– Теперь ты член нашей семьи, – прибавила Эми. И пока они все вместе поднимались наверх, она уже строила планы на лето. Говорила, куда они его повезут, какой вкуснятиной будут угощать, когда вернутся домой. Она выглядела счастливой, словно и впрямь была на седьмом небе, как мать, воркующая с новорожденным младенцем. Эми Соул даже не представляла себе, кого они собирались взять с собой. 2 Двенадцать лет спустя Быть может, это ошибка. Доктор Маура Айлз стояла у церкви Пресвятой Богородицы и все никак не решалась войти. Прихожане уже давно собрались внутри, а она так и стояла одна во мгле, под снегом, с непокрытой головой. Через закрытую дверь церкви она услышала, как зазвучал орган, как раздались первые аккорды «Adeste Fidelis»[1], и поняла: все, наверное, уже рассаживаются по местам. Так что, если она хочет к ним присоединиться, пора и ей идти внутрь. Она немного поколебалась, потому что не принадлежала в полном смысле слова к числу верующих, собравшихся в церкви. Но музыка, надежда согреться и знакомые обряды, способные ободрить и утешить, звали ее. Здесь же, на темной улице, ей было одиноко. Одиноко – в сочельник. Она поднялась по ступенькам паперти и вошла в здание. Даже в столь поздний час все скамьи в церкви были заняты: люди сидели семьями, вместе со спящими детишками, которых подняли с постелек ради полуночной мессы. На запоздавшую Мауру покосилось несколько прихожан, и, когда стихла волнующая мелодия «Adeste Fidelis», она прошмыгнула на первое попавшееся свободное место в задних рядах. Но ей почти сразу же пришлось снова встать вместе со всей паствой, поскольку зазвучала вступительная песнь. И к алтарю, творя крестное знамение, подошел отец Даниэл Брофи. – Да пребудет с вами благодать и мир Бога Отца нашего и Господа Иисуса Христа! – возгласил он. – И с вами, – проговорила Маура в один голос с остальными прихожанами. Даже после стольких лет, что она не была в церкви, отклики слетали с ее губ непринужденно: она помнила все с детства, когда ходила в воскресную школу. – Господи, помилуй. Христе, помилуй. Господи, помилуй… Даниэл даже не догадывался, что она здесь, а Маура была сосредоточена на нем одном. На его темных волосах и легких движениях, его сочном баритоне. «Сейчас я могу смотреть на тебя без всякого стыда и стеснения, – думала она. – Сегодня это не зазорно». – Воздай нам радость в Царствии Небесном, где Он пребывает и властвует с Тобою и Духом Святым, Боже единый во веки веков… Снова примостившись на скамье, Маура услышала глухое покашливание и хныканье измотанных детишек. На алтаре мерцали свечи в ознаменование света и надежды, осиявших эту зимнюю ночь. Даниэл начал читать: – «И сказал им Ангел: не бойтесь; я возвещаю вам великую радость, которая будет всем людям…» «Святой Лука, – подумала Маура, услыхав знакомые строфы. – Врач Лука». – «…И вот вам знак: вы найдете Младенца в…» Тут он осекся: взгляд его остановился на Мауре. И она подумала: «Что, не ожидал увидеть меня здесь сегодня?» Он откашлялся – и стал читать дальше: – «…вы найдете Младенца в пеленах, лежащего в яслях». Хотя теперь он знал, что она сидит среди других прихожан, их взгляды больше не встретились. Ни во время исполнения «Cantate Domino»[2] и «Dies Sanctificatus»[3], ни во время дароприношения и таинства евхаристии. Когда сидевшие рядом с ней прихожане встали и направились причащаться, Маура осталась на своем месте. Если не веришь – не пристало лицемерить, деля гостию и вино с истинно верующими. «Тогда зачем я здесь?» И все же она осталась посмотреть на заключительные обряды, на благословение и напутствие прихожанам. – Идите с миром, Христос с вами. – Слава Тебе, Господи, – откликнулись прихожане. На этом служба закончилась, и люди вереницей потянулись к выходу, застегивая на ходу пальто и куртки, натягивая перчатки. Маура тоже встала и, уже ступив в проход между рядами, заметила, что Даниэл старается привлечь ее внимание. Безмолвно умоляя не уходить. И она снова села, ощущая на себе взгляды проходящих мимо прихожан. Она догадывалась, что они видят, вернее, чту пытаются разглядеть. Одинокую женщину, жаждущую пасторского утешения в сочельник. А может, они заметили еще что-нибудь? Маура не поднимала на них глаз. И когда церковь почти опустела, взгляд ее устремился вперед – и остановился на алтаре. И она подумала: «Уже поздно, пора бы домой. Да и что толку здесь высиживать». – Здравствуй, Маура. Она подняла глаза и поймала взгляд Даниэла. В церкви все еще оставались люди. Органистка собирала ноты, последние хористы облачались в свои пальто, но Даниэл не обращал на них внимания – он смотрел только на Мауру, как будто, кроме нее, в храме больше никого не было. – Ты давно не приходила, – сказал он. – Похоже, что так. – Если точно – с августа. Верно? «Ты, значит, месяцы считал». Он присел рядом. – Я был приятно удивлен, когда увидел тебя здесь. – Сегодня сочельник, в конце концов. – Так ты же неверующая. – Зато люблю церковные обряды и пение. – И только поэтому пришла? Ради двух-трех гимнов? Пропеть «Аминь» и «Хвала Господу»? – Просто хотелось послушать музыку. Побыть среди людей. – Только не говори, что тебе не с кем скоротать вечер. Она пожала плечами и улыбнулась: – Ты же знаешь, Даниэл. Я не большая любительница вечеринок. – Просто я решил… В смысле – подумал… – Что же? – Что, наверно, ты будешь не одна. В такой-то вечер. «А я не одна. Я же с тобой». Когда мимо проходила органистка с большой нотной папкой, они оба замолчали. – Доброй ночи, отец Брофи. – Доброй ночи, госпожа Истон. Спасибо за чудесную игру. – Рада была доставить удовольствие, – сказала органистка, напоследок пристально глянув на Мауру, и направилась к выходу. Было слышно, как за ней закрылась дверь, – наконец-то они остались одни. – Так куда ты запропастилась? – спросил он. – Ну, сам знаешь, сплошные покойники. Их не становится меньше. Потом, один из наших патологов пару недель назад загремел в больницу, в хирургию, с болями в спине – приходится его подменять. Словом, дел по горло, так-то вот. – Могла хотя бы позвонить. – Да, могла. Он тоже мог, но не позвонил. Даниэл Брофи ни за что не переступил бы черту дозволенного, и, наверное, это было правильно. Ей было достаточно собственного искушения, которого с лихвой хватило бы и на двоих. – А как у тебя дела? – спросила она. – Месяц назад отца Роя хватил удар – может, слышала? Пришлось подвизаться еще и полицейским капелланом. – Да, детектив Риццоли рассказывала. – Пару недель назад я выезжал на место преступления в Дорчестер. Где застрелили полицейского. Я тебя там видел.