– Это хорошие детали. – Врёшь, медведь, – командир резко обернулся, и его правая рука со скрипом поехала вниз от плеча. Он привычным жестом прихлопнул левой её на место. – Нет там ничего. Давно кончились все детали. Оловянный так грозно навис над маленьким медведем, что тот невольно сделал два шага назад. – А что вам надо? Командир выпрямился. – У вас все живые? – спросил он. Сёма непонимающе кивнул. – А поломанные где? – Какие ещё поломанные? – снова не понял Сёма. – С чего бы кому-то ломаться? Командиру это замечание не понравилось. Он недовольно прошёлся вдоль мусорной кучи, разжимая и сжимая руку. Сёма вдруг заметил, что командирская рука – треснувшая, с наплывами какого-то бурого металла. Наверное, это он заделывать пытался. – Выдайте нам поломанных – и можете забирать светляк, – сказал командир. – Поломанные у всех есть. Война. – Так нет же никакой войны, – изумился Сёма, – какая война до Второго фронта? Командир яростно хрустнул рукой. – Это ерунда, – заявил он срывающимся фальцетом, после чего постучал себя кулаком по груди с неумело нарисованным орденом. В разговорном блоке что-то громыхнуло, и голос стал нормальным. – Никакого Второго фронта. Война и всё. Он остановился напротив Сёмы. – Обмен будет? Сёма подумал, что никаких поломанных у них нет. А были бы – всё равно их не отдали бы этим гадам. И потому что солдаты сбежали, и потому что хотят сбивать всех трамваями и взрывать минами. И ещё у них тот страшный колодец. Нет, точно бы не отдали! Маленький медведь обо всём этом подумал, но ничего не сказал. – Покажите сначала фонарик, – заявил он, – а то вдруг он у вас тухнет, как солнце. Командиру это предположение опять не понравилось. Он скрипнул головой и в очередной раз прошёлся взад-вперёд. – Посмотреть надо, – неожиданно даже для самого себя добавил Сёма. – Раз война – значит, не на слово же вам верить. Командир остановился и удивлённо зыркнул в сторону медведя. С ним, наверное, никто так не разговаривал. – Правильно, – сказал оловянный, – очень правильно, медведь. Удивляешь. Он зашагал в сторону оставленных товарищей. Сёма засеменил следом. Маленький медведь слышал только несколько слов из разговора оловянных, и те странные какие-то. Командир говорил про граммы, которых теперь хватит. И что надо держать связь с верховным комиссаром. А может, не верховным, а верхним. Сёма оставил Русю за старшего. Джек, может, и обиделся – хвостом крутить перестал – но слушается. Ну, и хорошо. – Слушай радиста, – шёпотом предупредил жирафа Сёма, – что говорит и вообще. Руся несколько раз вздрогнул всем телом. Это он от волнения, конечно. А так всё понял. Он вообще – очень понятливый жираф. Хоть и дёргается постоянно. Командир тоже переговорил со своими. Один раз показал рукой в сторону баррикад, где остался динозавр. Потом обернулся и зашагал по какой-то одному ему ведомой дороге. Сёма побежал следом. Они шли быстро, петляя на самых ровных и внешне безопасных местах. Дважды пролазили под натянутыми тросами и обходили расставленную на земле ловушку. Только все эти препятствия были уж слишком на виду – как на картинке. Командир не боится их показывать, и, можно подумать, даже хвастает. Так, может, они и ненастоящие вовсе? Командир не оглядывался, не смотрел по сторонам, шёл, как будто никого с ним и нет. Сёма бы даже решил, что оловянный о нём совсем забыл, если бы командир внезапно не поинтересовался: – И как ваш поход наверх, медведь? Ничего себе, это, выходит, они и за Домом как-то следят. И как они, интересно, это отсюда делают? – Это не наш поход, – сказал Сёма. – Да что ты мне заливаешь, медведь. – Ничего я не заливаю, – сказал Сёма и подумал, что тут самое время обидеться и замолчать. Он так и сделал. Командир же сказал, что только «гнусы и слабаки» могут верить в эту чушь, про спасение через Второй фронт. Что такие сами работают на Верхнее правительство, которое давно уже проводит разбор жителей Дома. – Второй фронт будет, – тихо сказал Сёма. – Стыдно не знать. – Да ну! – фыркнул командир и даже обернулся. На его оловянной морде по-прежнему ничего нельзя было прочитать. – То есть это он ради вас специально откроется? – Ради всех, – сказал Сёма. – И Проводник уже в пути? – И Проводник. Командир согнулся чуть ли не пополам. Из его динамиков послышались визги, и оловянный снова принялся стучать по голосовому блоку. Сёма постарался изобразить равнодушие. – Ладно, – сказал командир, отсмеявшись, – теперь ныряй, медведь. Сёма огляделся. Далеко позади осталась мусорная баррикада. Перед ними была серая сплошная стена комнаты. Он обернулся спросить, куда именно надо нырять, – но в этот момент командир нагнулся, и стена вдруг собралась гармошкой. По ней пошли волны, а нижний край и вовсе стал задираться вверх. Командир ловко скатывал его в рулон. – Лезь! – прикрикнул оловянный. Сёма нагнулся и стал протискиваться в пролом, который оказался спрятан за фальшивой стеной. Узкая пещера хватала за мех, сыпалась на голову мутным крошевом и всё никак не хотела кончаться. Сёма даже успел подумать, что оловянный засунул его сюда нарочно. Но нет, вроде бы тоже как-то ползёт сзади. Скрипит и ругается, но ползёт. К концу пути пещера вдруг резко расширилась, и не ожидавший этого Сёма кубарем покатился вниз. Сжавшись в клубок и зажмурившись, он и не пытался зацепиться, а только ждал последнего удара, когда полёт, наконец, закончится. Удара так и не случилось. Медвежий клубок плюхнулся на что-то мягкое и замер. Сёма недоверчиво – самую малость – приоткрыл глаза, да так и остался лежать неподвижно. И вправо, и влево, и вверх, и вниз расползалось огромное белое. Оно поднималось до высоченного тусклого неба с десятками испятнанных солнц, оно спускалось в немыслимые зарешёченные котлованы, на дне которых тоже что-то слабо светило. И оно чудовищными ватными простынями застилало всё вокруг – вплоть до еле различимой дальней стены. И всё же оно было мёртвое. Вялое, сереющее на местах сгибов, тут и там прорванное железными столбами, ящиками, люками. Пустое и неподвижное… Из пролома в стене выкатился командир и тяжело брякнулся рядом с Сёмой. Снятую правую руку он прижимал левой. – Засы́пало, – прошипел оловянный, – снова тут всё засы́пало. Он вскочил на ноги и, косясь на неподвижно лежащего медведя, стал прилаживать руку на место. – Что это такое? – спросил раздавленный белым Сёма. – Старое хранилище. Давно кончилось. – Кончилось? – переспросил Сёма. – Давно. Больше не разговаривали. Сёма поднялся и, беспрестанно крутя головой, пошёл за командиром по широкой железной сетке, переброшенной через сияющий белый провал. Оловянный держался на три-четыре лапы впереди, чуть задрав правое плечо, чтобы не съезжала повреждённая рука. В абсолютной тишине огромного склепа его шаги казались разрывными выстрелами, Сёме всё хотелось зажать лапами уши. Вокруг громоздились космические слепяще-снежные пространства, кое-где уже тронутые тлением: по стенам ползет паутина трещин, металл пробует ржавчина. Застывшие краны. Непонятные рельефные стенды. Справа и слева от решётки уходят широченные не то шахты, не то колодцы. Если заглянуть в них, на дне станут заметны помятые металлические баки с раздутыми боками. Они похожи на воздушные шарики, из которых потихоньку выходит воздух. А слева рядом с ними лежит ещё и… Сёма остановился, закрыл лапой глаза, а потом убрал лапу и посмотрел снова. Рядом с баками лежал целый, только перевёрнутый на бок вагон. Такой же, как на войне. – Падающий вагон! – сказал Сёма, заворожённо глядя на мешанину гигантских железяк внизу. Командир тоже глянул, но его вагон нисколько не заинтересовал. – Этот не падает, – сказал он. – Меньше заглядывайся, медведь. Но Сёма всю дорогу до другой стороны склепа украдкой косился в сторону вагона. Это очень глупо, но он ждал, что вагон вздрогнет и зашевелится. Поднимется, плюнет огнём и железом, лязгнет смертельными колёсами. И не уйти от него, и не закрыться лапами. Однако вагон вёл себя, как и подобает мёртвому, – смирно. Может, и правда дохлый? Когда до дальней стены осталось уже совсем немного, командир резко повернул в сторону – к стенду, наполовину скрытому металлической заслонкой. Он дал знак Сёме, что надо двигать её вместе, и маленький медведь что есть сил на неё налёг. Скрипнув, заслонка сдвинулась вправо, и оказалось, что за ней прячется пара выдвижных ящиков и плакат: «Оберегаем будущее, стоим за Россию». Командир дёрнул нижний. Тот, в котором лежал фонарик. Он был большой, гораздо больше, чем помнил Сёма. На полторы, если не на все две лапы в длину. Матово-чёрный, с рифлёным пластиковым корпусом. И батарейки рядом.