— А то! Лев Тимофеевич закрыл блокнот, пожал руку Койотову, и направился к избушке Матрёны Гуряевой. ВЕДЬМА Заслуженная старуха сидела в сирени и размышляла. По стене её избы стлался нежно-зелёный девичий виноград, рядом кучерявился махровый миндаль, а в корзинке попискивали котята. — Совсем малыши, — наклонился над ними Лев Тимофеевич. Бабка вздрогнула и взглянула на него, из глубоко-посаженных колючих глаз на Рогаткина, казалось, посмотрела вечность… За полчаса до этого следователь подметил, что к бабке уже потянулся народ и когда зашёл к ней в калитку, то увидел гадание — Матрёна Ильинична раскладывала на карточном столике пасьянс из карт. Подождав, пока бабка закончит, а дама, для которой производилось гадание, покинет территорию, Лев Тимофеевич боком протиснулся в заросший дворик. — Гражданка Гуряева, я — следователь, — сообщил он и сел напротив бабки Матрёны. — По моим данным, к вам в руки попали вещи, ранее принадлежавшие вашей соседке Лиле Юльевне Калюновски. По лицу Гуряевой прошла волна недоумения. — Котятишки-ребятишки, — скрипучим голосом проворчала бабка, глядя на полосатых котят в корзинке. — Я хочу изъять эти вещи, — Рогаткин осмотрелся и строго поинтересовался: — Где мешок, Матрена Ильинична?.. — Без бумажки не отдам, — вскинулась бабка. — С печатью!.. Нет, с двумя! И со штампом. Я свои права знаю!.. Лев Тимофеевич неловко повернулся и задел столик с картами. «Вылитая ведьма!» — неожиданно подумал он. — Там какие-то старые шляпы, кофта… Зачем они тебе? — сварливо вопросила бабка, собирая с земли упавшие карты. — А вам зачем? — Лев Тимофеевич мысленно досчитал до десяти и предложил: — Отдайте мне эту старую кофту из мешка, а я вам новую куплю! — Ты лучше себе галстук купи, а то стыд прямо, — Матрёна Гуряева подняла скрюченный палец и громко возвестила: — И детей ищи! Не то ищешь. — Ищем детей, — покраснел Лев Тимофеевич. — А вы что-нибудь видели?.. — Видела, как они уезжали на машине перед ураганом, с нянькой и охранником. — Куда? Матрена Ильинична пожала плечами: — Куда-куда… Откуда я знаю? Я же на крыше сидела, а они по земле шли. — Они сами шли? — Нет, она их за руку вела! — бабка высыпала из фартука карты на стол и рассерженно покосилась на следователя. — Лиля Юльевна? — Лилька, а кто ещё? — Матрена Ильинична вздохнула. — Я еще удивилась, куда она их тащит?.. Ты чего, пошёл уже?.. — обрадовалась она. — Пробейте номер машины охранника Хазарова, — позвонил с поста охраны Рогаткин. — Фамилия? Сейчас узнаю… ДАВАЙ, ПОГОВОРИМ В маленькой спальне горел один лишь ночник — хрустальная лилия на длинной изогнутой ножке. — Ир, ты всё ещё его любишь? — спросила Байкалова, глядя, как Ирина усаживается у неё в ногах. — Да, я люблю Кима. — А он об этом знает? — Не думаю, — Ирина посмотрела в окно, на свисающую зелёную виноградную гроздь. — То есть у вас ничего не было? — заключила Байкалова. — Ну, он… разочек поцеловал меня в щеку, — Ирина пожала плечами и добавила: — Дружески. — Послушай меня, — вскочила Байкалова. — Просто послушай! И не улыбайся с этой миной всезнайки. — Да, — Ирина перестала улыбаться. — Ким — кавказец. Коренастый, лысый, нахмуренный, немногословный тип!.. — Да. — Вдовец. Отец трёх дочек, снова женат на настоящей змее, которой он целует руки и не только… У него разрушен дом! Умерла от неизлечимой болезни первая жена! Трагически погибла её мать несколько дней назад! Дети пропали… — Да. — Ира, от него надо держаться за тысячу километров!!! — Почему?! — Это не мужик, а тридцать три несчастья! — убеждённо произнесла Байкалова. — Неужели тебе не ясно? — Тридцать три несчастья, — согласилась Ирина. — Но я не могу без него жить. — Ну, так скажи ему это, не страдай вхолостую, Ира!.. — простонала Байкалова. — Зачем?! — непонимающе посмотрела на неё Ирина. — Чтобы он шуганул тебя! Он женат, понимаешь?.. Такие, как он, просто так не женятся! Либо он её любит, либо… — Но я не хочу говорить ему, — перебила Ирина, — Зачем я буду говорить ему о своей любви? Я же не сумасшедшая… — Тогда страдай где-нибудь в другом месте, — Байкалова указала на дверь. — А не у меня под носом! Я хочу спать. — Я ушла, — кивнула Ирина. Недозрелая виноградная гроздь за окном шевелилась от ветра. Ирина нашла глазами луну и, забравшись под одеяло, решила поплакать. «А стоило для этого ехать в Париж?» — уже засыпая, подумала она. СНОВА НА КРЫШЕ Полночь. Две умаявшиеся после шопинга женщины сладко спали, а на столах и стульях лежали свёртки, пакеты, коробки. Через день они уезжали из Парижа… — Мы были в Париже и не влюбились ни в кого, ни ты, ни я?.. — утром, разлив кофе на скатерть, проворчала Байкалова. Ирина смотрела на увеличивающееся на глазах кофейное пятно, но мысли её были далеко… Она думала о своих сыновьях, непутёвом бывшем муже и работе на Телеканале, которая занимает двадцать четыре часа в сутки. Париж Парижем, грустно размышляла она, но её жизнь в настоящий момент заполняют именно эти три составляющие — дети, неудавшаяся семейная жизнь и любимая работа. — Весь ужас именно в этом, мы — дуры! — вытирая салфеткой пятно, уныло констатировала Байкалова. — Да успеем еще! — не очень-то веря в свои слова, пробормотала Ирина. — Ты-то успеешь, — Байкалова покосилась в зеркало. — А я?.. — Да ладно, — фыркнула Ирина. — Вы еще вполне, Полина! — Что значит «вполне»? — проворчала писательница и подошла к зеркалу. — Слушай, а может, мне сделать пластику лица? Чем чёрт не шутит, а?.. Шарон Стоун, например, сделала и стала похожа на девочку! — Не вздумайте, а то будете, как Гурченко, — сморщилась Ирина. — Вы на Гурченко больше похожи.