Татьяна Коростышевская ПРОЛОГ ГЛАВА ПЕРВАЯ, ГЛАВА ВТОРАЯ, ГЛАВА ТРЕТЬЯ, ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ, ГЛАВА ПЯТАЯ, ГЛАВА ШЕСТАЯ, ГЛАВА СЕДЬМАЯ, ГЛАВА ВОСЬМАЯ, ГЛАВА ДЕВЯТАЯ, Эпилог * * * Татьяна Коростышевская КИСЕЙНАЯ БАРЫШНЯ ПРОЛОГ Смерть была ей к лицу. Сейчас, заключенная в кристалл чистейшего льда, выглядела она богиней, беспорочной и идеально прекрасной. Ее обнаженное тело, мерцающее, белоснежное, скорее угадывалось в глубине, распущенные волосы поднимались ореолом вокруг плеч, будто хищные щупальца какого-то спрута. — Непослушная девчонка, — сказал Крампус и поскреб ногтем лед, — гадкая, лживая тварь. Эхо его слов прокатилось под сводами пещеры, заглушая прерывистые звуки капели и далекий рокот прибрежных волн. — Вешний лед толст, да прост, осенний — тонок, да цепок… Он неторопливо обошел кристалл, осматривая добычу со всех сторон. — Тепло ли тебе, девица? — хихикнул, вернувшись на прежнее место. — Тепло ли тебе, красная? Или, может, скучно здесь одной? Ну ничего, ничего, подожди, проказница, скоро тебе подружек приведу, вот ужо повеселитесь у меня. Он потер ладони одну о другую и приложил их ко льду, будто пытаясь приласкать сквозь преграду женскую наготу. — Три года — зима по лету, три года — лето по зиме, три года — само по себе. Белесые безжизненные глаза девушки, широко открытые, смотрели за спину чудовища, туда, где вокруг седого от морской соли алтарного камня стояло еще восемь ледяных глыб. ГЛАВА ПЕРВАЯ, в коей почти возрождается утраченное искусство проникновенного обморока, а некий сыскарь вытягивает короткую соломинку У египетского военного губернатора жила, при дочери его Амнерисе, гувернанткой иностранка Аида. Амнериса была барышня белокурая, капризная, ветреная, она часто ссорилась со своею гувернанткою (действие 2-е, карт. 1-я) и ходила декольте. В. В. Билибин. Сокращенные либретто. Аида Время близилось к полудню, когда у подъезда чародейского приказа остановилась карета с гербами. Дождь, не прекращавшийся с прошлого понедельника, утих, будто пережидая, пока по ступенькам к входу поднимется гостья, и сызнова зарядил, как только согбенная фигура ее скрылась за дверью. Ливрейные лакеи, сопровождавшие барыню, прикрыли парики и позументы огромными зонтами, отчего стали похожи на грибы. — Подберезовики, — решила Евангелина Романовна, наблюдающая сии перемещения сквозь мутное от влаги стекло. — Скорее, поганки, — не согласился с нею Эльдар Давидович. Приказных сыскарей недавно определили в большую квадратную комнату на третьем этаже здания, и оба надворных советника в жаркой словесной баталии так и не смогли выяснить, кто из них достоин местечка у окна. Спор решил старший по званию — его высокородие Иван Иванович Зорин, распорядившись установить оба письменных стола боком к подоконнику, свое рабочее место определив в некотором отдалении от коллег, в неглубоком стенном алькове. Геля уже потом сообразила, что это-то место и есть самое выгодное, позволяющее контролировать как входную дверь, так и окно, не поворачиваясь всем телом, но менять что-то было поздно. Зато сидеть присутственное время напротив Мамаева было нескучно, всегда можно было перекинуться парой-тройкой негромких слов или обменяться улыбками. — Сами вы, сударь… — начала было Геля привычную перепалку, но передумала, сменив тему: — Обедать сегодня пойдем? Я бы от жареных грибов не отказалась. Тут в двух шагах ресторацию новую открыли, хозяин зазывал давеча, разносолы сулил господам чиновникам. — Не дадут нам сегодня отобедать, — вздохнул подошедший к окну Зорин. — Попомнишь мое слово. — У тебя какое-то чародейское чутье сработало? — Иван Иванович, букашечка, в отличие от тебя не зонтами любовался, а гербы на карете рассмотрел, — хохотнул Мамаев. — Нас посетила сама сиятельная княгиня Кошкина… — Букашечка? — воскликнула Евангелина Романовна. — Иван, ты это слышал? Штраф! Давай, Эльдар, раскошеливайся! Она схватила со стола жестяную пивную кружку и энергично ею встряхнула. Раздалось дребезжание. Мамаев с комичным вздохом опустил в нее монетку. — Довольна? — Перфектно! — счастливо вздохнула девушка, затем, покраснев, добавила гривенник от себя. Борьба с паразитными словечками подчиненных, затеянная главою приказа Семеном Аристарховичем Крестовским, была в самом разгаре. — Так что там княгиня? — отставив кружку, спросила Геля. — И почему она нас пообедать не отпустит? — Старенькая она, — пояснил Эльдар, — из дому почти никогда не выходит. И раз она в эдакую погоду решилась к нас с визитом явиться, причина серьезная. Слова Мамаева подтвердились в тот же миг — в дверь постучал один из младших чинов, чтобы проводить его высокородие Зорина в кабинет начальства. — Никогда про даму сию не слыхала, — сказала Геля, когда Иван ушел. — Это потому, что в газетах про нее не пишут. А так-то влиятельная особа, кавалер всех возможных для слабого полу орденов, вдова предыдущего канцлера и фактически глава семьи. Хотя от семьи там мало что осталось. Она да внучок беспутный. — Погоди, — перебила его девушка. — Не князь ли это К., про которого третьего дня писали, что на дуэли стрелялся из-за долга чести? Эльдар кивнул. — А еще некая дама, пожелавшая для прессы остаться инкогнито, в том месяце в управу на него жалобу подавала, — припоминала Геля. — А еще… — Он, все он, — замахал руками Мамаев. — Князь Анатоль, им-то все газеты полны. Красавец-гусар, дуэлянт, повеса, игрок. Предположу, что дело, с которым к нам княгиня пожаловала, к нему касательство имеет. И еще, думаю, что… Зонты внизу пришли в движение, сбив сыскаря с мысли. — Она уезжает! — Значит, либо нас с тобой сейчас к Крестовскому позовут, либо… Семен Аристархович ворвался в кабинет волшебным вихрем. Весь он, от золотисто-рыжих волос до кончиков щегольских, вовсе не форменных, штиблет, излучал энергичную деловитость.