– Пожалуйста, прокомментируйте слухи о том, что вся милиция занята тренировкой перед предстоящим митингом и поэтому не успела предотвратить захват школы. Щур нырнул за оцепление. Ему навстречу шагнул командир. – Кто захватил? – спросил Щур. – Мы не знаем, – ответил командир оцепления, – Они не представились. – Чего они добиваются? – Внимания журналистов. – А как насчёт требований? – Они требуют ещё журналистов. – Это уже кое-что. Есть ли ещё требования? Как насчёт отставки мэра, губернатора, президента? Или свободы для китов Гренландии? – Про это они пока ничего не сказали. Наверное, журналистов ещё недостаточно. Щур с ненавистью посмотрел на школу. Будь его воля – он бы взорвал её сейчас ко всем чертям, а на пресс-конференции сказал, что это сделали бестолковые террористы. Скандал всё равно уже случился, а так хотя бы мороки меньше будет. Неужели они не могли захватить школу в другой, более спокойный день? Тем временем внимание журналистов отвлёк на себя Моськин. Он, как и положено сыну юриста, знал, что сказать. – Как вам удалось сбежать из захваченной террористами школы? – спросил бритый налысо корреспондент, похожий на колобка. – А мы с самого начала на урок не пошли! – гордо сообщил сын юриста. – Что вы можете сказать о нападавших? – Да эти террористы вообще одурели! Сегодня вечером с Нидерландами играем! А они своим захватом весь телеэфир перегородили. – Как вы думаете, к каким катастрофическим последствиям приведёт захват школы? – Да всё рухнет, всё! Подумайте сами. Если школу не освободят до конца матча, то вся страна не будет знать, какой счёт! 4 Второе интервью шло по телефону, прямо из кабинета директора. – Почему мы захватили школу? – долговязый задумался. – Я думаю, потому, что это проще всего. К тому же, здесь много детей. Чем больше заложников – тем лучше. Мы будем их убивать, а вы – показывать в прямом эфире. Договорились? – У нас к вам… вопрос, – сказали в трубке, – Да, вопрос. – Задавайте, – долговязый крутил пистолет на пальце. – Скажите, вы сумасшедший? Долговязый задумался. Потом крутанулся в кресле, аккуратно прицелился и выстрелил в окно. Стекло разлетелось с задорным звоном. Осколки запрыгали на полу. – Нет, – произнёс долговязый, – Пожалуй, нет. Я совершенно нормален. Вы читали Маркузе? – Что? – Маркузе. Это философ такой. Вы его знаете? – К сожалению, нет. Он тоже участвует в захвате школы? – Нет. Увы, нет. Он уже умер. Жалко, я бы взял его на дело. Захват школы требует… осмысления. Как будет время, обязательно почитайте. Так вот, о безумии. Я сначала тоже думал задействовать душевнобольных боевиков. Но потом разочаровался. Сумасшедшие люди не годятся для терроризма. И знаете почему? Когда пауза затянулась на полминуты, с той стороны поняли, что это был вопрос. – Мы… не знаем. Но очень хотим узнать. Пожалуйста, сообщите нам. Я уверен, наши зрители тоже хотят это узнать. – Душевнобольные не годятся для хорошего терроризма, – произнёс долговязый, – потому что они слишком предсказуемы. 5 Этот обшитый светлой сосной зал для пресс-конференций отлично знаком всем, кто смотрит наши местные новости. Но на этот раз журналистов не допустили, а за круглым столом было много пустых кресел. – Как вы думаете, что он скажет? – спросил Фрунин, главный по пресс-службе, – Это же просто неслыханно! Пухлый, как груша, и всегда немного нервный Фрунин был интересен тем, что любой, даже тщательно пошитый костюм всегда сидел на нём плохо. На председательском месте стоял телевизор. Там шёл прямой репортаж. Человек в дымчатых очках молчал и неподвижно смотрел на экран. Казалось, что он вообще не в курсе, что к нему обращаются. – Хватит! – не выдержал Фрунин. – Какая вам разница, что они там несут? Что мы скажем телезрителям – вот это важно. Как мы объясним то, что случилось? – Как угодно, – ответил человек в дымчатых очках, – Прошу вас, замолчите. – То есть они нас не слушают! Я правильно понял ваш намёк? Они не слушают и не желают нас слушать. Потому что они нам не верят. У нас скоро выборы губернатора, а они нам не верят. Вы понимаете, как это опасно? – Они не будут нас слушать. Замолчите. – Почему вы так уверены, что они не будут нас слушать? Человек в дымчатых очках молчал. – Потому что мы не террористы, я правильно угадал? Мы не интересны. Мы скучные. Почему? Потому что ничего не знаем. А что делают со скучными программами? Их заменяют. Берут пульт и переключают на другой канал. Наступила эпоха медиа, понимаете? Раньше люди хотели, чтобы из развлекали. Теперь люди хотят, чтобы их только развлекали. Артисты, спортсмены, политики. И даже дикий дурак Самди развлекал лучше, чем все мы вместе взятые. Что вы будете делать, если они захотят нас переключить? Пойдёте работать на другой канал? Хватит пялиться на конкурентов! Левая створка парадных дверей отворилась и в зал вступил губернатор. Здоровенный, плечистый, с лысой головой, похожей на фасолину, он напоминал на прораба с ближайшей стройки. За губернатором вальяжно ступал мордатый Пацуков в непременном сером костюме. – Ну что? – спросил Адамковский. – Нам надо придумать своё шоу, – заговорил Фрунин, – Помните, как у Андрея Платонова? Так, чтобы даже массы захохотали! – Не помню. – Это не важно. – Раз не важно – значит, заткнитесь. Адамковский сел напротив. Справа от него пристроился Пацуков. – Вы знаете, кто это сделал? – спросил губернатор. Человек в дымчатых очках молчал. – Это может быть кто угодно, – заговорил Фрунин, – Сторонники Самди. Какие-нибудь ближневосточные террористы. Там, на Ближнем Востоке, у каждого племени, у каждый секты есть свои террористы. Палестинские исламские радикалы, палестинские христианские радикалы, ливанские шииты, курды-дьяволопоклонники… Я видел списки. Это просто кошмар! – Школу захватили местные, – произнёс человек в дымчатых очках. – Почему вы так думаете? – Мы должны объявить, что террористы местные. – Но почему? – возмутился Фрунин. – Это же совсем не интересно! Ответа не было. Губернатор отодвинулся и посмотрел в телевизор. Потом развернулся обратно.