– В следующий раз найму каскадёра, – пообещал я. Он неодобрительно смотрел, как мы усаживаемся на край постели. Вся ситуация выглядела настолько абсурдной, что я испытал желание моментально покончить с ней. Сейчас же. Любым способом. Даже стать «мальчиком» Дитриха Трассе, если понадобится. – Они вкололи ему какое-то вещество, – тихо сказала Афрани. Она обращалась к этому старикану в обход меня, говоря обо мне, как об опасном звере. Усилием воли я подавил раздражение. Но не до конца. Оно тлело внутри, как ядовитый цветок, желающий распуститься, и я подумал о пламени, которое выстрелит в пять тридцать, если я ничего не напутал. – И мы все превратимся в тыкву. – Он бредит, – сказал старик. – Эрих, вы бредите? – С-слегка, – губы превратились в узкие лезвия, и согласные застревали на сгибе. – Вс-сё равно. Не меняет. Ничего не меняет. Бу-бу-бу. Афрани шептала. Сиреневые змейки юлили по комнате, сквозили по простыням. Без малого пять. Или уже начало шестого? Я не отказался бы выпить водки. На Афрани тёмная кофточка и чёрная юбка, на шее – синий платок. Я поискал глазами пижаму, которую мог бы на себя натянуть. На худой конец, сгодилась бы и смирительная рубашка. – Я даже не знаю, смогу ли… – пробормотал старик, имя которого начиналось на «М». Или на «Д»? – Начнётся паника. И куда мы можем спрятаться? Нас же везде найдут. И шум. Фельдман плохо ходит. Ведь даже спуститься, спустить женщин со второго этажа… – Здесь есть лифт. – Он шумит. И как вы планируете всех разбудить? Объяснить? Безумие. Всё это безумие, от первого до последнего слова. – Можете оставаться, – сказал я. На его тёмном, худом лице отобразилось отчаяние. Он понимал, что оказался в ловушке, и винил в этом меня. Но кое-чего он ещё не понимал. – Вы для них материал, – сказал я. – Просто «брёвна». С хорошим уходом и индивидуальной могилой. Между собой они называют вас «тараканами». Он поднял глаза. И вдруг лицо заострилось, полыхнуло враждебностью: – Вам-то не привыкать! – Точно. – Боже мой! – скрюченный палец описал кривую и уставился в мою грудь. – Палач. Мальчишечка. Ах… порода… И вы ещё набрались наглости вломиться сюда? – Он отбросил своё покрывало и спустил ноги, нащупывая туфли, он трясся и задыхался. – Вы! Подонок. Штурмовичок. Кто вы такой? Зачем вы сюда пришли? – Чёрт его знает. Я отвернулся. Его тень угрожающе выросла над моей головой. Наверное, он искал, чем бы меня ударить. Афрани что-то шептала, её тень хваталась за наши тени, и от термометра веяло жаром. – Эрих. Эрих Коллер! – Так точно, – сухо сказал я. – Zu Befehl!11 – Эрих! Афрани опять прижалась ко мне, и моё сердце растаяло. – Сколько времени? Вместо ответа она поглядела в окно. Мы все повернулись – и вовремя. Потому что как раз в это мгновение ночь расцвела крупным цветком и потом.... *** «БУМ-М-М!» «ГР-Р-РАДА-БУМ-М!» Ударная волна выбила стёкла. Гремящий ливень осколков дохлестнул до двери. Кровать отшвырнуло в сторону. Я услышал пронзительный крик и тут же вой автомобильной сирены. Голоса. Комнату заволокло дымом. Кто-то надрывно закашлял, застонал совсем рядом. Мауэр? Дверь выбило, и она болталась на петлях, натужно поскрипывая. Пиротехника отыграла на все сто! Но что со вторым пакетом? Он мог сдетонировать в любую секунду. Потому что кто-то прокололся с бризантностью12. – Значит, не гексоген… Рот был набит кирпичной крошкой, и вместо слов вырвалось тупое мычание. В любом случае оправдания, кажется, отменялись. Раздался мощный треск. Под окном закричали, и пламя взметнулось к небу. Оно бушевало совсем рядом с забором, и отсюда его жар ощущался как трепещущее тепло. На оранжевом фоне сновали люди. Их чёрные фигуры метались и сталкивались под треск автоматной очереди, которая разорвала воздух, но тут же затихла. Всё это напоминало разбуженный муравейник. – Мамочки, – вздохнула Афрани. Я помог ей подняться. Она мелко дрожала, но в целом вела себя молодцом. Даже не всхлипнула. Мауэр кашлянул. Отброшенные ветром полы халата болтались как крылья, и на носу алела царапина. Руки дёргались. Он смотрел на меня так, будто хотел разорвать на мелкие части. Он смотрел на меня, как на придурка с гранатомётом, и в его глазах я увидел страх и надежду. Всегда. Одно и то же, во веки веков… – Вот видите, – сказал я ему. – Теперь-то уж никого не придётся будить. Глава 12. Эвакуация Взрывная волна прошлась главным образом по фасаду. Большинство же палат – пять из семи, включая объединённые – выходили окнами на внутренний двор. Шагнув в коридор, я сразу услышал говор и монотонные причитания. «Уши! Мои уши! – Биберхен? Где вы?.. – Ошторожно же! – Ай-ай, уши!..» Подслеповатые летучие мыши в серых халатах слепились в толпу, в центре которой кто-то громко и визгливо стонал, в то время как настоящая боль поскуливала где-то у стенки. Сгорбленная женщина в розовой вязаной кофте, накинутой на халат, прижимала ладонь к разбитому лбу. Между пальцами просачивалось чёрное, вязкое, капало на одежду. – А ну! В сторону! Два санитара, грохая ботинками, врезались в толпу, расшвыривая её локтями. Они не церемонились. Я поспешно отступил, и они промчались мимо с яростью молодых животных, издавая запах разогретого пота. – Что делать? – спросил Мауэр. Он был бледен. – Постарайтесь привлечь их внимание. Успокоить. У нас мало времени. Я не надеялся, что его попытки возымеют какое-то действие. Они и не возымели. В панике стадо подчиняется вожаку, а уж кем-кем, а вожаком Мауэр не был. – Проверьте лифт, – сказал я Афрани и кивнул, показывая направление. Грузовой лифт находился в каморке сразу за лестницей. Справа, на кольцах, висел толстобокий красный огнетушитель. Сейчас кольца были свободны, и шкафчик с пожарным шлангом обнаружил сиротливую пустоту. – Послушайте! – надрывался Мауэр. – Фрау Бибер! Альберт! Кто видел Альберта? Его не слушали. – Фельдман! Фрау Бибер? Я решительно ввинтился в спины, раздвинул их и протиснулся внутрь. Безобразно толстая женщина, икая, мотала головой, словно в истерике. С её фиолетовых щёк сыпались слёзы и капли пота. Одной рукой отпихивая маленького старичка, она испускала громогласный нескончаемый визг и билась в руках соседей, как белая рыбина. – Мои уши! Уши-уши-уши! Мои уши-и-и! Я хлестнул её по щеке, и она замолчала. – Хальт! – гаркнул я в выпученные глаза. – Молчать! Всем заткнуться! Эффект был потрясающий. Охи и вздохи стихли, как будто кто-то повернул ручку настройки. Только вой сирены ещё звенел, надрываясь над опустелым двором. Я оглянулся и увидел глаза. Одни глаза! Мёртвые и живые, чёрные, выразительные. Со стеклянным блеском. Они окружили меня, дюжина пар ушей внимала моему голосу, как Божьему зову.