Сообразив, Мора отпрыгнула и ловким кульбитом из-под ноги метнула груз моргенштерна вверх, в обездвиженное существо. Не попала, но взрыв отбросил монстра назад, что уже неплохо. – Не углядела, – сипло выдохнула наемница. На миг задумалась, а потом сорвала патронташ с кобурой и бросила мне. – Держи. Никогда не любила огнестрел. Безусловно, акт невероятного доверия. Я изумился, но подхватил, быстро застегнул на торсе и нашел нужный барабан, перезарядил револьвер. Поразмыслил, но стрелять не стал – селенитовых пуль мало, тратить на мелочь слишком расточительно. Вместо этого вновь потянулся к способностям: волей, злостью и отчаянием ударил по невидимым стенам в сознании. – Давай… давай же! И будто услышав, во мне оборвалась какая-то струна. Последний участок татуировки с шипением догорел на запястьях, и мир изменился. Изменился и я. Можно сравнить с тем ощущением, когда весь день таскаешь ботинки водолаза со свинцовыми подошвами, а потом разуваешься и бежишь. Чувство легкости захлестывает и, как говорили в старину, окрыляет. Это все равно что вырваться из клетки, из душной камеры на свободу. Тебе хочется смеяться и плакать одновременно, ты способен на что угодно. Или по крайней мере так кажется. Наверное, аналогичные ощущения испытывал бы безногий человек, если б ему вернули способность ходить. Или слепой, что прозрел. Глухой, неожиданно для себя услышавший невероятно прекрасную мелодию. Правда, нужно помнить, что скоро ноги тебе отпилят, глаза выколют, а в уши вобьют пробки. Но здесь и сейчас на один краткий миг я ощутил ни с чем не сравнимую эйфорию и счастье. Правда, быстро испарившиеся, едва мир вокруг поменялся. Все залило белым, будто в воде размешали чистейший мел. На данном фоне угольными росчерками выделялось окружающее: стены, врата, станки и стеллажи, фонари, батискаф. Чуть более плотными выглядели силуэты Моры и Олиффа, отвратительными кляксами – монстры. Отдельно и особо взгляд привлекал моргенштерн – багровый даже в Изнанке, распространяющий ярость и жажду крови. Груз на цепи казался чем-то средним между водоворотом и замедленным взрывом в воде. Пузырящийся мощью, пронизанный искрами темных разрядов. Но утренняя звезда казалась тусклой искрой на фоне разлитой Тьмы. Чернота липкими отвратительными хлопьями плавала в воздухе, пропитывала камни и железо. Медленно сочилась через врата и стены, свисала с потолка неопрятной бахромой и паутиной. Жадно тянулась к каждому, окутывала головы плотными облаками дыма, ввинчивалась в уши и ноздри, лезла в глаза. От нее веяло холодом и запахом тлена, гниения, и каждый клочок пытался говорить. Шептал, кричал, смеялся, плакал, к чему-то призывал и просил. Я словно плюхнулся в колодец с острыми осколками льда. Вздрогнул, поежился от отвращения и чуть не потерял сознание от шепота. Голоса размывались, смысл ускользал, оставалось лишь ощущение того, что чьи-то липкие руки пытаются залезть тебе в голову. И ты будто тонешь, падаешь куда-то в пропасть, где нет ни времени, ни пространства. Неудивительно, что гностики, не защищенные селенитом, сходили с ума от близости Тьмы. Сойду и я, если не смогу победить, убраться из проклятого места. А уж Море с Олиффом приходилось хуже, так как не обладали селенитовой броней и вот уже много часов находились под воздействием Тьмы. Сосредоточившись, я с трудом, но абстрагировался от голосов. Осторожно поднял руки и провел перед собой – за пальцами потекла рябь, будто я рисовал на поверхности густого желе. Мир подался навстречу, как ласковый кот, словно намекая: сделай из меня что-нибудь, сделай красиво. Долго упрашивать не понадобилось. Схватив пальцами саму ткань Изнанки, я нарисовал первую печать, потом вторую, третью. Выстраивая подобие щитов, баррикад и стен, рвов с огнем и водой, колючек и копий. Эффективность такой защиты сомнительна против эманаций и Вестников, но на какое-то время задержит. Как говорит Старик, собираешься упасть, кинь вниз что-нибудь мягкое. Но баррикадами я долго заниматься не смог. Вскоре заметил комок черноты, подбирающийся к Море сбоку, оплел отражениями. Тварь заметалась, не понимая, отчего со всех сторон таращится она же. А рыжая наемница, не будь дурой, прихлопнула жуть моргенштерном. Один готов. Второго монстра я срезал сам, причем срезал виртуозно, воспользовавшись арсеналом бардов. Нашел кусок стекла и подобрал камень с острым краем. Дождался, когда псевдопаук выскочит из укрытия под верстаком, и провел булыжником по осколку, печатью изменив тональность звука и частоту. Визг сменился писком, прошел комок насквозь. Ожившая Тьма недоуменно замерла, но когда попыталась двинуться, развалилась на две половинки. Мора добила и эту тварь, уловив правила игры. Третью я поймал на стене, трансформировав поверхностные свойства материала и сделав тот чрезвычайно липким. Четвертую поразил разрядом электричества, пятую запутал и направил прямиком под удар раскаленного шара-колючки. Шестую, усевшуюся на фонаре, поджарил светом, провернув тот же трюк, что и со звуком: поиграв с мощностью и спектром излучения, сфокусировав луч в одной точке. Наверное, это выглядело несколько нелепо и забавно. Потому что там, в реальном мире, я как идиот махал руками в воздухе, словно дирижировал или танцевал. И лишь самый внимательный мог увидеть, как почти незаметно меняются те или иные вещи, явления: неожиданные вспышки фонарей, звуки на грани слышимости, электрические разряды там, где их быть не могло, и как застывают маленькие монстры, как убегают, будто гонимые лишь им видимыми угрозами. Работа с простыми печатями почти всегда так и выглядит. Но даже если приводятся в действие мощные и сложные, внешних проявлений равно не так много. Убедившись, что Мора пока вне опасности, я переключился на трех пауков, прокрадывающихся вдоль противоположной стены в направлении здоровяка. Ударил призрачным пламенем, а затем добавил искажением. Безупречно белая ткань пространства на пути сгустков Тьмы озарилась оранжевым светом, а затем начала хаотично рябить. Уродцы заверещали и отступили, а последнему переломило лапки. Я напрягся и нарисовал печать Барьера, толкнул к Вратам, чтобы хоть как-то замедлить истечение мрака. Там собралось целое озеро, вяло шевелилось, уплотнялось. Но добился я лишь того, что ручьи черноты вильнули, огибая уплотнившийся металл Врат, потекли через скалы. Ну а комки покрупнее отпрянули и застыли, словно в недоумении, нити на потолке тревожно колыхнулись. Что хуже, голоса в голове усилились. Я почувствовал искаженное подобие чужой ярости, недоумения и интереса. И твари в мастерской будто стали принюхиваться, осматриваться. Что ж, сила Изнанки действительно слабо действовала на исчадий. Как будто они сотни раз в секунду перепрыгивали в реальный мир и обратно. И это с учетом того, что я сам частично провалился сюда, бил далеко не слабо. Но что тогда делать? По-настоящему грандиозные узоры я создавать не могу, не было времени на такие художества. А элементарные схемы почти не действовали. Попытаться забросать мелочью? Или придумать альтернативу? Рискнуть и попытаться решить дело одним мощным ударом?.. Ответ я нашел через секунду, когда вспомнил особняк в верхнем городе, обитель Анклава, бросил взгляд на оружие наемницы. Вспомнил и показания индикаторов, которые собственноручно записал. Власти над реальностью и временем у меня нет, но… а что, если попытаться использовать вибрации? Свет? Звук? Что, если думать нестандартно? Вне рамок?.. Идея не успела сформироваться, а я уже лихорадочно работал. Чертил в воздухе линии и дуги, вплетал в схему символы, вытягивал из окружающего якоря – свет фонаря, скрип шестеренок, напряжение в проводах, тепло и холод. И вместе с тем отдельными символами пытался создать аналоги полюсов магнита, эдакую разность потенциалов, играл частотами и амплитудами в поисках нужных, пытался на ходу выяснить, какая форма лучше подходит. Фигура не завершилась, а белесая мгла вокруг дрожала от напряжения, гудела, рябь растекалась вокруг и доставляла боль – в костях, в зубах, жгла кожу. Определенного эффекта я добился, ибо, к собственному удивлению, обнаружил, что вибрирует не воздух и не ткань Изнанки, а будто само пространство. Но никак не мог поймать и отдаленного «звучания», нужного резонанса. Я настолько сосредоточился, что потерял бдительность. И очнулся, когда в уши ворвался отчаянный вопль рыжей: – Искатель!.. «Мак-Моран!» – беззвучно вторила ей До. Холод ошеломил, призрачные голоса почти оглушили. И я сообразил, что на мне сошлось перекрестье множества чужих нечеловеческих взглядов, что откуда-то из-под стены выросло длинное щупальце и потянулось навстречу. А оставшиеся твари замерли, а потом целенаправленно кинулись ко мне. Доигрался. Мрак, столь долго не замечавший меня из-за селенита, теперь узрел и кинулся в атаку. Практически на одних лишь рефлексах я активировал те баррикады, что тщательно выстраивал. Но убедился – старался зря. Защита и ловушки заставили замешкаться нескольких мелких монстров. Но щупальце не заметило сопротивления, вспороло и сломало печати, ударило как хлыстом. Я и испугаться толком не успел. Стоял и смотрел как во сне, будто являясь наблюдателем, равнодушным и спокойным. Но между тем отстраненно сознавал, что это конец. Тьма таки разглядела. Время в Изнанке текло субъективно медленнее, я ничего не успевал сделать. Разве что… Неожиданно для себя ощутив, как к ногам прижимается нечто, до боли напоминающее теплое кошачье тельце, я опустил взгляд и увидел собственную тень. Здесь! В Изнанке! Прежде с подобным явлением не сталкивался, не встречал упоминаний. И знал, что такого быть не может в принципе. Тут нет полутонов, нет света. Тут мир между мирами. Но вот же она, повторяет силуэт на полу. Движется, мерцает, то уплотняется, то бледнеет. Машет рукой, словно отчаянно призывает к чему-то. Чертовски странно. И тем удивительнее наблюдать, как движется сама по себе, будто живая. Но в тот миг я не раздумывал, а просто опустил левую руку. Схватил Тень и шагнул в нее, как в тоннель. Странные ощущения. Холод. Жар. Вроде как исчезаешь и расщепляешься, таешь. Но вместе с тем – по-прежнему живешь, дышишь. Мир вновь поменялся, стал призрачным, пустым. Вокруг непроглядная мгла, будто попал в облако густого дыма. Ни стен, ни потолка, ничего. Только эфемерные фигуры, нарисованные смогом, где-то чуть более темные, где-то светлее. Сие не походило ни на Изнанку, ни на Тень. Нечто иное, на грани восприятия и познания, на грани физического существования. Сознание мерцало, мысли разбегались, я сам норовил превратиться в невесомый пар. Чувствовал боль, но далекую и смутную, словно осталась в ином мире. Ощущал и Тьму, но как легкое дуновение, смрад. Я находился в Изнанке, но и в Тени одновременно. А может, и в Тени Изнанки. Смутная догадка не оставила после себя никакого эмоционального следа. Я не был самим собой, и создавалось ощущение, что расслаиваюсь на множество отражений, осколков. И лишь понимание, что должен куда-то идти и что-то сделать, не позволяло расслабиться. А еще сложная многогранная фигура, плавающая на расстоянии вытянутой руки – плоский рисунок на серой пелене, геометрический узор. Кривоватый, словно нацарапанный детской рукой. Где-то линии толще, где-то тоньше, некоторые участки оплыли и расползались, как подмытые водой. Веяло гулом расстроенных струн, фальшивыми нотами флейт. И, несмотря на то что я остался нем и пуст, вот эта незавершенность и корявость схемы раздражала. Поддавшись наитию, я поднял руку и подправил кривые участки. Там, где не хватало штрихов, добавил. И когда убедился, что рисунок стал завершенным, удовлетворенно вздохнул. Отступил, чтобы полюбоваться, но отчего-то споткнулся и провалился в бездонную пропасть. Вспышка. Боль. Ледяная корка на плечах, спине, волосах. И донельзя странное ощущение полноты самого себя, оглушающее количество мыслей, эмоций, впечатлений. Осознание того, что ты находишься буквально на волосок от полного развоплощения. Но через секунду я почувствовал, что сижу на корточках. Под подошвами пол, вокруг мерцание фонарей. Ноздри терзала ужасающая вонь – смесь запахов гнили, крови и горелого мяса, а по лицу хлестало волнами жара и холода, в спину и плечи били мелкие осколки, пыль. Глаза слезились от вспышек, в ушах стоял неразборчивый грохот, шипение, крики. Снова в реальности?.. Вялое удивление промелькнуло на грани восприятия, я осознал, что нахожусь далеко от того места, где был изначально. И как переместился, непонятно. Но измученное хождением по мирам сознание не успело вникнуть в эту невероятную мысль. Тем паче что я почувствовал Тьму, сгустившуюся наверху и приготовившуюся к атаке. Почти без раздумий нырнув в Тень, я вышел в шаге от того места, где находился до того. Обнаружил, что обогнал тварь. Потянулся в Изнанку и зачерпнул белесой мглы, одними пальцами сформировал печать, что в свою очередь сотворила разность воздушного давления. И мерзкого паука, что недоуменно крутился на месте, не понимая, куда делась жертва, отбросило прочь. Откуда-то издалека прилетел предупреждающий вопль, и я вновь уловил движение мрака, краем глаза увидел длинное дымное щупальце, летящее сбоку. Ушел в Тень, но с отчаянием понял: не успеваю. Приготовился к страшной боли, но, к собственному удивлению, осознал, что призрачное подобие хлыста попросту пролетело через меня насквозь. С усилием, вызвав ноющую боль в сердце и помутнение в глазах, но прошло почти без последствий. Попятившись, я почувствовал онемение в мышцах и лед на губах. Опять вывалился в реальность – задыхающийся, обмороженный и донельзя ошеломленный. А что, так можно было? Ходить сквозь предметы?.. Воздух загудел, полумрак разрезал багровый серп, и груз моргенштерна ударил в щупальце, цепь захлестнулась и ярко вспыхнула. Пол задрожал, сверху полилась вода, и посыпался сор. Оглянувшись, я увидел Мору – бледную, исцарапанную, в дымящейся одежде, с тлеющими волосами. Она скалилась и, напрягая мышцы, упиралась в пол. А по звеньям цепи бежали яркие искры, колючий шар полыхал как второе солнце. Но одолеть полноценную Тьму не мог, завяз, плавился, тонул в темноте и остывал. Наемница не сдавалась, но с каждым ударом сердца теряла силы. И к ней по стенам подбирались два паука, один из которых представлял собой голову Тома – по-прежнему ухмыляющееся мерзкое подобие. Печать! Словно кто-то шепнул в ухо. И пустой шум в мозгу исчез, я уловил связь с Изнанкой, увидел свое творение – невообразимый узор, звенящий как туго натянутая струна. Звенящий похоже и знакомо. Сбалансированный, стабильный, готовый к работе и собравший достаточное количество энергии. Неужели получилось? Неужто погружение в Тень Изнанки позволило увидеть то, что не мог узреть ранее? Не видение, не галлюцинация и не плод больного воображения?.. Я на долю мгновения снова онемел от изумления. А потом рванул револьвер из кобуры и без всякого сожаления пальнул в одного из пауков, подбирающихся к рыжей. Краем глаза заметил, как тушка плавится и распадается, мокро шлепается на пол комком сгнившего человеческого мяса. Прыгнул с места, присел и, крутанувшись волчком, выстрелил во вторую тварь. Задел по касательной, но она и от мелкой ранки завизжала и задымилась, иссохла на глазах. Выигранные мгновения позволили вернуться к исходной точке. Я опять связался с Изнанкой, решительно коснулся печати, сгреб пальцами в одну точку, а затем выбросил и активировал. В первый момент узор блекло мигнул на той стороне, беззвучно растворился в меловом растворе. И я успел испытать озноб в испуге от того, что ничего не получилось. Но затем случилось нечто странное. Звуки в мастерской стали приглушенными и далекими. Можно было бы списать это на контузию, какие-то игры сознании, но и фонари притухли, нити накаливания едва тлели за мутными стеклами, корка льда на моей одежде моментально испарилась. Но хуже то, что груз моргенштерна тоже погас, искры, простреливающие по звеньям, исчезли. И в наступившей тишине особенно пронзительно прозвучал крик наемницы – гневный, обиженный и одновременно наполненный ужасом. Потому что дымное щупальце Тьмы освободилось, липкие нити стремительно потекли вдоль цепи к Море. Но так и не добрались. Свет разгорелся с прежней силой, грохот и крики ударили по ушам стальными молотками. И вместе с этим у меня страшно разболелись зубы, каждая кость в теле будто растрескалась и рассыпалась в труху. Одновременно возник звук на грани слышимости – как гул или шипение, – от которого желудок съежился и попытался вырваться через гортань наружу. Сам воздух завибрировал, в пространстве возникли блеклые искры, сияние. Пять секунд… десять… и псевдопаук, сидящий на потолке, взорвался с липким хлюпающим звуком. Пятнадцать… и разлетелся хлопьями пепла другой, третий, разразилась целая канонада. Двадцать… и щупальце судорожно задергалось, а потом рассыпалось облачком черного праха. Облака Тьмы, витающие под потолком, опали липкими каплями. Но не долетев до пола, испарились. Сочащиеся сквозь стену призрачные нити изорвало и отбросило, невидимая волна прошла вперед – от меня к люку – и что могла, сожгла и испарила, остальное расщепила, ударила о скалу. Превратила в глубокую лужу черной аморфной слизи, безвольной и мертвой. Причем в Изнанке сие выглядело куда как красочнее и занимательнее – там словно бы начался мифический шторм. Пространство зарябило и замерцало, порождая множество миниатюрных вихрей. Мрак растворился, разложился на составляющие: чужая воля, голоса, злость. Печать работала не больше половины минуты, но успела уничтожить исчадия и эманации в мастерской. Полностью мрак не исчез, но на время потерял волю и подобие разума, смешался. А что нам надо? Немного времени. И, как часто водится в такие моменты, наступившая тишина оглушила сильнее любого грохота. Потому что шепот тоже прекратился, и я во второй раз за считаные минуты ощутил невероятное облегчение.