«…Сама я никого не убивала, хотя признаю, что являюсь пособником Суклетина. Я готовила теплую воду, после убийства помогала подвешивать трупы на гвозди на балке для последующей разделки трупов. Резала мясо. Готовила пищу из мяса, после убийства тщательно убиралась в доме, чтобы скрыть все следы крови. Мы присваивали некоторые вещи убитых. Так, у Илларионовой я присвоила пальто, валенки, чулки, платок. У Школьниковой – пальто, юбку, кофту, туфли. У Ситявиной – пальто, спортивный костюм, семь трусиков… Я брала только хорошие вещи. Плохие мы сжигали… Суклетин очень хитрый и жестокий человек. Для него ничего нет святого. Он мать родную убить и съесть может. Он превращается в настоящего зверя, в сатану, когда убивает кого-то. Это приносит ему наслаждение. Этот изверг трижды пытался убить меня. Он на женщин вообще смотрел только как на мясо. Бывало, идем мы с ним по улице, а у него любимая привычка была – прикидывать, сколько в той или иной женщине килограммов мяса и жира. Однажды увидел здоровенную тетку и не мог сдержать восхищения: «У нее печень, наверное, килограмма три!» Красивые бабы вызывали у него прямо-таки злобу. Ну, те, интеллигентные, к которым он и подкатить-то боялся. Он любил про таких со мной разговаривать и мечтать, как бы он с ними совершил половой акт и обязательно в извращенной форме, а потом бы зарезал и съел. Обычно говорил мне: «Дин, внимание, справа идет мясо!» …Свою ответственность в этих преступлениях не уменьшаю и признаю… Но во все эти преступления меня втянул Суклетин. Я боялась. Лучше расстрел, чем быть им съеденной…» 8 В камере, перед тем, как заснуть, Леха любил помечтать. Особенно нравилось ему представлять одну привлекательнее другой картины его блестящего побега. Вот он входит в доверие к конвою, потом нападает на него, одевает его форму и садится за руль машины… И вот он уже мчится так, что только ветер свистит. А рядом с ним эта смазливая дурочка – Линизка. Линизка Каширова. Почему это он вспомнил вдруг о Линизе? Ее-то Лехе так и не удалось попробовать. Не кровь ее он попробовал, как хотел, а молоко. О, этот напиток возбуждает его не меньше, чем стакан горячей женской крови! …Дело было в начале лета. Линизку он снял в магазине: она пришла поболтать к подруге – продавщице, и пока ее ждала, разговорилась с Лехой. Было жарко, она почти сразу согласилась поехать с ним в Васильево искупаться и культурно отдохнуть. Ах, какая она была упругенькая, терпкая от пота, нетерпеливая и ненасытная! Извивалась на постели, как змея, и вовсе не собиралась быстро покинуть его. – Милый Алешенька, ты неповторимый! Я тебя так люблю! А ты? – Конечно, люблю, особенно эту пухленькую попку! – ворковал Леха, раздумывая о том, как бы побыстрее прикончить Линизу. – Я хочу тебя! Полюби меня! – почти стонала Линиза. – А можно я тебя съем? Проглочу? – Конечно, можно, съешь меня! Целиком и всю! «Момент, детка, – думал он. – Ты и оглянуться не успеешь!» Он начал жадно мять грудь Линизы, но вдруг из розового округлого соска тонкой струйкой брызнуло молоко. Он схватил сосок губами и прильнул к нему. Линиза застонала от удовольствия, вздрагивая от волн сладострастия, которые пронизывали ее тело. Суклетин просто вымотался с ней в постели. Линиза была неутомима. Он лежал, вспотевший, тяжело дыша, не переставая прикидывать, как и когда ему укокошить любовницу. Линиза томно вздохнула: – Мне так хорошо с тобой, Лешенька, ты такой сильный, ласковый… Я хочу остаться с тобой. – Ты и останешься со мной, красотка. Во мне, навечно! – Правда, милый? Ты любишь меня? Суклетин встал, потянувшись, как тигр, долго пролежавший в засаде. Нащупал ногой под кроватью топорище и сказал: – Ну, давай вставай побыстрее! – Зачем та грубо? Я еще не наласкалась с тобой. Хочу еще, еще! Как ты скажешь, так и сделаю, а? – Линиза по-собачьи, снизу вверх, заглянула ему в глаза. – Хорошего помаленьку, – усмехнулся Суклетин. – Мне пора за дело браться! Линиза вздохнула: – И мне пора, пожалуй, а то и так опоздала покормить ребенка. Ты, шалун, и молока не оставил для моей доченьки! – У тебя дочка? Грудной ребеночек?! – Ну да. Риточка… Все внутри у Лехи забилось в судорожном экстазе. Он представил, как он ложится на упругое розовое тельце, раздвигает крохотные ножки… А потом… проводит лезвием по нежному горлышку и пьет ни с чем не сравнимую чудесную младенческую кровь. Ради этого удовольствия можно было пожертвовать даже смазливенькой Линизой. Может, ему удастся как-нибудь заманить ее сюда с ребенком? Он переменился в лице: – Лапушка моя, ты и в самом деле поспеши, нельзя ребеночка оставлять так надолго. Ах, я так люблю детей, всегда мечтал иметь дочку и сына, да вот бог не дал. Жена, стерва, бесплодная! Ты это, переходи ко мне жить, а? Дочку твою удочерю, еще детишек нарожаем. Денег у меня много, как сыр в масле будешь кататься. Носить тебя на руках стану! Красивенько-глуповатое личико Линизы расплылось от удовольствия. Никто еще не говорил ей таких приятных слов! – А ты, наверное, моряк, да? Я это сразу поняла по походке… – Моряк, верно, милая. Ты времени не теряй. Никому про меня не рассказывай, а собирай вещички и дочку да переходи жить ко мне. Они договорились встретиться вечером на вокзале. И весь день Леха пребывал в приподнято-блаженном состоянии: еще немного времени, и в его руках окажется десятимесячная девчонка. Сладкая, розовая, тягучая, как карамель… Но Линиза почему-то не приехала. Напрасно прождал он ее больше часа, в бесцельно оцепенелой злобе шатаясь по вокзалу. Было обидно: сорвалась такая добыча! 9 О побеге Суклетин думал постоянно. Он занялся усиленной физической подготовкой: отжимался на руках, делал приседания, имитировал боксерские удары. С зарядки у него начиналось почти каждое утро. Однажды он заметил, что один из его сокамерников, неразговорчивый малыш лет двадцати, молча и пристально наблюдает за ним. Он понравился Лехе: свежее розовое лицо, красивая фигура. От него веяло неиспорченной юностью. Вот бы такого мальчика заполучить в постель! Ну ничего, он ему сейчас покажет. Леха подошел к юноше. – Ты знаешь, кто я? Я людоед Татарии! Вот этими зубами, – Леха оскалил свои длинные желтоватые зубы, – я съел восемнадцать человек. Хочется и твоей крови попробовать, малютка. И я тебя тоже съем, пожалуй, если на кое-что не согласишься! – Леха похотливо подмигнул одним глазом. Парень молчал, все так же пристально рассматривая Леху. Суклетин немного помялся возле него и отошел, уверенный, что психическая атака удалась и не сегодня-завтра этот мальчик станет его подстилкой. 10 …А Суклетин все же был ох как непрост! В полночь он стал стучать в дверь камеры: – Срочно вызовите моего следователя, хочу сознаться еще в одном убийстве! Увидев следователя, Алексей дружелюбно улыбнулся: – Гражданин следователь, простите меня, я вел себя недостойно, создав конфликтную ситуацию. У меня нет причин не доверять вам, наоборот хочу, чтобы именно вы довели до конца мое дело. Вы справедливый, умный, вежливый, не оскорбляете моей чести и достоинства. Поэтому, в знак, так сказать, признательности, хочу вам сообщить еще об одном убийстве. Снимайте с меня показания, иначе заснуть не смогу, начальник, кошмары снятся, хочу очиститься перед обществом, перед государством, хочу чтобы вы, только вы снимали мои показания. Только Вам доверяю! – Что же, Суклетин, – сказал несколько удивленный следователь, – обещаю вам всесторонне, полно, объективно исследовать все обстоятельство данного дела и выявить как уличающие, так и оправдывающие обвиняемых, а так же смягчающие их ответственность обстоятельства. Понимаете, допрос в ночное время суток противоречит закону, поэтому предлагаю вам, Суклетин, написать явку с повинной. Утром я вас допрошу, подробно дадите показания. – Гражданин следователь, выслушайте меня, иначе я сегодня не засну!.. Для составления протокола явки с повинной следователь пригласил работников следственного изолятора. Алексей, вперив взгляд в одну точку на полу, начал «вспоминать»: – Значит, было так. Где-то в июле восемьдесят четвертого Лидка поехала за получкой в Казань. Вернулась вечером с мальчиком лет четырнадцати. Сожительница сказала, что он казанский, зовут Сережей, живет на Горках. Она встретила мальчика на пляже «Локомотив», где они выпили бутылку вина. Лидка привезла с собой море выпивки. Вечером она напоила Сережу. После полуночи Лида раздела мальчика, взяла его руки и ноги, заткнула рот тряпкой, принесла корыто и… перерезала ему горло. Он был так пьян, что даже не открыл глаз. Подвесив к потолочной балке, по указанию Лиды, я его разделал. Вырезав чистое мясо, положили в холодильник, сложив в целлофановые пакеты. Утром, на рассвете, Лидка сложила голову Сережи, кожу, кости в большой мешок из-под удобрений. Днем на берегу залива я видел лодку, привязанную к берегу. Мешок с остатками трупа Сережи мы перетащили в эту лодку и выплыли на Волгу, выбросили все в воду. В мешок набрали воды и тоже утопили. Сережа на вид был полненький, ростом полтора метра. Волосы были длинные, светлые. Рубашка коричневая, в клетку. Рубашку Сережи забрала Лидка и сама носила потом. Суклетин говорил медленно, время от времени вглядываясь в следователя и торжествуя в душе: вот, заставляет его слушать себя, мол, он, Суклетин, вытащил его из дома, прервал сон… Волга – река широкая. Пусть ищет останки Сережи. Во что бы то ни стало нужно протянуть следствие, бог даст, отменят смертную казнь. Чего только не бывает в жизни. Вдруг удастся сбежать… Нужно подготовить себя для побега. Вернувшись в камеру, Суклетин начал заниматься физической подготовкой: отжимался на руках, делал приседания, прыгал, повторяя каждое упражнение по нескольку раз, как его учил когда-то Карась, имитировал боксерские удары. …После ужина Алексей в очередной раз начал стучать в дверь камеры. – Начальник! Начальник, срочно пригласите моего следователя, хочу сознаться в новых убийствах. Следователь не сумел скрыть на этот раз свою усталость. Он осунулся. От постоянного недосыпания глаза покраснели. Суклетин говорил медленно, часто повторяя уже ранее высказанные слова и предложения. Специально тянул время. Суклетин рассказал о других убийствах. Подробно перечислял все приметы потерпевших, известные ему обстоятельства из их личной жизни. В блокноте следователя выстроилась целая эпопея. Вот женщины… И мальчик среди них. …По имени Тамара (Тома), примерно тысяча девятьсот пятьдесят пятого – тысяча девятьсот пятьдесят шестого года рождения, среднего роста, круглолицая, волосы светлые, слегка волнистые, по национальности русская, была замужем, но разошлась, работала поваром, родом из сельской местности, одевалась хорошо, но предметы одежды неизвестны. …По имени Валентина, рост выше среднего, полная, волосы светлые, слегка волнистые, носила легкую косынку, которой прихватывала волосы, работала официанткой в аэропорту, предметы одежды неизвестны. …По имени Лариса, примерно тысяча девятьсот пятьдесят шестого – тысяча девятьсот пятьдесят седьмого года рождения, крупного телосложения, лицо красивое, волосы черные, до плеч, иногда заплетала в одну косу, ранее работала официанткой, предметы одежды неизвестны. …По имени Людмила, примерно тысяча девятьсот шестьдесят второго – тысяч девятьсот шестьдесят четвертого года рождения, рост около ста семидесяти сантиметров, волосы черные, прямые, до плеч, лицо овальное, красивое, зубы белые, ровные, на щеках при улыбке образуются ямочки; на правой щеке имеется родимое пятно размером в полкопейки овальной формы, русская, приезжая, работала на каком-то предприятии и проживала в общежитии в городе Казани, после чего вела бродячий образ жизни. Одета была в однотонное темно-зеленое платье, темное по цвету пальто с белым воротником с длинным ворсом. …По имени Вера, примерно тысяча девятьсот шестьдесят пятого года рождения, фамилия Козлова или Королева, среднего роста, полная, с развитым телом, бедра широкие, лицо чуть удлиненное, нос курносый, глаза голубые, волосы темно-каштановые, стрижка короткая, имеется родимое пятно на тыльной стороне левого уха, носила очки. Была одета в куртку бледно-голубого цвета с капюшоном, с резинкой со стороны спины на месте пояса, брюки темные, синяя шерстяная кофта.