из Нормандии, мы всегда принадлежали королевскому домену. Мне пришлось вызвать к нам из наших земель еще три десятка людей. Черт побери, там скоро вообще не останется мужчин. И поверь, нам не забудут службу у герцога Бургундии. Остается лишь полагаться на волю Господа нашего и на великодушие короля Франции, – немного помолчав, добавил, – если мы останемся живы. В подтверждение слов Илберта вскоре состоялось судьбоносное сражение при Нанси. Карл смог второй раз осадить эту столицу Лотарингии, недавно отвоёванную у него герцогом Рене. Успех уже почти был у него в руках, так как несчастные жители города готовились сдаться из-за голода и болезней на милость победителя, как к городу подошло союзное швейцарско-лотарингское войско под командованием самого Рене. Оно по многочисленности в два раза превосходило войско Карла Смелого. Но бургундцы, несмотря на это, имели в своем распоряжении больше артиллерии. На что и рассчитывал сам Карл. – Я огнем бомбард раскидаю швейцарских пикинеров, перемешаю со снегом и мерзлой землей их собачьи мозги, а потом мои славные рыцари одним неудержимом ударом сметут их обратно в ад, откуда они пришли, – сказал он во время военного совета в своем шатре накануне битвы. Но все сложилось не так, как он рассчитывал. Началась сильная метель. Роберт стоял в первых рядах рыцарского строя готовый по приказу герцога броситься на врага. Впереди шли какие-то невнятные передвижения неприятеля. Он повернулся к отцу. – Ни черта не видно. Что они там затеяли? Тот в ответ лишь мрачно кивнул, сбивая железной рукавицей, снег с забрала. – Лучшим сейчас для нас исходом было бы отступить в лагерь. Не нравится мне их крысиная возня перед нашим носом. Через некоторое время с правого фланга послышались выстрелы бомбард. Рыцари приободрились. Роберт повел плечами, разминая их перед битвой. Метель немного стихла, хотя еще редкие снежинки кружились над озябшими рыцарями. Но тут раздались крики с левого фланга. Роберт повернулся и увидел, как из небольшого леса, на который Карл рассчитывал, как на естественную преграду для войск своего врага хлынули швейцарские пикинеры ощетинившиеся своими длинными и крепкими пиками. Спереди, те же острые пики швейцарцев. – Проклятье посмотри туда! – указал рукой Илберт, на правый фланг. Лотарингская конница прошла по другому берегу быстрого ручья, не получив урона от выстрелов бомбард и устремилась на врага. – Ну, готовься сын мой, пришел наш час, – сказал он, – да хранит наши души Пресвятая Богоматерь, пусть просит она сына своего Иисуса смиловаться над нами и простить наши грехи совершенные нами с умыслом и без умысла. Храни нас Господь! Аминь! – Аминь! – повторил Роберт. Илберт перекрестился и закрыл забрало. Удар союзного войска швейцарцев и лотарингцев с двух сторон был страшен. Главную ударную силу войска Карла Смелого – строй конных рыцарей, смяли с двух сторон. Они словно попали в беспощадный лязгающий водоворот. Тысячи длинных пик вонзились в гущу людей, закрытых от вражеского помысла крепкими доспехами, даже не дав им развернуться. Все вокруг наполнилось криками, руганью, проклятиями, лязгом железа, ржанием раненых коней, треском сломанных пик и предсмертными воплями. Тяжелые рыцари, стесненные пиками, стали легкой добычей солдат, вооруженных алебардами с крючьями. Их стаскивали с коней и добивали на земле, рубя топорами алебард. Многие швейцарцы, вооруженные молотами, высоко подняв их над собой, били что есть силы по шлемам упавших рыцарей стараясь размозжить им черепа. Рыцари пытались подняться прикрываясь щитом или рукой в доспехах, но снова падали сбитые с ног. Наиболее проворные швейцарские воины вонзали мечи, стараясь попасть в щели между доспехами. Роберт убрал меч и, закинув щит за спину, вооружился боевым молотом. Он крепко держа поводья кружился на месте, разбрасывая телом одоспешеного коня врагов и одновременно бил изо всех сил сверху клевцом, пробивая барбюты и тем самым круша головы швейцарцев. С десяток их уже лежало под ногами его коня, когда Роберт понял – в пылу сражения Илберт и Карл пропали из виду. Полотнища их знамен не трепетали на холодном ветру. Он уже получил несколько чувствительных ударов пикой, но продолжал наносить удары. Вокруг стоял невообразимый гул сражения и рыцарь потерял ориентиры, говорившие ему, где он находится. Роберт пару раз пытался приподняться в стременах и оглядеться, насколько это позволяло забрало, но тут же получил хороший удар алебардой по щиту, висевшему на спине. Удар сильный и неожиданный, который его едва не выбил из седла. – Проклятье! – выругался он и резко развернул коня, – Получи, дьявол! Роберт ударил клевцом по голове пробившегося к нему через общую свалку битвы пикинера, натянул поводья и, безжалостно топча копытами своего коня смертельно раненого швейцарца, воспользовавшись моментом, направил коня в самую гущу, где по его соображениям должен был находиться его отец. Боевой конь, хорошо приученный к сражениям, шел вперед, как скала среди морских волн, рассекая своей одоспешеной грудью солдат неприятеля. Они пытались бить его по глазам, чтобы ослепить животное и сделать его неуправляемым. Но Роберт вовремя, управляя поводьями, склоняя голову коня, подставляя крепкие латы и бил в ответ клевцом на длинном кованом древке круша головы смельчаков ставших у него на пути и стараясь ненароком не ударить бургундцев. Скользя по перемешанному с мерзлой землей и кровью снегу, конь вынес его таким образом на небольшое пространство, где сражаться уже было некому. Зато в большом изобилии лежали изрубленные мертвые тела бургундцев и швейцарцев. У основания небольшой кучи тел и изувеченных останков Роберт увидел тело своего отца в измятых доспехах. Один из предплечников, по-видимому, сорванный крюком алебарды, лежал рядом удерживаясь на одном ремешке, а сквозь не защищённое пространство, в подмышку вошла швейцарская пика – гроза всех рыцарей. Ее большой обломок сжимал в мертвых руках пикинер, лежавший на Илберте, а во рту у него торчал меч славного рыцаря, последний его удар на поле битвы. Тяжело дыша, Роберт спешился и подбежав к отцу откинул его забрало. Он был еще жив. Пика войдя в подмышку, пробила грудь рыцаря и вышла через шею. Илберт умирал. Роберт держал на руках отца, чувствуя, как по лицу текут слезы. – Мой мальчик…, – слабеющим голосом сказал Илберт, – прощай мой славный сын… Хорошая была битва. Залитое кровью лицо исказила гримаса боли. – А ведь она была права… Ста… Будь она… – Кто? – воскликнул Роберт. Илберт коротко вздохнул и, собрав последние силы, сказал. – Совсем скоро я увижу свою красавицу Элизу… Прими Господи душу мою грешную… Каюсь перед ликом твоим во всех своих прегрешениях… Да Элиза, я вижу тебя, возьми меня за руку! – вскрикнул Илберт и тело его обмякло. Роберт, стоя над телом своего отца, огляделся и увидел, как бургундцы побежали, преследуемые конницей Лотарингии и легковооруженными швейцарцами. Стяга Карла Смелого нигде не было. Это означало, что битва, как и война, окончательно проиграны и теперь будет настоящая резня побежденных – горе им. Но его это уже мало занимало. Роберт с большим трудом поднял тело Илберта, положил на спину своего коня, вытащил меч из головы пикинера, хорошенько очистил от крови, вытер и вложил в ножны. Теперь нужно добраться до Нормандии, где в их небольшом семейном склепе тело славного рыцаря Илберта найдет свое последнее пристанище. Возвращаться в лагерь, чтобы забрать деньги, вознаграждение, полученное от Карла, и награбленное в городах Лотарингии, не имела смысла. Сейчас там хозяйничают союзные войска швейцарцев, австрийцы и солдаты герцога Рене. Роберт развернулся, и, пока появилась возможность беспрепятственно покинуть поле битвы, направился в Нормандию. Уже на пути в родные земли Роберт услышал печальные известия о кончине Карла Бургундского Смелого, которого враги называли Ужасным. Его обмороженное и полностью обнаженное тело нашли через два дня в ручье. Оно лежало в воде с расколотой от удара алебарды головой, с обезображенным дикими животными лицом, грудь и поясница в многочисленных ранах от ударов копий. Его личный лекарь едва смог опознать и подтвердить, что это тело Карла Смелого, последнего герцога Бургундии. Рене II, герцог Лотарингии, повелел с почестями перенести и захоронить останки последнего настоящего рыцаря Европы в Нанси. Вернувшись в Нормандию, Роберт застал свои земли в полном запустении. Жерар плохо справлялся со своими обязанностями. Он нанял управляющего, но попался пьяница и хитрый плут, который окончательно загубил остатки торфяного промысла. Роберт в гневе выхватил меч и уже приготовился зарубить мошенника, но, на счастье для пройдохи, пришел сельский священник и, взывая к великодушию юного рыцаря, выпросил для управляющего помилование. Как Роберт узнал позже, с этим священником управляющий и пропивал те небольшие деньги, что шли от торфяной торговли. Денег же, которые Роберт привез из Бургундии, хватило лишь на то, чтобы достойно поместить тело Илберта в семейный склеп рядом с останками жены. Снова бедность и неизвестность. Но в истории человечества войны занимают, пожалуй, большую ее часть. Началась очередная война с Англией, которая, несмотря на свое поражение в Столетней войне, не отказалась от своих притязаний на французский престол. А раз война, значит, есть и работа для рыцаря. Французский монарх собирал под свои знамена всех рыцарей и воинов, обещая деньги и королевские милости. Роберт, недолго думая, собрал отряд из десятка человек. Это, пожалуй, были последние мужчины в его землях, способные к ратному делу. Больше собрать он уже не мог. Основу небольшого отряда составили семеро солдат, что вернулись с ним из Бургундии. Попрощавшись с Жераром и помолившись у могилы отца, он отправился к Амьену, где король собрал войско под предводительством одного из своих маршалов Филиппа де Кревкёра. Последнего Роберт знал хорошо, так как раньше тот занимал должность маршала у Карла Смелого, а после его смерти перешел на сторону Людовика XI, заслужив его доверие тем, что подписал от лица Бургундии Арасский договор, по которому земли Карла отходили Франции. Поэтому Роберт без тени сомнения в душе отправился в Амьен, чтобы присоединиться к войску короля. Как он и рассчитывал, де Кревкер принял его радушно, чего нельзя было сказать о его дальних родственниках Аркурах, тоже состоящих в войске. С одним из них дело едва не дошло до поединка, если бы в ссору не вмешался сам король, строжайше запретивший дуэль и пригрозивший нарушителям виселицей – казнью, позорной для благородного человека. Батист Аркур, выходец из богатой ветви этого славного нормандского рода принадлежал к тому типу людей, которых принято называть задирами и наглецами. Он, пользуясь своим положением, большую часть времени проводил в веселых кутежах и веселье. Едва Роберт объявился в войске, как сразу же стал мишенью для его наглых выпадов. На приеме у главнокомандующего он бесцеремонно подошел с приятелями к Роберту, и вызывающе оглядев его с головы до ног, спросил. – А что любезный кузен, бургундский пес не успел щедро заплатить тебе, перед тем как отправился в ад? – А тебе что за забота? Хочешь, чтобы я тебе кинул пару денье? – ответил Роберт. Батист рассмеялся. – Я смотрю, ты научился у него хорошо кусаться! Я видел твои доспехи, они похожи на сковороды моей кухарки. Вот я и беспокоюсь, чтобы ты выглядел, как настоящий Аркур. – У тебя есть великолепная возможность опробовать их крепость в честном поединке. Уверяю тебя, мой любезный кузен, тебе станет также жарко, как куску оленины на сковороде твоей кухарки. Не успел его противник ответить, как в зал вошел Филипп де Кревкёр. Все замолчали и обратили свои взоры на маршала короля. Он прошел через весь зал и молча встал у стола. По толпе пронесся легкий шум, словно небольшой ветер, тронул листву деревьев. Вошли два королевских стражника с алебардами и встали по обе стороны у входа. За ними вошел распорядитель в синем камзоле, расшитом белыми королевскими лилиями, и громко объявил. – Его Величество король Франции! После того, как он перечислил все титулы, вошел худой, болезненного вида юноша лет семнадцати. За ним вошли люди из свиты, но самыми важными были Анна де Божё и Луи де Ла Тремуй. Несмотря на свой надменный вид, регентша Анна де Боже, дочь короля Людовика Благоразумного, была женщина достойная и великолепная. О ней ее отец говорил, что она – наименее глупая из всех женщин Франции и восхищался ее умом и дальновидностью. Ее правая рука Ла Тремуй начинал свою службу при дворе еще пажом и снискал особое расположение монарха. После смерти короля он поддержал Анну де Боже в борьбе за регентство и в данный момент осуществлял общее руководство войной. Король не спеша прошел через весь зал в сопровождении своей сестры, сел за стол и оглядел всех присутствующих. Анна де Боже встала у него за спиной, как и полагается регенту. – Я приветствую всех благородных людей, откликнувшихся на призыв своего короля в эту трудную для нас минуту. Всех рыцарей чести, верных своим клятвам защищать своего короля силою своего оружия и твердостью своего духа. Я с прискорбием и величайшим сожалением сообщаю о дурных замыслах троюродного брата моего усопшего отца на монарший престол, который я занимаю по праву своего рождения, данного мне Богом и подданными. В зале прошел легкий шум от возмущенных вздохов и шепота. На лице Анны промелькнула едва уловимая тень удовлетворения. – Представляю вам нашего коннетабля, доверенного друга нашего. Это наша длань с мечом, Филипп де Кревкёр, сеньор д’Экёрд. Он возглавит нашу справедливую войну против англичан и войск императора Максимилиана, призванных нашим же троюродным дядей герцогом Орлеанским. И мятежными благородными людьми из северных и восточных земель нашего государства, возбуждаемые все тем же нашим троюродным дядей, и которые создали мятежный союз «Лига общего блага». После приема этим же вечером был званый ужин в шатре Филиппа де Кревкёра, на который он пригласил по старой дружбе Роберта, что стало весьма неожиданно для Батиста Аркура. Ужин проходил в присутствии короля, что являлось событием необычайно важным. Роберта усадили за стол, где сидели рыцари из Нормандии и почти рядом с ним оказался Батист. Увидев Роберта, он изобразил отвращение на своем лице и сделал жест, словно отгонял от себя мух или неприятный запах. Роберт никак не мог взять в толк, почему он вызвал такую неприязнь у него. Он просто еще не ведал то, что уже знал Батист де Аркур – крестьяне, из близлежащих деревень добывая торф на болотах земель Амбле, обнаружили самородное серебро. И богатые Аркуры из ветви Олондэ задумали забрать себе эти земли, ранее не представлявшие для них никакого интереса. – Тебе дурно, любезный кузен? – участливо спросил Роберт. – Мне всегда дурно, когда рядом со мной находятся бастарды, зачатые кухарками от болотного рыцаря. Попахивает тиной и дурной кухней. Друзья Батиста громко и весело засмеялись. Роберт почувствовал, как ярость закипела в нем, и он уже был готов схватить нож со стола, чтобы воткнуть его в грудь наглеца. Но подавив гнев, спокойно ответил. – Я знаю одно очень полезное средство от всех видов дурноты, присущее напыщенным болванам вроде тебя, любезный кузен. Оно лечит один раз и навсегда – это мой меч. Если ты согласен, то я пропишу тебе лечение, которое тебя излечит, как я обещал, раз и навсегда. Батист наклонился вперед и прошипел. – Я к твоим услугам, сын болотного рыцаря. Когда я надену твою голову на свое копье, оно станет особенным украшением моей коллекции. Они оба встали и, поклонившись королю, обратились с просьбой разрешить поединок чести. Карл Любезный нахмурился. Он чуть наклонил голову к Ла Тремую. Король выслушал его, и поджав губы поднял ладонь, отстраняясь от советника. Несмотря на свой юный возраст и прозвище Любезный, характерам он обладал довольно жестким. – Мне требуется от вас сила вашего оружия в борьбе за мои священные права, а вы вместо этого устроили здесь грызню, как два пса. Объявляю вам моей волей запрет на ваш поединок и под страхом наказания за дерзкое нарушение оного. К нарушителям в пределах моего домена будет применена самая суровая мера, причем не достойная благородного человека.