Демьян быстро разделся, оставшись стоять голым, посреди улицы и протянул одежду парню. «И опять я без всего. Да что ж у них тут за хрень такая всех раздевать!?» Протягивая ему, ворох своей еще теплой от тела одежды он, дрожа от холода, прикидывал – сколько у него шансов, швырнув ее в лицо грабителя, выиграть время и убежать. Но куда бежать? Сзади острый нож коротышки, больно упираясь, уже надрезал кожу, и Демьян почувствовал, как тонкая теплая струйка крови потекла по пояснице. Во всем теле появилась предательская слабость, а на душе опустошенность и покорность судьбе. «Пусть будет так, как будет», – обреченно думал Демьян. Внезапно из кучи одежды выпала половина монеты, что дал ему Гастон. Парень быстро подобрал ее, внимательно посмотрел и сказал: – Где ты ее взял? В его голосе уже отсутствовало угрожающее ехидство, а появилась странная заинтересованность. – Я – я, – заикаясь от холода, ответил Демьян, – мне ее дал один человек в тюрьме. – В тюрьме? – удивленно переспросил парень. – Да, он просил меня найти какого-то его друга Пьера Удачливого Рыбака с улицы рыбьей Требухи, отдать ему эту половину монетки. Парень протянул ему одежду обратно. – Ну-ка, расскажи мне, как он выглядел этот твой приятель из тюрьмы. Демьян описал ему внешность Гастона. – Он не просил тебя, что-либо передать Пьеру Удачливому Рыбаку. – Это я могу сказать только самому Пьеру, – уперся Демьян. – Вот балда, – усмехнулся парень, – а кто ж перед тобой стоит! – Это улица Рыбьей Требухи? – А то какая же! Вон взгляни-ка, налево, видишь там река? Это, святая девка Сена, утром здесь рыбаки продают свой улов. Здесь же и потрошат рыбу. Ну что усек? Я и есть Пьер Удачливый Рыбак. Демьян посмотрел налево и действительно там поднимался клубящийся белый туман от реки, которая отдавала дневное тепло накопленное водой прохладному утру. В воздухе стоял запах гниющей рыбы, который он даже не заметил. Не он нашел улицу, а улица сама нашла его. – Тысяча чертей, – выругался Пьер, – мы все гадали, куда запропастился Гастон. А он оказывается, в тюрьме прохлаждается. – Миленькое дело, – засмеялся коротышка Тиль. – Там мало приятного, месье Пьер, – Демьян совсем не разделял его веселья. – Я верю тебе приятель, но у мастера Жиля не заскучаешь. Так что тебя просил передать Гастон? – Черные вороны пленили сокола, но солнце ему дадут увидеть на тридцати скворечниках, только соколу лететь вдоль реки. И потом он еще сказал. Хромая сорока стрекотала на соседнее дупло, да вот с ветки упала. – Очень хорошо приятель, – задумчиво проговорил Пьер, – его хотят вздернуть не на лестнице правосудия епископа Парижского, а на королевской виселице в Монфоконе. Наш монарх не обидел своего собрата. Вот так дела, королевские почести! Демьян к этому времени уже оделся. – Месье Пьер, вы не могли бы мне помочь добраться до дома. Я, как вы верно заметили иностранец и еще очень плохо ориентируюсь в Париже. – Сам я не смогу, у меня появилось очень важное и неотложное дело. Мне нужно собирать ребят, чтобы отбить Гастона, когда его отправят по дороге вдоль реки на виселицу. Скоро рассвет, нужно торопиться. Видишь ли, ты только, что оказал услугу королю воров и бродяг всего Парижа Гастону по прозвищу Божественная рука, он же и наш ночной король Франции. Он немного подумал и сказал. – Ну и тебя отпускать одного, тоже не с руки. Тиль, я пойду, соберу ребят, а ты проводи нашего друга до дома. Демьян посмотрел на коренастого коротышку, который стоял рядом и продолжал криво улыбаться своим редкозубым ртом. «Как же мне везет на такие знакомства, даже здесь в пятнадцатом веке мне никуда не деться от организованной преступности», – подумал он. – Месье, не смотрите на его культю, поверьте, он и одной клешней управляется с ножом за десятерых. Кстати, что за сорока вас сдала в лапы святош? – Какой-то калека Жо из Амбуа. Представляете месье Пьер, до этого я его щедро угощал вином и он вот так со мной.… Вот такая оказия, – пожаловался ему Демьян. – Ну, это известное дело, в Париже никому нельзя довериться. Вот что, Тиль, проводишь нашего друга и загляни на рынок, найди нашего общего знакомого, этого вонючего пса Жо из Амбуа. Коротышка Тиль теперь не просто улыбался, а просиял от счастья. – В общем, навести эту сороку. Сначала отрежь ему язык, а потом выпусти ему кишки. Нужно чтобы все нищие попрошайки знали за что. Ну все мне пора, время дорого, а то придется Гастону болтаться в петле. Он, прощаясь с Демьяном, махнул рукой, повернулся и пошел, насвистывая какую-то песенку. Но через пару шагов остановился, словно что-то забыл. – Эй, приятель, – окликнул он Демьяна, – возьми! Он швырнул ему половину монеты, что дал Демьяну Гастон. – Это теперь твое, можешь без боязни ходить ночью по всему Парижу. Демьян стоял и смотрел на уходящего в речной туман Пьера Удачливого Рыбака. Коротышка Тиль потянул Демьяна за рукав. – Пора месье. Через несколько минут они вышли на рыночную площадь уже знакомую Демьяну. А еще через пару минут Демьян нашел вход на улицу, на которой спасительным маяком чернела дверь – вход в их с Бруно лавку. Он поблагодарил Тиля за заботу о нем и пошел по улице, ища заветную дверь. Тиль на прощание в очередной раз осклабился своей улыбкой похожей на прореженный забор из короткого штакетника и чуть ли не вприпрыжку побежал по своим делам. Демьян увидел спасительную дверь, только он взялся за кольцо, чтобы постучать, как услышал где-то в районе торговой площади душераздирающий вопль. Демьян содрогнулся. «Похоже, коротышка Тиль отыскал, несчастного Жо калеку из Амбуа. Я не хотел этого», – подумал он, искренне жалея попрошайку и твердо постучал в дверь. Глава 11. Первые бизнес планы За дверью раздались тихие, осторожные шаги. – Открывай Бруно, это я! Дверь сначала немного приоткрылась, Демьян увидел испуганные глаза Бруно. Потом дверь широко раскрылась, впуская Демьяна вовнутрь. – Дёма! – радостно завопил Бруно, бросаясь ему на встречу. Но не успел он обнять своего друга, как Демьян сильно размахнулся и ударил со всей силы Бруно в лицо. Тот отлетел к деревянному прилавку. – Прости друг, – запричитал он в ответ, – прости, я сам не знаю, как так получилось. Я бы тебя не бросил, я бы тебя выручил. – Как? – зло спросил Демьян, – вызвал бы ОМОН из нашего времени? Или может сам пошел штурмовать тюрьму Шатле? – Ну, прости Дёма, – пролепетал Бруно, вытирая кровь из разбитого носа, – ведь все же обошлось… – Да! Обошлось по совершенно чистой случайности! Ты никогда не висел голым на дыбе с вывернутыми назад руками? Ты хоть раз смотрел в глаза мяснику-палачу мастеру Жилю? Ты ожидал казни через сожжение Гревской на площади? А может ты попадал на гоп стоп ночью в средневековом Париже, когда коротышка садист готов проткнуть тебе почку, только лишь чтобы снять эти проклятые штаны из вонючей шерсти!? Демьян замахнулся над лежащим перед ним Бруно. – Ну, прости брат, – жалко сказал Бруно. Демьян опустил руку. На прилавке стояла та самая бутыль с кривым горлышком, он подошел к ней и прямо из горла выпил все вино. У него прошла злость на Бруно. Хотелось спасть, есть, это две самые главные потребности организма, одолевавшие его в этот момент. Он вдруг почувствовал страшную усталость, она навалилась так, словно кто-то огромный как медведь навалился на плечи, придавливая к полу, хотелось упасть прямо здесь на полу и забыться во сне. – Ладно, хватит об этом. Здесь в доме есть кровать или диван? – устало спросил он. Бруно вскочил. – Да на втором этаже, пойдем я тебя провожу. Они поднялись по скрипучей лестнице на второй этаж. В одной из комнат стояла старая кровать с балдахином покрытая толстым слоем пыли, в углах паутина висела огромными сосульками. «Да уж, апартаменты», – подумал Демьян, – да плевать!» Так как иного варианта не намечалось, он с размаху, словно подрубленный ствол дерева, упал на кровать, подняв вокруг себя клубы пыли. Пыль кружилась над ним как дым, казалось, он плыл в этом дыму по реке, мимо Гревской площади, мимо Большого Шатле, мимо Монфакана, мимо Нотр Дама мимо его горгулий на стенах, все дальше и дальше. Дышать свободно не давала плотная куртка из кожи с рукавами из сукна. Демьян решил развязать шнурки на куртке и нащупал маленькое письмо в конверте. Он достал его, покрутил и решительно подковырнул бордовую восковую печать, с хрустом развернул лист бумаги сделанный вручную. От бумаги исходил грустный аромат розы. Черные чернила, буквы с красивыми завитушками, несколько букв растеклись, словно кто – то капнул на них несколько капель воды. «Si tu m'aimes, parce que tu m'en parles, je t'en prie, laisse – moi tranquille. Je ne vous aime pas et je ne peux pas rendre votre attention. Vos tentatives infructueuses pour changer cela ne feront que détruire mon nom honnête et m'apporter des souffrances imméritées. Hélas, je n'ai personne en qui avoir confiance, il n'y a personne pour qui trouver une protection, et vous l'utilisez perfidement. C'est tellement cruel, ça fait tellement mal. Désolé si mon refus vous a offensé, il ne sera pas autrement. Sybil[5]