— Мама, милая, — произнесла она, сомнительно искажая интонации. — Ты не видела бабушку шестнадцать лет. Только я к ней и мотаюсь каждое лето, да по праздникам. Поэтому позволь мне самой выбирать, как переживать, а как нет. Хорошо? Это был апперкот без предупреждения. — И зачем ты так со мной? — Захотелось. — Наташа снова зачерпнула ложкой суп. — Не бери в голову, плохое настроение. — Плохое настроение? Ты серьёзно? То есть для тебя вот это всё — плохое настроение? Бабушка умерла, а ты?.. Подожди-ка… — Надя внезапно кое-что заметила. — Это, блин, что такое? Надя провела рукой по волосам девочки, прежде чем та успела одернуть голову. Кто-то состриг Наташе челку, прошел ножницами по вискам и затылку. Неумело, криво, вырвав клочья волос то тут, то там. Неровные срезы, торчащие волоски. Наташа пыталась скрыть уродливые патлы, кое-как причесавшись — но разве такое скроешь? — Кто это сделал? — Надя почувствовала, что начинает злиться. Это была уже совсем другая злость — материнская. Острые иголки сквозь тупую ноющую боль в голове. Впрочем, нетрудно было догадаться, что произошло. — Снова подралась? За последние два месяца Надю вызывали в школу трижды. Наташа, освоив приёмы женственности, тут же начала флиртовать с мальчиками из старших классов. Одноклассницам вышеупомянутых мальчиков это не нравилось, и они приходили на переменах «разбираться». Ну, а где словесные перепалки, там и драки. Наташа после драк ничему не училась, флиртовала вновь и нарывалась на очередную драку в туалете или за школой. Умела конфликтовать, в общем. Вся в мать. Надя не знала, как решить вопрос. Пару раз она звонила родителям старшеклассниц, угрожала, что вызовет полицию, поднимет вопрос перед директором школы, но эффекта никакого не было. Тем более, если начистоту, Наташа тоже была виновата. Строить глазки взрослым мальчикам… ох уж эти подростки. — Мам, все нормально, — шевельнула плечом Наташа, не отрываясь от экрана телефона. — Они же тебя изуродовали! — Не драматизируй. Я все равно хотела постричься. Завтра схожу в парикмахерскую, сделаю нормальную прическу. — Это снова те девчонки из старших классов? Иголки злости больно впивались в виски, в затылок, в кончики пальцев. Наташа промолчала. Это всегда так. Детям кажется, что они способны разобраться со своими проблемами и без взрослых. До поры до времени. Пока не становится слишком поздно. — А если бы они тебе глаза выкололи? — спросила Надя, сжимая и разжимая кулаки. Наташа ответила едва слышно: — Мы разобрались. — Как? Ты вообще понимаешь, куда можешь впутаться? Это мальчишки должны драться, а не вы. Хочешь, чтобы я снова позвонила? У меня все телефоны давно есть. Разберемся! Надя неосознанно провела пальцами по Наташиным волосам, ощущая неровность срезов. Наташа осторожно отпрянула: — Мам, — сказала она снова. — Я знаю, что ты хочешь позвонить Машиным родителям, поругаться, покричать. Не надо. Это не самое лучшее решение. Я постригусь и постараюсь больше не ввязываться в драки. Договорились? Надя тяжело вздохнула. Навалилось всё сразу. Сначала бабушка, теперь вот челка. Неравносильно, конечно. Вспомнила, как сама в детстве частенько хватала за волосы деревенскую забияку Ленку Шестакову из параллельного класса. Ох и понаставили они друг другу синяков. Детская жестокость — это в какой-то мере нормально. Тренировка перед взрослой жизнью. Оттачивание, так сказать, мастерства. — Ладно, — сказала она. — Наташа, надо постричься сегодня. Так ходить… безобразно. Будь выше. Сейчас покушаешь и сходи, сделай нормальную прическу. Чтобы лучше всех, хорошо? — Не надо больше звонить никому, — еще раз попросила Наташа. — В прошлый раз все равно не помогло. Прошлый раз произошел две недели назад, когда Надю вызывали в школу по поводу драки. Одна из старшеклассниц, Маша Семенцова — высокая, стройная девочка с хорошо проглядываемой большой грудью и с абсолютно волчьим взглядом на красивом веснушчатом лице — поймала Наташу в туалете и попыталась макнуть ее головой в раковину, под струю кипятка. Наташа сопротивлялась, но Маша была сильнее, и в итоге у Наташи долго не сходили с шеи красные пятнышки от ожогов… Тогда Надя не сдержалась. У классного руководителя она взяла телефон Машиной мамы и долго, зло кричала в трубку все, что думает о Маше, и о ее родителях. Потом, впрочем, она поняла, что кричать бесполезно. На другом конце её слушала безразличная тишина. Тишина, исходящая от человека, которому было плевать. Сухой и тихий голос спросил: «Вы всё сказали?» и повесил трубку. Машина мама не приходила в школу, а на родительские собрания посылала пузатенького лысоватого мужа. Надя подозревала, что Машина мама вообще редко опускается до общения с кем бы то ни было. Надя вышла из кухни в зал, села на диван, сжав в руках сотовый телефон. В ухо шепнула мать: «Шлюшка расплачивается за свои грехи» Это фразу Надя слышала, когда выбегала из родительского дома шестнадцать лет назад. Крик в спину из комнатки под лестницей. Запах воска. Мама лепила из расплавленных свечей круглые неровные шарики и бросала их в таз с теплой водой. В тазу плавали пучки трав, деревянные щепки, черные, обугленные яйца. Мама опускала в воду руки, перемешивала так, что в центре таза появлялась миниатюрная воронка и, глядя на Надю большими темными глазищами, бормотала: «Негоже порядочной девушке спать с двумя мужиками! Шлюшка и есть! От одного ребенок, от второго — репутация! Весь поселок о тебе говорить будет, если мамка не предпримет меры! Но мамка у тебя умная. Слышишь? Это ты дурочка, а я-то знаю, что делать!» И Надя видела (или по прошествии лет убедила себя, что видела), как вода в тазу начинает пузыриться, словно вскипает, и из нутра накрученной воронки поднимается белый свет. «Нет, мама! Это же мой ребенок! Это же мой…» «У шлюшек не бывает детей! Ты даже не знаешь, кто отец! Артем или Коля? А раз не знаешь, то я тебе подскажу и покажу! Стало быть, надо узнать, надо решить! Надя вздрогнула и сообразила, что сидит на диване в зале своей квартиры. Она уже взрослая, самостоятельная… и сколько лет прошло, да? Пора бы забыть всё. Помотала головой, отгоняя слишком живые воспоминания. Запах воска. Словно только что вдохнула… Картинки перед глазами поблекли, стали сначала черно-белыми, как фотографии из старого альбома, потом растворились совсем. Прошло много лет. Прошлого не вернуть. Мама мертва. Со всех сторон навалилось настоящее — осязаемое, близкое. — Я не шлюшка, — пробормотала Надя. Она набрала сохранённых две недели назад номер, вслушивалась в гудки, а когда щелкнуло соединение и женский голос спросил: «Да?», начала бормотать негромко, чтобы Наташа не услышала: — Здравствуйте. Я мама Наташи. Ваша дочь сегодня угрожала моей ножницами. Я хочу сказать, что если вы не поговорите с Марией, то мне придется обратиться с заявлением в прокуратуру… 3. Наташа чётко знала время, когда бабушка умерла. В половину второго ночи детская комната погрузилась в беспросветную вязкую темноту, а на грудь Наташи будто запрыгнул тяжеленный кот и впился коготками в кожу. Наташа открыла глаза, но ничего, конечно же, не увидела. Темнота просачивалась сквозь стиснутые зубы, заполняла уши и налипла на веки. Такое уже бывало. Можно привыкнуть, если захотеть. Внутри головы зародился шум, будто прокручивались шестеренки старого механизма: далёкий скрип, скрежет, тяжёлый медленный стук. А потом — раз — и детская комната исчезла. С черноты сорвали одеяло, мир насытился красками, обрёл пугающую реалистичность, плотность, осязание. Наташа поняла, что лежит на кровати, но уже не в комнате, а в гостиной бабушкиного дома. Холодный ветер вдруг накинулся с жадностью одичавшей собаки, растрепал волосы, задрал одеяло. Наташа быстро подобрала ноги, села, оглядываясь. Она сразу увидела бабушку, лежащую на кафельном полу. Руки её были раскинуты в стороны, один тапок слетел с ноги, обнажая фиолетовый носок. Голова оказалась как-то неестественно вывернута, левой щекой бабушка упёрлась в пол, стеклянным глазом смотрела куда-то в бок. Рот был приоткрыт, несколько выбитых зубов прилипли к потрескавшейся губе. Из-под бабушки медленно расползалась лужа крови, похожая на скользкого тёмно-красного монстра. А рядом валялся топор — большущий, с массивной рукоятью, лезвие которого тоже было в крови. Капли, рассыпанные по полу, напоминали божьих коровок. Остро запахло смертью — Наташа не знала, как пахнет смерть, но почему-то была уверена, что этот коктейль должен содержать в себе запахи гнили, пота, протухших яиц. Взболтать, но не смешивать. Еще Наташа увидела тень, будто где-то за пределами гостиной стоял… кто-то… хозяин топора. Бесформенный и страшный. Выжидал… Он готов был воспользоваться топором ещё раз, в любой момент, только дайте повод… И он каким-то невероятный образом почувствовал присутствие Наташи. Понял, что она видит гостиную, видит бабушкин труп. Хотя на самом деле Наташи там не было. Она уловила движение воздуха, повернула голову в тот самый момент, когда размытая тень метнулась в её сторону. Успела увидеть длинные руки с изогнутыми пальцами, услышала треск ломающихся механизмов, а потом пронзительно завопила. На мир стремительно накинули чёрное покрывало, вопль растворился в вязкости воздуха, и спустя секунду (или чёрт знает сколько времени?) Наташу вышвырнуло обратно в её милую, хорошую, родную детскую комнату. Настольные часы с мягкой зеленоватой подсветкой показывали без двадцати два ночи. За окном сонно прошуршал шинами автомобиль. Где-то в горле застрял обрывок крика. И ещё был запах смерти. Он как будто прилип к ноздрям. Его нужно было вдохнуть, иначе не избавиться. Наташа осторожно втянула носом воздух, закашляла. Сердце колотилось, как бешеное. Подушка была влажная от пота. Наташа встала с кровати, подбежала к окну и быстро закрыла его, потом задёрнула шторы. Сон сделался размытым, не реалистичным. Но Наташа знала, что всё, что она увидела в нём — правда. Бабушка мертва, её убили, а какая-то злобная тень спряталась в доме, поджидая… кого? Новых гостей?.. Прямо у окна Наташа вдруг расплакалась. Она размазывала сопли и слёзы вспотевшими ладонями, беззвучно тряслась от накатившего страха. Вспомнилось, как несколько лет назад бабушка сказала ей: — Как только меня убьют, тебе придётся встретиться лицом к лицу с очень большим злом. Держи в уме, хорошо? Сказано это было невпопад, за ужином, когда бабушка с Цыганом распивали из гранёных рюмочек холодный самогон. Наташа в тот момент ковырялась вилкой в яичнице и смотрела по телевизору «Поле чудес». Она даже не сразу сообразила, что бабушка обращается к ней. А когда поняла, неловко рассмеялась, потому что бабушкины слова были нелепые и какие-то совсем неправильные. Следом рассмеялся Цыган и хриплым голосом попросил не пугать ребёнка на ночь глядя. Только бабушка не смеялась. Она держала на весу рюмочку и смотрела на окно, укрытое деревянными ставнями. …слезы закончились быстро, и Наташа вернулась в постель, забравшись под одеяло с головой. Она прихватила с собой телефон и наушники. Запустила на репите «Нирвану» и тихонько уснула под хриплый голос Курта Кобейна, который пел что-то про призраков и детей. Глава третья 1.