Девушка быстрыми пальцами перебрала корешки в лукошке и словоохотливо принялась объяснять: — Корешки тут не простые. Снадобье. Эти вот — кожу дубить, эти — вино настаивать. В лесу была, набрала, видишь сколько… Сизолицему надоела болтовня. Он перебил: — Ты чья? Васенка, не раздумывая, бойко ответила совсем не то, чему учил ее Тимофей. — Я у мельника в услужении. Знаешь мельника Матиса?.. Стражник толкнул девушку древком алебарды. — Иди! Васенка с места не двинулась, онемели ноги. Сизолицый схватил ее за руку, потащил. Обидно было: ничего не успела сделать. С первого шага выдала себя. Обидно и страшно. Под ногами застучали кладочки. Какие-то тени замелькали над головой. Не сразу сообразила, что это крылья мельницы. Да вот же они, расписные вереи! В самом деле, красиво. По дереву жар-птица вырезана, и хвост у нее тронут яркой киноварью вперемежку с серебряными крапинами. На пороге мельницы стоял пожилой, грузный мужчина с трубкой в зубах. — Эй, Матис, — крикнул ему стражник, — смотри, твоя девчонка привел! У мельника брови поползли под шапку. Васена споткнулась, упала и рассыпала коренья. Среди них безобидно белело берестовое колечко. Матис пыхнул трубкой, окутался дымом. Стражник говорил с ним не по-шведски, — значит, он не швед. Кто же он? — Заблудилась! — сердито рявкнул мельник, и отвесил Васене такую затрещину, что она мигом оказалась под навесом, где грудой лежали мучные мешки. Хозяин даже не взглянул в ее сторону. Он повел стражника в дом угощать пенником. 5. КАНЦЫ Шведы с первых лет старались обжить завоеванную провинцию по берегам Невы, Ижорскую землю, или, как они ее называли, Ингерманландию. Поместья раздавались не только коронным дворянам, но и финнам, голландцам, датчанам. Мельник Матис был одним из таких пришлых хозяев. Владел он немалым куском земли. Его мельница стояла на островке, омываемом Невой и речкой, впадающей в нее. Мост через речку, самый остров и даже болото на нем назывались Матисовыми[7]. Толстый мельник слыл человеком состоятельным, прижимистым и только на вид добродушным. Дымя трубкой, он полными днями возился у жерновов. О его дружбе с «русским Тимом», конечно, никто не знал. Поздно вечером, проводив шведского стражника, Матис переговорил с Васеной. Он долго рассматривал бересту, сличал ее с другим белым колечком, хранившимся у него. Попыхтел трубкой. Сказал на правильном русском языке: — Ладно. Раз уж ты назвалась моей прислугой, работай, — и подвинул к ней груду дырявых мешков, — чини! Позже Васене часто приходилось бывать с поручениями Матиса в окрестных мызах. Если близко — ходила пешком, если далеко — ездила на хозяйской одноколке. Она уже знала, что Нева в устье течет не одной, а пятью реками. Потому здесь много больших и малых островов. На некоторых из них видны рыбачьи шалаши, другие — безлюдны. На огромном Лосином острове (финны называли его Хирвисаари) жили суровые, молчаливые люди, корабельные знатцы. Васена отвозила им муку. На Березовом острове, в старинной роще, алела черепицей шведская мыза Бьеркенгольм. Там, где из Невы вытекает Безымянный ерик[8], на обширном мысу раскинулись поместье и сад майора Канау. К майору Васена ездила за зерном. Но хозяина не застала. Сердитый приказчик взвалил на одноколку мешки и умудрился одним ловким ударом хлестнуть разом и лошадь и девушку-возницу. Неподалеку от владений Канау виднелась русская деревенька Сябрино. Серенькая и тихая, она приникла к речному берегу. Ее соломенные крыши и покосившиеся темные стены с крохотными волоковыми оконцами, заткнутыми тряпьем, казались приниженно убогими рядом с высоким и горделивым майорским домом. Дорога на все правобережье была одна, старая нотебургская. В низовье Невы она расходилась тремя тропинками… Хозяин Матис со своей работницей почти не разговаривал. Дела на мельнице много. Васена, не разгибая спины, чинила мешки. Ей казалось — Матис действительно считает, что она с такой опасностью пришла сюда, чтобы работать на его мельнице. А ведь ей надо непременно побывать в Ниеншанце. Но Матис все понимал. Только он не любил лишних слов. Васена убедилась в этом после одного примечательного случая. На мельницу приехал почтенный гость, седой полковник, опиравшийся на палку с золотыми вензелями. Девушка даже не предполагала, что толстый мельник может быть таким проворным. Он учтиво кланялся, забегал вперед, открывал перед полковником двери. Гость сел на стул и сразу же расплылся своим рыхлым, дряблым телом. Позже Матис проводил его до коляски. Держа за локоть, помог подняться на откидную ступеньку. Сам застегнул кожаную полость, чтобы дорожной грязью не забрызгало господина полковника. Мельник долго ходил по своей каморке, примостившейся рядом с каменными поставами. Он позвал Васену. В этот день он сказал ей самую длинную речь: — У нас был господин Яган Аполов, комендант крепости Ниеншанц… Только он никакой не Яган. Он Иван, русский родом… Мы с ним давнишние знакомцы. Полковник приезжал меня навестить… Так вот — в семье коменданта заболела швейная мастерица. Господин Аполов спрашивает, не найдется ли ей на время замена… Значит, собирайся. Пойдешь в Ниен… И трубкой — пых, пых, пых. Ниен — торговый посад крепости Ниеншанц. Это был богатый город. Таким он выглядел даже сейчас, когда война приблизилась к нему. Сотнями деревянных и каменных домов раскинулся он на берегу Охты, у самого впадения ее в Неву. Здесь было все, как положено в чистеньком иноземном городе. Перекресток двух главных улиц отмечен ратушей с башенкой. На площади — торговые ряды. На окраине — бойня, смоловарня, канатный двор, хмельники. Рядом с верфью — пристань. На воде, еще не вполне очистившейся от льда, покачивались корабли. Матросы лазали по вантам, подтягивали паруса. Тяжело нагруженные корабли готовились к отплытию. Дом коменданта Аполова, обширный и поместительный, огородами спускался к реке. Выше и больше его был только стоявший рядом с ратушей дом купца Фризиуса, знаменитого тем, что его должником считался сам шведский король. Ниенский купец ссудил Карлу XII крупную сумму для войны с Россией. У Аполовых Васенка меньше всего шила. Она и с детьми нянчилась, и бегала за водой с ведрами, бренчавшими на коромысле, и прислуживала за столом. Русская прислуга ценилась в Ниене именно тем, что умела делать все. Семья у полковника была большая, с невестками и внучатами. Говорили по-шведски, изредка по-русски, но коверкали слова на чужеземный лад. От другой, старшей прислуги Васена доподлинно узнала историю Аполовых. Они принадлежали к древнему русскому боярскому роду. Когда шведы захватили край, Аполовы перешли на службу сначала к Густаву-Адольфу, потом — к Карлу XII. Служили верно. Король причислил их к шведскому «рыцарскому дому», что равносильно потомственному дворянству. Яган родился в неволе и состарился в неволе. Хотя был полковником и шведы считали его своим. Полковник Яган редко появлялся дома. Большую часть времени проводил в крепости. Если бы кто-нибудь знал, что маленькая, ловкая прислуга Аполовых прошла десятки верст через леса, поминутно рискуя жизнью, чтобы взглянуть на Ниеншанц! Девушка вечером и каждую свободную минуту любила сидеть на бережку и смотреть на воду. Это не привлекало ничьего внимания. Шведы знали, что русские, даже те, кто никогда не бывал в России, тоскуют по родине и тогда ищут одиночества. А Васена чутко присматривалась и прислушивалась. Все, все могло пригодится. Как выглядит шведская крепость? Сколько в ней солдат? Много ли пушек? Крепость Ниеншанц возвышалась напротив Ниена на другом берегу Охты, возле устья, и главным своим фронтом выходила на Неву. Здесь Нева делала последнюю излучину; пушки держали под прицелом оба речных плеча на большом расстоянии. Крепость была о пяти углах. Без башен. Земляные стены мощным поясом охватывали Ниеншанц. Высота — сажен девять, возможно, и все десять. На стенах — деревянный палисад, а внизу — рогатки. В крепости непрестанно велись работы. Шведские солдаты выходили из ворот с лопатами в руках. Копали ров и насыпали вал на стороне, обращенной к Орешку. Значит, ждут удара и готовятся к нему… Ниен на глазах Васенки пустел, затихал. Отплыли из гавани корабли, увозящие семьи самых богатых купцов. Говорили, что залив, «большая вода», еще подо льдом. Но корабли будут ждать у кромки, чтобы, не теряя времени, уйти в Стокгольм. Домочадцы Аполова и некоторые знатные жители посада укрылись под защиту крепостных стен. На два дня был опущен подъемный мост через Охту. Все, кому это было разрешено, перебрались в Ниеншанц. Русскую прислугу Яган Аполов в крепость не пустил. Васенка поселилась в сарае поблизости от ворот. Сарай чуть не до верха был набит сеном. По ночам слышались невнятные шорохи, пахло родной деревней, голова кружилась от этого запаха. Необыкновенной была эта весна в жизни девушки. Может быть, во всем настороженном городе она одна радовалась солнцу, теплу. Она знала, почему молчалив полковник, почему злы шведские солдаты, зачем их даже по ночам заставляют работать на валу. Это не их весна, а Васенкина… Однажды ночью девушка проснулась от того, что стены сарая тряслись, точно кто-то встряхивал их сильной рукой. Сквозь щели между бревнами светило зарево. Слышались стук копыт, человеческие крики. Васена откинула дверь, выбежала и попятилась, сжимая руки. Черные всадники, пригибаясь к гривам коней, мчались, размахивали саблями. Кони показались девушке огромными, а сабли — красными. Со стен Ниеншанца ударил пушечный выстрел. Медленно раскрылись ворота, пропуская шведских драгунов. Пожар разгорался все жарче. Пламя тянулось к багровому небу. 6. НАБЕГ О том, где в действительности находился маленький барабанщик, в Орешке знали двое-трое. Остальным было ведомо, что он до начала кампании по приказанию Голицына — в Ладоге. Так думали и сержант Бухвостов и Родион Крутов. Васена — за много верст от войны, и можно за нее не тревожиться. В Шлиссельбурге же той порой назревали большие дела. Солдаты за эти месяцы отдохнули. Пора начинать «воинский промысел».