– Видите ли, лечащий врач не видел, как привезли пациента, и у меня создалось впечатление, что доктор Кац, как бы это помягче выразиться, недолюбливает органы следствия. – Вы неправильно поняли! – поспешил на выручку коллеге Мономах. – Просто Суламифь Моисеевна ставит интересы пациентов выше других, ей кажется, что их требуется защищать от любых внешних воздействий, включая родственников. – Кстати, о родственниках! – словно внезапно озаренный новой идеей, хлопнул себя по лбу ладонью Котов. – Что, нашлись? – Да нет, в том-то и дело! Но если вдруг они явятся, не могли бы вы сразу же меня известить? Вот мои телефоны, – и дознаватель протянул Мономаху карточку с номерами. Когда Мономах вышел из здания больницы, дождь лил как из ведра – первый настоящий ливень в этом году! Машину он оставил около магазина на другой стороне: начальство наконец решило заасфальтировать «лысое», разбитое тысячами колес покрытие стоянки, поэтому персоналу было предложено подыскать временное пристанище для своих «железных коней». Чертыхнувшись при мысли, что придется целых двести метров бежать под струями ледяного душа с неба, Мономах приподнял воротник пальто и рысью припустил к дороге. Перебежав ее (в совершено неположенном месте, надо сказать, так как «зебра», вопреки здравому смыслу, находилась не напротив входа в медицинское учреждение, а в нескольких десятках метров слева), он уперся в киоск, торговавший блинами, компотом и киселем. Он был популярен у пациентов, которые, пресытившись скудным больничным питанием, прибегали к нему подхарчиться чем-то, помимо жидких супов и каш, подаваемых в столовке. Рядом с ларьком, тщетно пытаясь спрятаться под его козырьком, стоял абсолютно мокрый дядька неопределенного возраста. Красная физиономия, заплывшие глаза и набухшие брыли красноречиво говорили о злоупотреблении алкоголем. О том же свидетельствовал и характерный запах, исходивший от дядьки. Мономах уже намеревался, миновав его, бежать к машине, как вдруг услышал: – Мужик, купи птичку, а? Недорого! Какую еще птичку? И тут Мономах заметил, что у ног пьянчужки стоит клетка, а в ней сидит некое существо – по-видимому, действительно пернатое. Только вот определить, к какому семейству относится данный вид, не представлялось возможным: очевидным было лишь то, что он крупный, а клетка слишком мала, и птице приходилось пригибать голову, чтобы не упереться в верхние прутья. Ворона? Нет, слишком уж большая. Может, ворон? Да нет, клюв не похож… Само собой, Мономах не имел намерения покупать птицу, да и не умел он с ними обращаться, но тут вдруг он поймал взгляд – человеческий взгляд, в котором читались одновременно безнадега и немая просьба. Мономах знал, что собаки, кошки и лошади умеют так смотреть, но чтобы птица – это нечто новенькое и абсолютно неожиданное! Пернатый смотрел на него исподлобья, выгнув шею, так как не мог поднять голову из-за чересчур низкого потолка клетки. У него была странная голова, будто бы поросшая волосами – вернее, было похоже, как будто ему на макушку какой-то шутник нахлобучил кудрявый парик. Из-под этой самой «шевелюры» на Мономаха и глядел яркий, круглый, внимательный глаз. – Купи-и пти-ичку, мужи-ик! – заканючил дядька, переминаясь с ноги на ногу. Вода лилась с него потоком, как и с несчастного существа в клетке. – Холодно тут стоять, честно! Мне бы чего горячего выпить… «Ага, – подумал Мономах, – в смысле – горячительного!» Птица не сводила с него взгляда, и он, к собственному удивлению, спросил: – Сколько стоит? – Всего десять штук! Птица редкая, нигде за такие бабки не купишь, зуб даю! Мономах сунул руку в нагрудный карман и нащупал одну-единственную бумажку в пять тысяч. До зарплаты еще два дня, но есть же кредитная карта… Да на кой ему сдалась эта курица?! – У меня только пять, – брякнул он. – По рукам! – радостно взвизгнул дядька и ногой пододвинул клетку поближе к Мономаху. Следовало просто уйти, ведь он ничего не должен ни этому пьянчужке, ни его странному питомцу, но Мономах почему-то покорно отдал купюру, поднял клетку (кстати, птичка оказалась чертовски тяжелой!) и зашагал к автомобилю, спрашивая себя, за каким лешим он так поступил. С трудом погрузив клетку на заднее сиденье, он оглянулся: мужика и след простыл! Наверное, рванул в ближайшее питейное заведение: пяти тысяч вполне хватит, чтобы весело провести оставшееся от вечера время, и на завтрашний опохмел. Интересно, что за диво дивное он приобрел? Похоже, по дороге домой придется заехать в ветеринарку: если повезет, удастся оставить им пернатого, а уж они сумеют пристроить его либо в хорошие руки, либо в зоопарк… ну, или куда там обычно пристраивают птиц? Вот уж правильно говорят – не было печали! Тяжело вздохнув, Мономах повернул ключ в зажигании. Подняв голову, он поймал в зеркале пристальный, тревожный взгляд исподлобья. * * * – Ну что, у нас есть подозреваемый? – спросил Белкин, лучась довольством. Алле жаль было разочаровывать парня, но это сделал за нее Дамир, задав встречный вопрос: – Подозреваемый в чем? – Как это – в чем? – растерялся молодой опер. – Алла Гурьевна, неужели вас не удивляет, что Орлова открестилась от поварихи?! Если ни она, ни ее сынок не имеют отношения к ее смерти, то почему она врала? – Это и в самом деле интересно… – Да ничего удивительного! – перебил Аллу Антон. – Ну не хочется ей быть причастной к неприятному событию – разве трудно понять? Боялась, что всплывет имя сына, вот и притворилась, что знать не знает девицу! Как вам такая версия, Алла Гурьевна? – Вполне! Кроме того, Александр, ну не можем мы просто заявиться к Орловой и уличить ее во лжи! Ваша горничная вполне определенно показала, что Орлова предложила Дарье деньги, и та, возможно, согласилась. Если они сумели договориться полюбовно, зачем убивать? И потом, я себе слабо представляю, что хрупкая балерина средних лет легко справилась с молодой, здоровой девушкой, сломав ей шею! – Так что, мы ничего не станем делать? – Ну почему же ничего, – пожала плечами Алла. – Вы получили информацию, Александр, вам и разгребать последствия! – Как это? – Горничная, кажется, упомянула некую Галину, которая работала у Орловой? Парень непонимающе кивнул. – И эта самая Галина, – продолжала Алла, – должна неплохо знать покойницу, так? Ну, раз она ее рекомендовала на свое место? – Вы хотите, чтобы я встретился с Галиной? Белкин просиял: надо же, ему так редко дают самостоятельные задания – и вот он, звездный час! – Вы все правильно поняли, – сдерживая улыбку, ответила Алла. – Поговорите с ней: вдруг Даша рассказывала ей о своих отношениях с сыном Орловой? Может, ей известно больше, чем горничной, – в частности, получала ли девочка деньги от хозяйки, и не поступало ли ей угроз со стороны оной. – Можно прямо сейчас отправляться? – радостно спросил Белкин. Алла кивнула, и парень выскочил за дверь так быстро, словно опаздывал на поезд. – Алла Гурьевна, зря вы его поощряете! – неодобрительно щелкнул языком Дамир. – Ничего-ничего, – усмехнулся Антон. – Пусть поцокает копытцами – вреда не будет! В конце концов, надо же и ему когда-то опыта набираться! * * * – Владимир Всеволодович, какими судьбами?! Такими словами поприветствовала Мономаха Кац, когда он заскочил в ее крошечный кабинет в конце рабочего дня, почти уверенный, что нейрохирург еще на месте. Так оно и вышло. – Да вот, Суламифь Моисеевна, зашел поинтересоваться, как там наш неизвестный пациент – есть улучшения? Пожилая врач устремила на него внимательный взгляд совершенно молодых глаз. – Вы говорили со следователем? – скорее констатировала, нежели спросила она спустя несколько мгновений. – Пока только с дознавателем. А почему вы спрашиваете? – Не нравятся мне эти люди, коллега, ох как не нравятся! – Какие люди? – Люди в форме. Умом понимаю, что они делают свою работу, но… – Суламифь Моисеевна, я правильно понимаю, что новости есть? – Есть, Владимир Всеволодович. Я все равно известила бы вас, только хотела погодить маленько, ведь мальчик так напуган… – Он пришел в себя?! Кац коротко кивнула.