Четвертый круг среди могучих деревьев. Он был залит солнцем, таким ярким, что, выступив из тени, я не поняла, что это передо мной… еще один труп? Неопознанный предмет качался в седле, которое было привязано к толстым корням большого баньяна. Оно болталось футах в двух или трех над землей. Но нет, это сморщенное, высохшее существо вовсе не было трупом. Это была она, Сладкая Мари, и худшего имени не носила ни одна ведьма на свете. Когда я ее заметила, она висела в седле, словно засыпая; длинные тонкие руки касались грязной земли. А между ними, как грязная река в меловых берегах, струились, в обратном направлении, волосы, подобных которым… Ну и мерзость! Они блестели сединой, с серебристыми и черными прожилками. От самого широкого места – на затылке – грива сужалась, чтобы пятью или шестью футами ниже сойтись в точку, наподобие треугольного крокодильего хвоста. Этих волос никогда не касались ножницы. Уже давно они были заплетены в косу из множества прядей, от которой шел дурной запах – да мыли ее вообще когда-нибудь или нет? Внутри же копошился настоящий улей. По всей ее длине перемещались крылатые твари – яркие мушки и белесые муравьи. Коса походила на лестницу, где сновали туда-сюда многоногие, одетые панцирем насекомые. Мне бросились в глаза два полупрозрачных скорпиона, которые спешили к ее обтрепанному, жесткому, как обрезанная веревка, концу, откуда перебрались на землю. От вида сестры меня затошнило. Я горько пожалела, что затеяла ее разыскивать. Пусть бы она и оставалась легендой. Пятиубивец засвистел, и вскоре под деревьями собралось подобие двора. Это были мароны, люди смешанной, неопределимой расы. Кто был совсем обнажен, кто едва прикрыт. К счастью, среди них не обнаружилось шекспировских персонажей, хотя явившаяся шайка отличалась от них не в лучшую сторону. Один приковылял на деревянной ноге, которая была вырезана по образцу его собственной и ремнями закреплена на обрубке. Другие претерпели не столь значительные потери – половина руки, пальцы, отрезанный нос. Как раз безносого (его, как и прочих, отличали сила и проворство, и одновременно застылость черт, за исключением только дырочек в том месте, где был нос) – именно безносого – Пятиубивец послал помочь Сладкой Мари. Остальные преклонили колени на опушке, спиной к своей госпоже – и, наверное, ко мне. Безносый подошел к Сладкой Мари, склонился и поднял ее волосы. Поднял их вдоль спины, между стеблями, державшими седло-кровать, и, намотав себе на руки, придерживал, пока старая карга выпрямлялась. О да, она встала и вышла из-за седла. Вышла медленно, черепашьими шажками, и позволила увидеть… Босые ступни и костлявые, как у жеребенка, ноги, узловатые колени. Бедра, почерневшие от загара и дряблые (узенькая юбка из мешковины их не скрывала). Тело худое и слабое, рост не выше пяти футов. Втянутый живот. У самой талии – груди, прикрытые лифом из той же мешковины. Ребра наружу, хоть пересчитывай. На груди кожа тонкая, сухая, как бумага. В других местах – золотушная. Обвисшая, складчатая, местами обесцвеченная. В розовых пятнах от волдырей, ожогов, ссадин. И потом, ее лицо: Говорившее о красоте, которая превратилась в свою противоположность. Между широкими скулами помещались миндалевидные глаза. Серый цвет радужных оболочек я бы сравнила со слюной. Слезившиеся белки белизной отнюдь не отличались, а имели светло-желтый оттенок. Веки, лишенные ресниц, были как будто слегка влажны. Они мигали, но без всякого ритма: то быстро, раз пять подряд, то медленно, а потом долго не мигали. Нос был на удивление изящный, вздернутый. Рот – суровый, словно сточенный жесткими словами вроде тех, какими она меня встретила (голос от нечастого употребления хрипел): – Посадите ее туда. – Она повелительно кивнула. – На место оратора. Меня подвели к утрамбованному участку перед старым дубом. Я ждала, глядя на существо, медленно приближавшееся в сопровождении индейца с голым черепом вместо лица, который бережно держал ее шлейф волос. Затем индеец пристроил его на крюк – ржавый железный крюк, вбитый – судя по всему, очень давно – в дерево, перед которым я стояла. На других деревьях виднелись такие же крюки, прибитые на высоте ее роста. Освобожденная от бремени волос, Сладкая Мари выпрямилась и подняла взгляд на меня, но тут подошедший Пятиубивец что-то зашептал ей на ухо; чтобы понять, о чем он говорит, слышать было не обязательно, я уже уверилась, что он разгадал меня и как ведьму, и как мужчину-женщину. И конечно (теперь я знаю, что это было обязательно), старая карга поманила меня к себе, чтобы удобней… – И то и другое, – проговорила она. – И то и другое? И выкинула вперед свою твердую, как железо, руку – надавить, ощупать… узнать меня. Когда я отстранилась, ее волосы соскользнули с крюка, голова задралась, обнажился лоб – слишком широкий, слишком округлый и высокий. Я заметила у нее в ушах ветвистые серьги, какие носят семинолы, – длинные, в бусинах. Она подступала, а я потихоньку удалялась, пока не отошла на безопасное расстояние. Верно, груз волос оттягивал кожу у нее на лбу. – Нет, нет, дорогая, – произнесла она. – Не отбивайся от Сладкой Мари. В ответ я показала глаз; она тоже. – Сильная. И мужчина, и женщина… Это что-то совсем новенькое для Сладкой Мари. Протяжно произнесенное слово «новенькое» прозвучало обидно; вначале послышался звук «г», словно она отнесла меня к докучным тварям, вроде гнуса или гномов. Что-то напевая, Сладкая Мари принялась разглядывать меня обычными глазами. Ведьмин глаз она сморгнула мгновенно – такого я не видела ни у одной сестры. Мой же глаз, знаю, держался. Через него я рассмотрела Сладкую Мари во всех подробностях. Она была много старше меня. На это имелись указания: длинные мочки, с которых свисали серьги; голубоватый блеск зубов; к верхней губе от носа спускалась глубокая морщина, вокруг росли седые волоски. Груди в поношенном дерюжном лифе свободно болтались. На шее у нее висел обызвествленный змеиный череп; ядовитые зубы были на месте; то, что я принимала за другие ожерелья, было, как выяснилось, грязью; кольца грязи, как кольца на стволе дерева, – свидетельство прожитых лет. – Зачем, – спросила она вдруг, – зачем ты искала Зеркальное озеро? – Она развела своими тонкими, как щепки, руками, очерчивая границы своего царства. Каким духом на меня пахнуло, описывать не стану. – Зачем ты искала Сладкую Мари? Прежде чем я успела ответить, Пятиубивец снова свистнул и придворные в два счета расселись, остался только тот, что нес волосы; он стоял на коленях в тени Сладкой Мари, обратив свое безносое лицо в грязь. – Зачем? – повторила ведьма, когда нас на поляне осталось четверо. – Я пришла за помощью. Я ищу… – За помощью? Ты сказала, за помощью? – Ее пронзительный смех походил на крик журавля. – Поддержка и всякая такая «помощь», о которой ты говоришь, – это не по части Сладкой Мари. Она даром рта не откроет, вот в обмен на что-нибудь… Понимаешь, о чем Сладкая Мари ведет речь? Я ограничилась кивком, потому что она подошла вплотную, обдавая меня вонью. – Мена, – продолжала она. – Я говорю о мене. Что за… что за помощь тебе понадобилась и что ты ищешь? – Я ищу одну женщину. Подругу. Ее зовут Селия. – Да? – Она как будто заинтересовалась и, отступив, спросила: – Она ведьма? – Нет. Просто подруга, как я сказала. Она убежала… – Убежала? И ты смеешь… – Она с размаху ударила себя в грудь, отозвавшуюся глухим звуком. – Ты смеешь предлагать Сладкой Мари, чтобы она отыскала беглую рабыню? Вот так дурь! – Она не рабыня. Больше не рабыня. Она моя подруга. Ударяя себя в грудь, Сладкая Мари поранила палец об ожерелье с ядовитым зубом. Пошла кровь. Сладкая Мари озабоченно присвистнула, в ответ на этот зов безносый индеец упал на колено и принялся сосать и слизывать с грязного пальца ведьмину кровь. – Ступай, – сказала она рабу, который понял ее не так, как я. Он снял с крюка ее волосы и повел Сладкую Мари назад к седлу и, снова прикрепив косу, взгромоздил ведьму на потертое кожаное сиденье. Качаясь, как ребенок, она заговорила: – Значит, Обоеполая Ведьма хочет получить от Сладкой Мари сведения? Так?.. Селия, говоришь? – Да. – Нет! – выкрикнула Сладкая Мари с такой силой, что невидимые птицы вспорхнули с ветвей и те отчаянно заколыхались. – Это имя она сбросила. Как змея сбрасывает кожу. – Она молчала; качели взметнулись два, три, четыре раза, и только тогда Сладкая Мари продолжила: – Ту, кого ты ищешь, белые зовут Лидди, а в общине ее называют Цветочное Лицо… Сладкая Мари знает это. – Вы… вы ее знаете? Селия близко? У меня, недрогнувшей перед зловещей сестрой, подкосились ноги и стукнулись колени. Но ведьма молча качалась. Во всю силу, взлетая все выше, описывая дуги все длиннее, насколько позволяла прикрепленная коса. Но наконец: – Ты ищешь эту самую Лидди? – Да. Она… здесь? Мне отчаянно хотелось найти Селию, но еще сильнее я желала услышать, что она никогда не удостаивала своим присутствием это чертово Зеркальное озеро. Вопрос показался Сладкой Мари смешным, и вновь позолоченная солнцем зелень и глубокие тени ее владений огласились пронзительным хохотом. – Нет, – отвечала она. – Что проку Сладкой Мари от негритянки, пусть и хорошенькой? Никакого. Никакого! Без надобности Сладкой Мари смоляная девка. Оттолкнувшись ногой, она взлетела так высоко, что волосы чуть не стянули ее на землю. Безносый этого не видел, он стоял лицом к деревьям, так же неподвижно, как они. Это Пятиубивец шагнул вперед, чтобы предотвратить падение, но Сладкая Мари его остановила: – Сладкой Мари не нужна помощь. – Она сняла руку с побега, на котором держались качели, и указала на меня. – Помощь нужна вот этой ведьме. – Да, нужна. – Тогда скажи слово «мена». Говори! – Мена, – повторила я. – Если Сладкая Мари даст, то получит что-то в обмен? – Да. – И если Сладкая Мари даст и получит что-то в обмен, и если Сладкая Мари оставит Ведьму с Петушком в живых, то что ей будет причитаться? – Все, что пожелаете. – Пусть оскорбляет, пусть грозит, главное, она знает о Селии. – Все, что Сладкая Мари пожелает. Проехавшись носками по грязи, ведьма остановила качели, выпрыгнула из седла, проворно сняла свои волосы с крюка и, согнувшись в три погибели, пересекла поляну. Теперь она стояла в каком-нибудь футе от меня, держа свои волосы на руках, как младенца. – Мена, да. Сладкая Мари хочет меняться. Сладкая Мари даст тебе Цветочное Лицо, да. Но взамен Сладкая Мари хочет от тебя… кое-что. – Она поднялась на цыпочки, и следующие ее слова буквально шибанули мне в ноздри: – Войну. Сладкая Мари хочет войну. 50 Скрытая сестра