— Есть новости? — Париж передавал привет. Сожалел, что ты не пошел с нами в акваторий. Он хотел показать нам музей древней живописи и скульптур, но Аврора утомилась, и я отвела ее спать. — Как она? — Все хорошо. Она такая милашка, не то что ее брат. Рик и глазом не повел. Майя стала рассказывать про акваторий, досуговые залы для молодежи и маленьких детей, которые оказались счастливчиками из других нижних секторов: кто-то попал сюда по чистой случайности, кто-то благодаря своим способностям. Оказывается, в Совете есть особые люди, отслеживающие перспективных кандидатов в граждан Эпсилона. Майя даже нашла в толпе своего давнего знакомого по родному сектору, который считался без вести пропавшим. Думали, он провалился в мусоропровод. Девушка продолжала рассказывать свои впечатления, а Рик мрачно слушал. Общество Эпсилона устроено весьма демократично. Каждый человек имеет право распоряжаться своими способностями так, как пожелает. Поскольку у них нет проблем с питанием, теплом и светом, люди сектора заняты не выживанием, а более возвышенными вещами, которые позволяют развивать культуру. В Эпсилоне очень ценится история человечества. Так Совет придумал способ сохранить память в случае глобальной катастрофы, если Главный компьютер выйдет из строя, а библиотека с архивами будет уничтожена. Для этого выбраны сто самых умных представителей сектора, которые взяли себе имена по названиям земных городов. Они объединены в некий Фонд — сообщество живой памяти, куда входит сам Париж и такие люди, как Лондон, Нью-Йорк, Москва, Гонконг. — Представляешь? — восторгу Майи не было предела. — Но и это не все. Она рассказала, что сектор разделен на условные древние государства, которые существовали когда-то на Земле. Их было много, все разные, со своими культурами и системой ценностей. Ученые из каждого такого участка сектора изучают историю той страны, за которой закреплены. Есть ученые-универсалы, которые пытаются понять устройство мира и строят разные гипотезы. Есть художники, поэты и музыканты. Особенно Майю поразил уровень культуры Эпсилона: люди вежливы, добры, и с каждым можно говорить часами напролет о самых разных вещах. Правда, их не особенно интересует внешнее пространство. Видно, что их все устраивает и им вполне комфортно в этом уютном мире. — Да, — сказала Майя, — они как будто топчутся на месте. Ученых не так уж много, по сравнению с большинством. Все любят играть и веселиться. Майя выглядела счастливой; с блеском в глазах она смеялась над какой-нибудь забавной подробностью и тараторила, не останавливаясь, словно боясь забыть детали этого насыщенного дня. Рик чувствовал исходящий от нее запах пряностей. Вдруг Майя упала на кровать, потянулась и зевнула: — Что-то я тоже устала… Рик присел возле кровати. — Майя, — позвал он. — Что? — Она почти спала, прикрыв веки. — Ты не против, если я останусь у тебя? — Конечно нет. — Спасибо. Чуть не забыла: Париж говорил что-то про мятежников. Мол, атаку мутантов отбили и теперь… теснят Корнеллиуса вниз, к реактору… Париж был очень доволен. Он пообещал, что Ахмеду не причинят вреда. Рик сел на пол, спиной к кровати. Потом почувствовал на плече ее руку. — Рик. — Она помедлила. — Мне холодно. Он взял ее за руку. Ладонь была обжигающе горячей. Рик встревоженно вскочил, склонился над ней, потрогал лоб. Нет, вроде все в порядке. Теперь он сидел подле нее и внимательно смотрел в лицо — огненно-рыжие волосы разметало по подушке. Майя широко открыла глаза, ее сонливость как рукой сняло. Ладонь девушки сильно сжала его руку. — Пообещай мне, — прошептала Майя. — Что? — Обещай, что не оставишь меня. Рик долго смотрел в ее светлые большие глаза. — Зачем ты просишь меня об этом? — Мне страшно, — сказала она. — У меня сегодня весь день болит голова. Я попыталась прочесть надпись над залом досуга, но буквы расплылись в пятна. Париж долго рассказывал там что-то, но я не запомнила ни слова. Он говорил нам, а я кивала, но не понимала, о чем речь. — Ты просто переутомилась под конец дня. — Я забываю слова. Что происходит? — Не знаю. Не бойся, это просто от переутомления. Утром встанешь как новенькая. — Все равно обещай. — Она сжала его руку так сильно, словно повисла над пропастью, и Мать-тьма готова была принять ее в свое чрево. — Обещаю, — тихо выдохнул Рик. Майя некоторое время смотрела на него, а потом закрыла глаза. Рик сидел, не смея шелохнуться, пока она не задышала глубоко и ровно. Тогда он осторожно высвободился и на цыпочках вышел в коридор. Спать не хотелось. Потолочные светильники немного притушили, но в Омикроне даже этот мягкий свет сочли бы непозволительной роскошью. Рик медленно шел по коридору, не думая о направлении. Впереди играла музыка. Переливчатые аккорды вызывали смешанные чувства: грусти и радости одновременно. Он приближался к источнику звука и скоро очутился возле входа в небольшой зал, свет в котором был погашен. Освещалась только сцена. Там, на табурете, сидел человек и извлекал звуки из огромного ящика на трех ногах. Это было так необычно, что Рик невольно остановился и заслушался. Музыка лилась, наполненная величественной печалью и возвышенной гордостью, словно долгий сон. Мелодия казалась эхом чьей-то прожитой тысячи лет назад жизни. Это была музыка древних, и она полнилась таким потаенным смыслом, таким глубоким содержанием, хоть и лишенная слов, что Рик восхитился мастерством неизвестного композитора. Музыка что-то делала с ним, меняла внутри, завладевала самыми потаенными уголками души, пробуждая волнение и до необычайности странное, но некогда знакомое чувство. С ним будто говорил кто-то, передавал привет из глубины веков, кто-то знакомый: «Здравствуй! Вот мы и встретились вновь!» Застыв, не дыша, опасаясь нарушить хрупкую гармонию возникшего чувства, Рик смотрел на сцену, где незнакомец исполнял древнюю мелодию, слегка раскачиваясь в такт на табурете перед инструментом. На сцену лился мягкий серебристый свет ламп, скрытых от взгляда портьерой под потолком, и Рик вдруг подумал, что этот свет попадает сюда снаружи. Ощущение времени пропало, казалось, оно застыло, звучала только музыка. Вдруг незнакомец за инструментом замер. Слабым эхом прозвучали последние аккорды, и свет, лившийся на сцену, погас. Рик в полной тишине пошел прочь, не смея оглянуться. Он думал о древних. Коридор привел его к балкону над расщелиной между сегментами. Окна напротив были темны, за исключением одного-двух, и еще светилась длинная полоса чуть ниже: там что-то происходило. Рик виделрасхаживающую за полупрозрачным занавесом туда-сюда фигуру, но не стал приглядываться. Просто положил локти на перила и уставился в пространство, придавшись раздумьям. Слабый ветерок подвывал, гуляя по воздуховодам между сегментами. А может, это плакала Мать-тьма, призывая к себе заблудшие души. Тихий вой то усиливался, то ослабевал, иногда сменяясь протяжным, едва слышным свистом. Неожиданно свист стал ритмичным. Рик не сразу понял, что ритмичный звук издает не ветер, только когда ощутил чужое присутствие. Он повернул голову — в паре шагов прямо на поручне восседал прол Фома. Темные линзы окуляров с красными точками уставились на Рика, который собрался поприветствовать голосом старого знакомца, но Фома мягко покачал головой и поднес палец к подбородку, что означало «молчи!». Рик не спешно осмотрелся — вокруг ни души. Тогда, по прибытии в эон, они с Майей, не сговариваясь, сделали вид, будто с ними никого не было. А потом в суматохе событий, разговоров и открытий, они напрочь забыли о Фоме. Прол ловко и бесшумно соскользнул на карниз за перилами и призывно взмахнул рукой. Рик подошел к нему. Фома упрямо указывал следовать за ним. Рик глянул вниз, и мир перед глазами поплыл, возникло дурацкое желание спрыгнуть в черную бездну, а в ногах и руках проявилась слабость, неприятно заныли кости. Прол упрямо делал ему знаки, несмотря на молчаливый протест. Рик оглянулся больше потому, что хотелось собраться и привести мысли в порядок. В коридоре по-прежнему было тихо, и тогда Рик решился — выдохнул и перелез через перила. Вцепившись в них, начал двигаться мелкими шажками вслед за Фомой. Так они преодолели с десяток секций. Рик переставлял ноги, стараясь ни о чем не думать. Знал: если посмотрит вниз, страх захлестнет, и он больше никогда не сдвинется с места, вцепившись в поручни, пока судорога не скрутит мышцы, и он не сорвется в пропасть. Порыв ветра внезапно ударил в спину, и Рик на миг потерял равновесие. Ладони мгновенно стали влажными. Одна рука соскользнула, Рик нелепо взмахнул ей, балансируя на краю, но Фома среагировал быстро и поддержал его, не позволив упасть. Прол увлек его за собой и вдруг скрылся от взгляда в нише, куда с силой втянул и Рика. Уф… Рик таращился перед собой, не в силах унять дрожь. Жив! Тем временем Фома вскрыл приборный щиток на стене, что-то там надавил, раздался слабый шорох, и прямо перед Риком прямоугольная панель отъехала в сторону. Фома ухватил спутника за рукав и потащил в проем. Пригибаясь под низким потолком, Рик следовал за пролом по длинному туннелю. Они сворачивали несколько раз в отдельные рукава. В отличие от нижних уровней и вентиляционных воздуховодов, здесь пахло чем-то непривычным, какой-то химией. Наконец, туннель закончился. Они стояли в огромном помещении, напоминавшем склад. Повсюду громоздились ящики и стеллажи-боксы в несколько человеческих ростов, с выдвижными полками и табличками на них. Некоторые боксы имели стеклянные дверцы, и можно было разглядеть уставленные колбами полки. В колбах были пророщенные семена с надписями на двух языках. Рик шел мимо стеллажей и читал надписи, выбирая наугад: «Кукуруза мучнистая (Zea mays amylacea)», «Яблоня домашняя (Malus domestica)», «Редис посевной (Raphanus sativus)». Полки с растениями закончились, начались стеллажи с тысячами колб, наполненных разноцветными жидкостями. Боксы были плотно закрыты, и при этом от них веяло холодом. Рик прочел пару надписей: «Лошадь домашняя (Equus ferus caballus): 10 000 эмбр.», «Окунь обыкновенный (Perca fluviatilis): 100 000 икр.». Фома шел дальше, к столбу света, проглядывавшему между стеллажами. Рик решил не отставать и позже осмыслить увиденное. Они пересекли несколько больших залов, соединенных между собой арочными проходами, пока не оказались в круглой комнате, на полу которой была изображена странная схема: неровные желтые кляксы на голубом фоне, расчерченном сеткой изогнутых линий, идущих через равные расстояния. Каждая клякса имела надпись, но эти надписи ничего не говорили Рику. Он прошел по малой кляксе с надписью «Австралия» и ступил на чуть большую с надписью «Африка». В центре самой крупной кляксы возвышалось удобное кресло с терминалом управления на боковине. Фома указал Рику на него, как бы предлагая: «Садись». — Как ты нашел это место? Фома хранил молчание. Рик не спешил опускаться в кресло. Он внимательно оглядывал пространство вокруг — в комнату с разных сторон ведут сразу несколько галерей-хранилищ, в которых находятся растения и животные, несомненно, что-то еще, но времени бродить по галереям и разглядывать подробности нет. Потолок у комнаты высокий, образует идеальную полусферу. На сводах загадочные рисунки и схемы с надписями, только на этот раз без клякс, вместо них на черном фоне россыпь мерцающих точек, некоторые соединены между собой линиями в причудливые фигуры с названиями. Рик скользил взглядом по надписям, жадно запоминая древние названия, смысла которых не понимал, но чувствовал их важность. Вон там, похожее на ковш: «Большая Медведица». Или вон то, словно червь из чаши с компостом: «Гидра». Вон та — «Орион». И та, вся перекрученная фигура — «Волопас». Он шевелил губами, бродя вокруг кресла с задранной головой и по нескольку раз читая одни и те же надписи. Посередине полусферу наискось пересекала плотная россыпь точек, похожая на пыльную дорожку. Что все это значит? Снова шагнув, Рик наткнулся на кресло и едва не упал. Посмотрел на Фому, тот терпеливо ждал, указывая на терминал. Тогда Рик повернулся и повалился спиной в кресло. Взметнулось облако пыли, в носу защекотало, едва удалось сдержаться и не чихнуть. Он оглядел панель управления, поерзал, приноравливаясь к сиденью и подлокотникам. Кресло сильно походило на то, в котором Рик однажды побывал в зале управления ускорителем частиц. Рука сама потянулась к экрану. Уже привычно ровно заурчали механизмы, скрытые в терминале и кресле, вдыхая в древнюю машину жизнь. Когда пальцы коснулись экрана, Рик ощутил волну энергии, пробежавшую по руке к плечу и дальше по всему телу. Это было приятно. — Будущее не наступает мгновенно, — неожиданно прозвучал уверенный голос. Рик вздрогнул — с экрана на него смотрел, улыбаясь, седовласый незнакомец в сером костюме. По фигуре незнакомца пробежала едва заметная рябь, словно по поверхности чаши с водой, но потом картинка стала четкой. — Оно незаметно прокрадывается в настоящее, — добавил седовласый. — Кто вы? — Я — Архитектор. Руки, ноги и грудь Рика зафиксировали мягкие ленточные обхваты. Сначала он чувствовал только давление ремней, но затем начал ощущать в местах касания лент исходящее от них тепло. В голове неожиданно прояснилось, по телу прокатилась волна, как было при касании экрана, и Рик внезапно осознал: это бьется пульс Термополиса. — Приветствую тебя, мой далекий потомок, — сказал седовласый. — Вы до сих пор живы? — Разумеется нет, — Архитектор улыбнулся. — Давным-давно скончался. С тобой говорит моя интерактивная проекция. Иначе этот разговор не возможен. Не знаю, сколько прошло лет, сотня, две, тысяча или другая, и ведете ли вы вообще летосчисление. Но поскольку ты здесь, это указывает на два факта. Первый: ты — носитель уникального генетического кода потомков рода Спанидиса. То есть мой дальний правнук. Второй факт: Термополис готов к выполнению программы «Уран». Плод созрел. У Рика пересохло во рту. — Что такое программа «Уран»? — прошептал он. — Это спасение для человечества. — Седовласый взмахнул рукой. — Это ковчег, который был создан задолго до конца света. Тебе знакома библейская легенда про Ноя? — Нет. — Ной умел говорить с богом. Однажды бог сказал ему, что человечество будет уничтожено, но есть шанс спасти все лучшее. И Ной стал строить большую лодку, ковчег, куда собрал всех животных, чтобы начать все с начала. Люди смеялись над ним, но, когда настал конец света, их смыло с лица земли, как грязь. И вот теперь я стал Ноем для своих современников. Я предвидел эпидемию задолго до ее наступления и начал готовиться к спасению, и готовился всю свою жизнь. Возникший вирус поражал головной мозг и убивал нейроны, превращая человека в безумное животное. Сработал защитный механизм природы, включенный в самый последний момент, когда мы истощили ресурсы и почти уничтожили биосферу планеты, увлекшись модификацией антибиотиков, думали, что победили болезни, но, увы, позабыли о природной энтропии. В принципе ничто на Земле не способно спастись от вируса, даже население Термополиса. Поэтому я предвидел постепенное угасание нашей цивилизации до уровня средневековья, рабовладения или даже первобытной общины. Не знаю, сколько будет продолжаться спад, но однажды он закончится. Земля отдохнет от человечества и снова будет готова к нашему пришествию. Я предвидел такое развитие событий. Эволюции понадобились сотни тысяч лет, чтобы превратить неандертальца в человека разумного, и я решил ускорить этот процесс. Термополис — не только ковчег, но и моя эволюционная машина, призванная вытащить вас, людей будущего, из пучины животного небытия, пробудить ваш спящий разум и вручить вам ключи от будущего. В этом и заключается программа «Уран».