Остриженные волосы, кружащиеся в золотистом утреннем свете. Надя стряхнула воспоминания, словно высохшие листья. Подошла к горшку с фикусом, отодвинула. В полумраке хорошо проглядывалась дверца в подвал. Грибов что-то говорил про неё, мимолётом, обрывками какой-то странной истории про падение с лестницы и ушибы. Надя тогда слушала вполуха, не до того было. Запомнила только, что бывшего зачем-то потянуло в подвал, он поскользнулся на бетонной ступеньке и разбил себе лицо и коленку. С Грибовым всегда так, находит неприятности на пустом месте… Она просунула пальцы в овальное отверстие, потянула, испугавшись, что не хватит сил открыть. Ощутила легкое сопротивление, словно массивная дверь давно и прочно вросла в пол. Но потом раздался едва слышный скрип, в полу прорезались глубокие черные линии, дверца поднялась, вываливая наружу закрепленный на болтах металлический упор, вперемешку с едким болотным запахом, холодом и чернотой. Кончики пальцев всё еще дрожали. Надя склонилась, нащупала рукой выключатель на голой кирпичной стене. В глубине подвала зажегся яркий свет, осветивший стены, лестницу, край пыльного пола внизу, деревянные балки и колышущуюся паутину. Был виден только небольшой участок подвала — край каких-то полок, коробки, вазы и чашки… — И ты действительно хочешь туда спуститься? — прошептала Надя. — В два часа ночи? В подвал, который боялась в детстве и который планировала засыпать песком, не глядя? Сама же себе дала неожиданный ответ — да. Где-то там были колоды карт, с помощью которых можно (получить бесконечную творческую эйфорию?) выкарабкаться из кризиса — семейного, личного, душевного, все равно какого. Она пару секунд вдыхала затхлый сырой воздух, пялилась, не моргая, на кусочек пыльного бетонного пола, затем начала осторожно спускаться. Подвал оказался небольшим. Три или четыре квадратных метра. Большую часть его занимали многочисленные широкие деревянные полки, забитые всякой всячиной. В углу валялся старый ржавый котел с двумя кривыми ручками. Пузатый бок у котла вздулся и треснул. Рваный рыжий шрам тянулся от горлышка ко дну по диагонали. На дне скопилась вода. Пахло странно — сыростью и как будто чем-то горелым. Похожий котел стоял сейчас в летней кухне. Этот, должно быть, старый. Интересно, почему он лежит в подвале? Мама могла его запросто выкинуть, а не спускать вниз по ступенькам. Для чего? Она осмотрелась. На стенах справа и слева по три полки, стену напротив занимали всего две. Там же стояли трехлитровые банки, заполненные… Надя подошла ближе… в одной банке осколки ножей. Множество поломанных лезвий. Были они разной ширины, толщины, одни с зубчиками, другие гладкие, третьи проржавевшие и грязные, разные. Вторая банка до краев наполнена иголками разной толщины. От больших цыганских, до крохотных булавок с блестящими кругляшами на кончике. Третья банка — обломки ножниц. Большинство с отломанными ручками или лезвиями. Проржавевшие кончики. Рыжая мишура на лезвиях. Два конца, два кольца, а посередине гвоздик По спине пробежал холодок. Надя вспомнила, что уже видела эти банки в детстве. Как-то раз спускалась с мамой сюда, заметила, как мама снимает с банки белую пластмассовую крышку и высыпает из ладони ворох мелких гнутых иголок. Мама говорит: Это от нехороших людей. Отработанный материал. Запомни. Надя все успешно забыла. Вспомнила только сейчас. Сколько же нехороших людей побывало в этом доме? Несколько минут разглядывала содержимое банок, не в силах оторвать взгляда — иголки, ножи, ножницы завораживали… словно в наполнение этих банок мама вкладывала особый смысл, своеобразный ритуал. Как только он закончился, и банки заполнились до краев — мама умерла. Надя присела на корточки, осмотрела полку под банками. Осторожно вытащила рыхлую бумажную коробку с вмятым боком. Обнаружила внутри под отсыревшей крышкой какое-то тряпье, от которого, вдобавок, дурно пахло. Рубашки, брюки, рваные джинсы… Поворошила рукой, не без омерзения — быстро запихнула коробку обратно. Вытащила следующую. Тоже самое. Ворох грязных носков, рыжее пальто с оторванным воротником, смятые футболки… Мама, судя по всему, занималась сбором никому не нужного старого тряпья. Вот только зачем? И откуда она его брала? Одна из полок была заставлена чайными чашками без ручек. Ручки кто-то (мама?) целенаправленно отколол. Надя взяла одну чашку, повертела под светом лампы. На дне засохло что-то зеленоватое. По краям остались тусклые разводы. Слабо запахло кислым, неприятным. Еще одна полка — снова коробки с одеждой. Выудила из одной несколько мятых грязных маек, носки, темные брюки. На дне увидела еще одну коробку, поменьше, из-под конфет «Родина» с шоколадной крошкой. Ощутила на каком-то подсознательном уровне — то, что нужно. Зацепила пальцами, открыла. Легкий запах шоколада скользнул в ноздри. Колоды карт лежали стопками по пять штук, одна к другой. Каждая колода перетянута резинкой. Справа старые, слева — новые, еще не распакованные, в пыльной, но прозрачной упаковке каждая. Вот вы где, родные. Выгребла несколько пачек. От кончиков пальцев растеклось по телу сладостное желание вскрыть — немедленно содрать! — упаковку и разложить очередной набор. Прямо здесь, на пыльном полу подвала. Эйфория! Старые колоды никуда не годились, знала Надя. Она вытряхнула их и забросала обратно одеждой. Новые колоды уложила в коробку из-под конфет, зажала подмышкой. Теперь, когда желанные карты были найдены, Надя не чувствовала ни холода, ни волнения. Только легкий зуд от желания кому-нибудь погадать. Словно проснувшийся алкоголик, в предчувствии похмелья, шарит глазами по полкам со спиртным, зная, что если не выпьет немедленно — умрет! Она хорошо представляла эти ощущения, жила с ними несколько лет. Надя огляделась, словно не хотела показаться невежливой и уйти так быстро. Приметила что-то внизу на полках. Что-то, что скрывалось от света. Подошла ближе, наклонилась, нащупала хрупкий целлофановый пакет, вытащила его на свет. Сквозь прозрачную пленку, покрытую пятнышками плесени и влаги, бурыми кляксами и темными трещинками проглядывались очертания собачьей головы. Черная морда, приоткрытая пасть, вывалившийся серый язык. Глаза открыты, а в глазницах… в глазницах копошились, кружились кольцами, извивались белые черви. Надя взвизгнула и швырнула пакет в сторону. Он ударился о полку и лопнул. Собачья голова с черными проплешинами на месте изъеденной шерсти, с какими-то ошметками, торчащими из шеи, упала на пол, и черви вывалились из глазниц, извиваясь, словно почувствовали долгожданную свободу. По подвалу разлился едкий, тошнотворный запах гнили. К горлу подкатил горький комок. Наде стало дурно. Она бросилась к лестнице, поскользнулась на червяках, ощутила, как они с треском лопаются под подошвой ее тапка! — и быстро-быстро полезла наверх. Быстрее, к свежему воздуху! Оказавшись на дощатом полу, упала на колени, тяжело дыша, глотая холодный воздух. Не опуская взгляда, Надя нащупала выключатель, щелкнула, потом быстро закрыла дверь в подвал. Собачья голова. Червяки. Что же такое творила мама, чтобы хранить в подвале собачьи головы? На мгновение показалось, что она слышит какие-то слабые, тихие звуки похожие на шелест падающих листьев. Или на шлепанье ладоней. В темноте ночи её отчётливо представились червяки, сыплющиеся из пакетов на землю — нескончаемым шевелящимся потоком. Масса эта шуршит, шуршит, поднимаясь все выше, пока, наконец, не начнет вылезать из щелей пола, не заполнит собой дом. Надя набрала полные легкие воздуха, задержала дыхание, пока не закружилась голова. Как-то она слышала, что это лучший способ успокоиться. Выдохнула. Подобрала коробку с картами, зажала подмышкой. Ничего страшного не произошло. Это всего лишь черви (и собачья, блин, голова!). Путь до второго этажа показался ей бесконечным. Надя забралась под одеяло и лежала без движения, до утра, не в силах уснуть. 2. В воскресенье вечером Грибова ждала сияющая, радостная, и что самое удивительное, абсолютно трезвая Надя. — Буду заниматься! — радостно сообщила она. — Чем? — Ведьмовством. Или как там правильно называется? А почему бы и нет? Может быть, у меня все получится? Сколько раз Грибов слышал от Нади эту самую фразу. Сотню? Перед начинанием любого дела она была уверена, что оно у неё непременно получится. Разочарование, как правило, приходило через неделю-две. Грибов даже привык. — Я, наверное, задержусь тут на недельку, — говорила Надя, заводя Грибова в дом. — Разные дела появились. Прибраться надо, навести лоск. К тому же, представляешь, я заглянула в мамин рабочий кабинет. Там уютно и хорошо. Вот прям моё! — А Наташа? — Грибов, признаться, не был готов к такому повороту. Он ехал с целью отвезти бывшую с дочерью домой. Теперь, выходит, мотался просто так? — Поживёт у тебя немного, а? — Надя пожала плечами. — Ты же отец. Тоже надо помогать, как положено. Наташа тебя любит, скучает. — Ага, скучает. Ты ей хоть сообщила? Это на две остановке дольше идти до школы. В доме было натоплено, пахло чем-то вкусным — жареной рыбой что ли? У печи лежали стопки дров, а на столе Надя разложила гадальные карты и расставила свечи. Наташи видно не было, скорее всего сидела где-нибудь на втором этаже. Грибов ощутил лёгкое раздражение от происходящего. Надя продолжала тараторить: — Представь, вчера приходили две бабушки, соседки. Через три двора живут. Интересовались, правда ли я гадаю? Одна хотела, чтобы я на картах ей показала судьбу, а вторая принесла, ты не поверишь, завернутые в платок куриные кости! Говорит, погадай на костях, милочка! Мама только так и делала. Надя смешно изобразила говор старушки, и Грибов поёжился. — В общем, я их пригласила, — продолжила она. — Напоила чаем, все дела. Решила погадать. Ну, знаешь, сели на кухне, чтоб далеко не ходить, я достала карты и как нагадала ей по полной. Знаешь, такое невероятное чувство, странные ощущения, будто я всю жизнь этим и занималась. А сегодня полдня сижу в интернете, собираю информацию. Инструкции, закладки, в интернете полно разного. Читаю и образовываюсь!.. Так, ты же голодный, а я подготовилась. Хоть и бывшая, а хозяйственная. Она скрылась за дверью кухни, вернулась с двумя тарелками — действительно, жареная рыба с золотистой корочкой, а вокруг картофель. Грибов уже и забыл, что Надя умеет отлично готовить, когда хочет. Да и когда он вообще ел что-то нормальное, домашнее? Макароны, пельмени, бизнес-ланчи — вот его повседневная еда в последнее время. — А вторая старушка дает мне платок с костями и говорит — погадай. У тебя, мол, должно получиться… — продолжала Натя, ловко накрывая на стол. — Наташа! Папа приехал, спускайся ужинать что ли!.. — и что ты думаешь? — Погадала? — Еще как! Не знаю, правда, что получилось. Распутала платок, высыпала косточки и увидела всю жизнь этой бабушки, как на ладони. Ты не поверишь! Сколько ей лет, как звать, сколько жить осталось. Все её болячки перечислила. А она ещё попросила узнать, как там внук в армии. Служит у нее мальчишка где-то под Екатеринбургом. Ну, я раскинула еще раз кости куриные. Понимаешь, Артем? Куриные кости! Смеху-то! Беру в руку горсть, подкидываю и смотрю на то, что рассыпалось! Сверилась с интернетом, ну там всё тоже самое, что я и без него вижу. — Как так? — А вот дар у меня, говорят. От мамы. Какое-то чувство в душе. Нереальное… Не знаю даже, как объяснить. Вижу и все тут. В гостиную вошла Наташа, как обычно в последнее время, хмурая и рассеянная. Волосы не расчесаны, футболка поверх рубашки, в ушах наушники, которые мало приглушают рев какой-то рок-группы. Обняв Грибова, сообщила, что уже в курсе о том, что будет жить с ним. Прикольно, правда? Тосты с колбасой на ужин, о них только и мечтала. Интернет хоть не отключили? А то вам, старикам, интернет и не нужен совсем. — А ещё они мне пять тысяч заплатили на двоих, — сказала внезапно Надя. — Старухи эти. За гадание. А я ведь ничего такого не сделала. — Пять тысяч? — Ага. Нормально так. Полчаса работы. Ты сколько у себя за полчаса зарабатываешь? А ещё Крыгин с женой на завтрак приходили. Он говорит, по поселку пошли слухи, что я прекрасно гадаю! Какие-то люди хотят со мной встретиться, чтобы я с ними пообщалась на эту тему! У кого-то есть незаконченные гадания, ну, то есть те, которые моя мама не успел доделать. И они интересуются, смогу ли я им помочь!.. Грибов открыл было рот, чтобы сказать что-нибудь с сарказмом, как обычно, иронизировать насчёт нового Надиного увлечения. Ну неужели она всерьёз?