Надя любопытная женщина. Она непременно пойдет. А в детской комнате на первом этаже её будет поджидать скромный подарок. Детей у Оксаны с Антоном Александровичем так и не появилось, но Оксана лет двадцать назад с упорством маньяка украсила комнатку детскими обоями голубого цвета с белыми облаками и самолетиками. Еще поставила полноразмерную шведскую стенку — спецзаказ из Финляндии — постелила мягкий ковер и набила шкаф огромным количеством детской одежды, от нуля до пяти лет, про запас. В годы краха Советского Союза хорошая одежда была в дефиците, Крыгин возил все из-за границы, через знакомых в посольстве. С тех пор одежда пылилась в шкафах, и о ней никто ни разу не вспомнил. Выбросить бы, да руки не доходят. Конечно, подарок никак не был связан со старой детской одеждой. Шведская стенка тоже была не причём. Крыгин представлял, как удивленно расширяться Надины глаза, когда она увидит три пластиковых ведра. Как она спросит, что же это такое? А он ответит (с нотками гордости в голосе), что это, моя дорогая, ведьма из города. Та самая, которая навела порчу на твою мать, а потом — внимание! — добралась до дочери. Вот ведь злобная натура, да? Он думает: Оксана обрадуется! Всё ради неё. Ведьма будет лежать частями в мусорных пакетах. Та самая дерзкая девчонка, которую старуха прятала в подвале и которую потом случайно обнаружил Грибов. Сутулый выследил её, поймал и держал в охотничьей избушке в ближайшем лесу. Крыгин намеревался выпустить из неё кишки за день до Нового года (хотя подозревал, что и тут в планы придётся вносить коррективы). Так вот, если вернуться к намеченным целям. Злоба выплеснется из Нади. Злоба и радость — мёртвая ведьма лежит перед ней. Месть свершилась. Крыгин — умница и добряк. Антону Александровичу только это и надо. Он соберёт по каплям злобу, радость, чувство отмщения, эйфорию и отнесёт любимой, очаровательной Оксане. Прямо в её постель на втором этаже. Из полумрака выйдет Грибов. С ним придётся хорошенько поработать, конечно. Завершить заклятие, довести до ума. Но он — по задумке Крыгина — должен будет плакать, падать на колено, целовать Наде руку и просить, умолять, заклинать, чтобы она вернула его обратно в семью. Потому что у ведьмы должна быть семья, должен быть тот, кто её полюбит до конца своих дней. Потом Крыгин расскажет, что эту проклятую ведьму заметили жители Шишково, когда она бросала жареные до черноты куриные яйца через забор Надиной маме, а ещё высыпала разный мусор у калитки и несколько раз перекрутилась против часовой стрелки, задрав юбку и размахивая бусами. Снег вокруг неё в тот момент растаял, пошел густым паром, обнажив клочок выжженной земли. Для пущей убедительности можно привести пару местных идиотов, вроде того паренька с коровами. Он подтвердит всё, что угодно за пару тысяч рублей. Любой бред, была бы фантазия. Крыгин улыбался, когда представлял себе эту сцену. Времени осталось немного. Главное набраться терпения. А потом… Потом в поселке появится новая фамильная ведьма, взамен вконец распоясавшейся и сбрендившей старушенции. Если повезет, лет пятьдесят в Шишково будет тишина и покой. Крыгин вряд ли проживет так долго, но на его век тишины хватит. Он подумал: А что дальше? Ведь наследницы нет и не предвидится. Кто продолжит фамильную традицию? Но потом быстро отогнал от себя эту вредную и надоедливую мысль. Живы будем — не помрем. Сначала надо разобраться с делами насущными, а затем решать остальные. Конечно, Зою Эльдаровну было по-человечески жаль. Ведьмой-то она была отличной. Каждый человек в Шишково знал: если что случится — надо идти к старухе. Она лечила запоры, поносы, переломы, лишай, слепоту, убирала гной, снимала жар, облегчала зубную и головную боли, а еще гадала на картах, снимала порчу, заговоры, привораживала, отвораживала, завораживала. Особенно хорошо ей удавалось лечить алкоголизм. Поселок находился на последнем месте в Леобласти по количеству алкоголиков. Если быть точным, их в Шишково насчитывалось ровно три. Этим Крыгин гордился особо. Даже Цыган, снабжавший самогоном всю округу, не портил статистику. Каким-то парадоксальным образом его пойло не вызывало привыкание. Пили, скорее, по привычке — на праздники, на похороны, по серьезным поводам. А что бы так, нажраться где-нибудь во дворе, это в другие поселки, не к нам. Именно поэтому Крыгин затягивал с тяжелым решением. Всё же посёлок — это его родина, жалко было оставлять его без ведьмы, пусть и на время. Последний раз он пришел к ведьме за день до… скажем так, до того, как были предприняты меры. Зоя Эльдаровна сидела на лавочке у забора. Одета она была в тяжелую меховую шубу черного цвета, на голове цветастый платок, старый и затасканный, а на ногах — валенки. Упиралась обеими руками о трость, а на ладони положила подбородок. Словно бы спала, но на самом деле смотрела с прищуром на мир, за всеми наблюдала. Взгляд у Зои Эльдаровны был меткий, разом могла определить, что за человек мимо идет, какие у него мысли, какие намерения. Золотой глаз! Крыгин, приметив ее, сидящую на лавочке, вышел со двора, пересек дорогу, плотно засунув руки в карманы пальто. Встал, высокий и сутулый, посмотрел на старуху сверху вниз. День тогда был морозный, колкий. Без шапки на улице вообще делать нечего. Крыгин чувствовал, как колет в затылке и леденеют щеки и кончик носа. — Зоенька, душа моя, — начал он ласково, как обычно этот делал (скорее по привычке, чем ради какой-то выгоды). — Брось ты это дело, оставайся. Зоя, словно не замечая его, щурилась на искрящийся снег, не шевелилась. — Ну куда ты поедешь? У нас ведь не просто уговор. У нас волшебство, вот это вот всё, — продолжал Крыгин, и голос его становился жестче, терял гибкую ласковость и уют. — Это не я тебя держу, милая моя. Это история держит. Опять же, Цыгана куда денешь? У него любовь с тобой, зачарованная. Как у меня с Оксаной. Он без тебя сдохнет на следующий же день. Вены вскроет, утопиться, дом подожжёт. Ты хотя бы в этом себе отчёт отдаёшь? Тут она открыла один глаз, уставилась на Крыгина. Губы растянулись в ехидной улыбке: — А ты всё ещё хорош, — проскрипела. — Елейный слова из тебя текут, как мёд. Так и хочется поверить. — А ты не сдерживайся, голубушка, — произнёс он, чувствуя тревогу в душе. Понял, что намерения у бабки серьёзные. Душевно сорвалась — как сказала Оксана. А в таком состоянии трезво не мыслят. Наломает дров… — Что мне Цыган? — спросила старушка. — Он так, причарован. Любви там давно нет, испарилась. Пусть помрёт, мне не жалко. А вот я ещё пожить хочу, улавливаешь? Оксанку свою, ехидну, поставь ведьмой. Она же умеет. Пусть верховодит здесь, продолжает заблудших ведьм с лица земли стирать. А ты людям зубы заговаривай по гроб жизни. У тебя это отлично получается, да, Антоша? — Я не это имел в виду, — Крыгин запнулся, сам не заметил, как выудил руки из карманов и принялся гладить одну ладонь другой ладонью. — Куда бежать-то собралась? Есть смысл в этом беге? — Найду городок какой-нибудь, деревню. А там и помру тихонько, — отозвалась Зоя. — На свободе, да с чистой совестью. — Куда уж с чистой. Она продолжала сверлить его голубым глазом, шевельнула головой, будто старалась запомнить этот момент: — А ты, Антоша, милый, не забывай. Всё равно на том свете встретимся. Коли угодим в один котел, так по праву. Я в Ад попаду за то, что слаба была и глупа. По молодости не сообразила, что ты за фрукт и как разорвать эту вашу древнюю связь. А уж тебе прямая дорога к Дьяволу за то, что здесь творишь. Тебе и любви твоей ненаглядной, милой. Портреты по всему дому развесил, тьфу. Ты и правду не видишь, что она с тобой делает? Мозг высасывает, как пиявка. Как паразит. А ты и рад. — Ты такая же, как я, — прошептал он, чуть склонившись, ощутив потный и вязкий запах ее старческого тела, запах разложения. — За все это время, ты стала такой же. — Я не хотела смертей, — ответила Зоя. — Это ты заставил меня убить первую ведьму. Я даже лица её уже не помню. Притащил, бросил на пол, на, мол, или убивай или иди на все четыре стороны. А куда мне было идти? — У всех есть выбор. Ты решила остаться в этом доме. — Ага. Потому чтобы без копейки за душой, молодая и глупая. А теперь решаю уйти. Хочешь меня остановить? — Я могу тебя остановить, Зоя. У меня карты… Она перебила: — И у меня карты. Померяемся? Кригин заскрипел зубами от злости. Вбила себе в голову уехать во что бы то ни стало. В Шишково ей вдруг стало невыносимо. Тайно копила деньги, общалась с риэлторами, планировала купить домик в какой-то деревне под Тверью и убежать туда сразу после Нового Года. Тихо, незаметно, бесследно. Хорошо хоть один знакомый из администрации пришел к Зое лечить герпес на губе и заметил буклет «Петербургской недвижимости», лежащий на столе. Как-то между делом он рассказал об этом Крыгину, и это оказалась первая ниточка, за которую Крыгин успел ухватиться. Еще бы несколько месяцев — и Зои бы след простыл. Даже Цыган был не в курсе. Она собиралась оставить его доживать свой недолгий век первого самогонщика на поселке. Сутулый всё это время наблюдал за ведьминым домом. Как-то хотел забраться внутрь, но не преодолел защитный барьер. Старуха постаралась. Однако же всё равно нашёл много полезной информации, про тайник с деньгами, про план побега, про то, что у бабки ум за разум зашёл на старости лет… Крыгин не знал, как она собирается решать вопрос с фамильным заклятием. Карты в прошлом не выпускали ведьм после того, как они совершили первое ритуальное убийство. Это было, своего рода, согласие сторон. Ни одна ведьма за три сотни лет не смогла покинуть поселок. По крайней мере, добровольно. А тут?.. — Традиция прервется, — сказал он. — Ты подумала об этом? Что будет с поселком? — Сочувствую. Хорошее когда-нибудь кончается, — она ухмыльнулась. — Кончились же Крыгины, да? Был на этом свете хороший дворянский род, да измельчал и зачах. Краник отсох на самом интересном месте. Крыгин почувствовал, как леденеют ладони, а в душе медленно, тяжело ворочается глубокая и старая злость. — Не надо об этом. С этим разберемся. — Интересно, как? Заграницу съездишь со своей страшилой? Там, говорят, всякие суррогатные матери, клоны, мужики нормальные водятся… — Зоя говорила все быстрее, уцепившись за тонкую болезненную нить, и стремительно разматывая клубок из души Крыгина. — Только, Антоша, это будет не твоё поколение. Не твой род. По проституткам бы меньше бегал, глядишь, был бы толк. А так все эти твои дела на счет фамильной ведьмы, продолжения традиция — тьфу. Как бы ведьма твоя не хотела, как только ты помрёшь, так и её власть здесь кончится. Она смачно плюнула желтой слюной на кончик ботинка Крыгина. Посмотрела на небо, сощурилась, будто пригрелась на солнышке. Крыгин сжал и разжал кулаки. Злость царапала нутро, болезненно раздирала оставшиеся чувства, рвалась наружу. — Что значит — проститутки? — вкрадчиво спросил он, едва сдерживаясь, чтобы не схватить старуху и не затрясти ее что было сил. — Ой, Антоша. Я столько всего знаю, что тебе и не снилось. Думаешь, я только сейчас надумала уходить? Нет, мой дорогой. Я не первый год об этом размышляю. Как поняла, что добровольно ты меня никогда не отпустишь. — Не отпустим! — он почувствовал жар на щеках, хотя мороз колол уши и затылок. — А куда ты денешься, блядун старый? — пробормотала она с привычной старушечьей прямотой. — Проживешь тут еще лет двадцать, да сковырнешься тихонько с кровати, шею сломаешь. Зато в тишине и уюте, да со шлюшкой своей под боком. — Не называй ее… — Десять лет за твоей спиной трахалась, — будничным тоном отрезала Зоя. — Не забывай, кто тебе помог. Сутулого вашего на ноги поднял, тьфу. Душевные раны твои заштопал, как нитками. Где боль твоя, а? Кончилась? У бабки Зои в подвале, по банкам рассована, вместе с псиными головами. Держат они твою боль в гнилых зубах, и пока держат — ты живёшь. Сам же хотел. Не благодари теперь. Он не сдержался, ударил старуху по щеке ладонью. Сильно, наотмашь. Прежде чем увидел расцветший на её желтоватой щеке резкий красный отпечаток, испугался, отпрыгнул в сторону. Мало ли что ведьме в голову взбрести может! Со стороны дома торопливо приближался сутулый в расстёгнутом плаще, обеспокоенный. А она рассмеялась противно и скрипуче. На морщинистой щеке проступил след пальцев. — Нет в тебе больше жизни, Антоша. С тех самых пор нет. А ты думал, всё так просто? Думал, обратно влюбился в Оксану, как ни в чём не бывало? Раскрой глаза, сосед! Ты — кукла. Как Цыган мой. У каждой ведьмы есть игрушка. А тебя ещё выпотрошили и заново сшили, без чувств, эмоций и без настоящей любви! — Ты с ума сошла! — Ещё бы. У меня полный огород трупов. Как думаешь, легко с этим жить или нет? Сутулый подбежал, схватил Крыгина за плечи. Крыгин же дёрнулся, как от удара, отскочил, запнулся, едва не упал. Мимо протарахтел трактор, разбрасывая в стороны комья снега, и Крыгин вжал голову в плечи, отдышался. Снежные пылинки закружились в воздухе, забиваясь в глаза, в нос. Он заморгал часто-часто, а затем развернулся и пошёл к своему двору. — Идите, идите! — смеялась в спину ведьма. — Двое из ларца, оживших мертвеца! 2. «Если вернуться к настоящему, — размышлял Крыгин, ведя автомобиль по трассе в сторону Петербурга, − Тридцать первое декабря было бы идеальной датой, чтобы сделать из Нади фамильную ведьму на многие годы вперед» Однако, судьба распорядилась по-иному. Пришлось вносить коррективы. Сначала Наташе пробили череп в школьном туалете. Крыгин чудом успел перехватить Надю — обезумевшую, отчаявшуюся Надю — по дороге в больницу. Еще был пара минут, и он бы повернул авто на Школьную, в сторону администрации, умчался бы по бессмысленным рабочим делам, не зная, что за спиной рассыпается в прах дело его предков, дело всей его жизни. Одинокая и бесконтрольная Надя наверняка сделала бы то, что решил посоветовать ей тупоголовый бывший муженек. То есть, осталась бы жить в городе. Крыгин вспомнил о папках с личными делами, которые хранил в сейфе на втором этаже. Кропотливо собранная информация о Наде и её семье. Потратил пару недель, прежде чем полная картина стандартной, в общем-то, российской семьи не нарисовалась перед ним на рабочем столе в виде аккуратно разложенных листов.