– Ответственность несут террористы. – Какие террористы? – Различные. – Неправильно. За это отвечаете вы! Вы, вы и только вы! Адамковский повернулся лицом к ближней камере. – Жители нашего города прекрасно знают из новостей, что на улицах у нас хаос и махновищина. В гимназия – террористы, на улицах – активисты, и даже по делу Кируниной ничего! Уже год мы ищем день и ночь исполнителей этого чудовищного преступления, – а они как сквозь землю провалились. Я – не специалист в поиске преступников. Для этого у нас есть милиция, которой командует Щур. И они никого не могут найти! Никого! – Мы не успеваем, – заговорил Щур, – у нас с машинами плохо, с бензином плохо, со всем плохо. Деньги-то вы даёте. А они идут к нам через этого Пацукова и по дороге где-то теряются. – Я не желаю слушать оправданий, – Адамковский даже не повернул в голову, – Я желаю видеть результат работы. Ищите вы плохо и я не могу искать вместо вас. Но я – поставлен народом, чтобы следить за поисками. И я говорю – вы больше не министр внутренних дел нашей области. Нам нужна другая милиция. Повисло молчание. Было слышно, как ёрзает в кресле уцелевший Пацуков. – Я позволю заметить, – произнёс оставшийся за кадром Щур, – лишь одну деталь. Чтобы снять меня с должности, необходимо разрешение областного совета. Как и утверждение… – Ты упустил все свои детали. Выйди вон. – Вы не уполномочены мне приказывать. – Я уполномочен народом! Я – человек от народа. Я сам народ. И народ вам говорит – вон отсюда! – Говорите, что хотите. – Охрана! Выкинуть прочь этого придурка. Пусть все видят – народ не обманешь! Послышался грохот – это Щур бросился через стол на губернатора. Потом его схватили охранники и поволокли к выходу. Адамковский улыбался и медленно кивал на камеру. Всё шло, как и положено. Снова послышался грохот. – Что такое? – губернатор нахмурился и повернулся за пределы кадра. – Дверь! – ответили из-за кадра, – Дверь заперта? – А почему она заперта. – Этот запер, – виновато ответил всё тот голос, – Как его… фамилия такая смешная? – Ничего не работает! – взревел Адамковский, – Всё сломал! Да что это такое? – Я хотел бы сказать… – начал из-за кадра голос Щура. – В окно его! Прочь с глаз моих! Чтобы я этих придурков больше не видел! Щура опять поволокли через зал, мимо камер. Лязгнула длинная рама, зазвенели стёкла. – Всё правильно, – изрёк Адамковский, – На клумбу его! И Щур вылетел. Окно закрылось. Неразличимые силуэта охранников расходились по местам. – Так, замечательно. С этими бездарями по-другому нельзя. Их надо гнать, без жалости. Кто-нибудь ещё хочет что-то сказать? – Я хочу, – ответил низкий голос. Зарецкий сидел мрачный, всё в тех же очках и положив руки на стол. У него не было ни бумаги, ни ручки – ничего. – Да, разумеется, говорите, – бросил Адамковский, – Мы, народ, готовы выслушать ваш план стабилизации обстановки в городе. Зарецкий сделал паузу, пока переключали камеру. – Перед нами стоит две проблемы, – начал он, – Во-первых, это проблема с захваченной школой. Уже установлено, что террористы захватили её, чтобы привлечь к себе внимание. Им это удалось, но они оказались в затруднительном положении. Им совершенно непонятно, что делать дальше. Возможно, им придётся сдаваться или взрывать школу. Сдаваться не интересно, взрывать школу – страшно. Такова ситуация. – Очень разумно, – кивнул губернатор, – очень разумные вещи вы говорите. – Вторая проблема – это народное недовольство, – продолжал Зарецкий, – В область вернулся Самди, и по разным каналам стягивает в город всякую буйную молодёжь. Вы – губернатор от народа, но народу сейчас непросто. Власть – это голова. Люди готовы отрубить себе голову. Они надеются, что вырастет новая, ещё лучше. – Я надеюсь, – Адамковский опять улыбнулся, – что у вас есть план предотвращения подобной провокации. – Разумеется. В подобной ситуации наиболее разумной мне представляется отставка губернатора. В наступившей тишине было слышно, как за стёклами проехал очередной грузовик. – Простите, вы что сказали? – губернатор нахмурился. – Основным требованием митингующих будет отставка губернатора. Соответственно, если губернатор действительно подаст в отставку… – А что будет с областью? – Мы сможем это уладить. – Ваша шутка затянулась. – А народ полагает, что затянулся ваш срок. – Вы забываетесь! – А вы забыли, что вас поставил народ. Поймите, ваше время вышло, – теперь Зарецкий смотрел Адамковскому в лицо, – Либо вы уйдёте сейчас и бунт захлебнётся. Либо вас вынесут. – Я повторяю мой вопрос – что будет с областью? – Она никуда не денется. И у вас будет возможность честно пойти на выборы. – Послушай, ты забываешься. Ты угрожаешь человеку, которого избрал народ. – Если народ вас избрал, – спокойно ответил Зарецкий, – он изберёт вас и ещё раз. Адамковский откинулся на спинку кресла. – Очень хорошо, – произнёс губернатор, – Очень дельное предложение. И я тоже предлагаю. У тебя же всё предусмотрено, я правильно понял? – У меня, – ответил Зарецкий, – предусмотрено намного больше, чем вы думаете. – Замечательно. А вот что я скажу. Народ говорит вам – вон отсюда! Вы уволены. – Как скажете, – Зарецкий поднялся, – я сказал, что скажу. Он отстранил рукой подошедших охранников. – Я сам выйду! И ещё – не надо камер, не надо, – он подошёл к двери, что-то сделал с ручкой и дверь открылась. В проёме он остановился и устало посмотрел на губернатора. Адамковский ответил торжествующим взглядом. Зарецкий развернулся и пошёл прочь. – Камеру сюда, – скомандовал губернатор, – Переключили? Хорошо. Итак, сегодня я принял решение. Вы все только что увидели – тот, кто идёт против народа, во власти не задерживается. Мы люди мирные, мы не хотим безобразий. Мы оторвём голову каждому, кто осмелится безобразничать. Всех, кто допускает такие дела, будет наказан… Да что там за шум на улице? Посмотрите. Снова зазвенело стекло. Толпа возле школы выросла. Оцепление уже с трудом сдерживало бурлящую серую массу. И по улице летели крики: – Долой! – кричали внизу. – Долой! А камеры записывали, провода передавали, антенна в телецентре транслировала и телевизоры показывали. Щур шагал, не разбирая дороги. Дома пульсировали, изгибались острыми углами. – Долой! Долой! – доносилось откуда-то из-за спины. Потом дома закончились. Дальше был пустырь с пожухлой, ржавой травой. На границе с пустырём стояла телефонная будка с побитыми краями.