– Говорю, исключено. Я отлично помню, как стреляла. Холостые патроны не дают такой сильной отдачи. Барсучонок понял, что девочку везли на машине. Но не стал расспрашивать. Это пока не имело значения. Будет надо, Диана расскажет сама. – То есть ты стреляла настоящими пулями, – Барсучонок продолжил расспросы, – И попала в губернатора… – Разумеется. С такого расстояния невозможно промахнуться. – Но суд тебя оправдал. – Это дело суда. – Как ты думаешь, почему суд тебя оправдал? – Наверное, на помощь пришли мои друзья. – Что за друзья? – Я не знаю. Опекун говорил, что губернатор сделал много зла разным людям. Так, был ещё опекун. Это становится интересным. Барсучонок сделал вид, что ничего не заметил. – А что этот Шепшелей сделал лично тебе? – Он убил моих родителей. В газетах такого не было. Виктор отметил, что это, конечно, отговорка. Причём отговорка из таких, какие годятся только для одиннадцатилетних девочек. Добрейший и бестолковейший Шепшелей кого-то убил или приказал убить? Бред! – Почему он их убил? – спросил Виктор. – Они мешали ему творить зло. – Ты знаешь, каким образом они это делали? – Нет. Это знал отец. Поэтому его и убили. Барсучонок понял, что они упёрлись в тупик. Значит, попробуем другой путь. – Ты помнишь, кто на суде говорил про снайперов? – Это было в материалах дела. Там не было фамилии. – Про снайперов заговорил Щур. Один из следователей. Ты помнишь его? – Я не забываю таких вещей. – Он спрашивал тебя про снайперов? – Да. – Что ты ответила. – То же, что и тебе. Что я не знаю никаких снайперов. Барсучонок кивнул. – Очень хорошо. Теперь смотри – если ты не видела снайпера, то откуда Щур его взял? – Он сказал, что у него есть другие свидетели. – …которых тоже никто не видел. – Возможно, им тоже поменяли имена. – Но почему Багрымчик не смог допросить этих свидетелей? – Я не знаю. – А я знаю. Потому что их не было. Кель нахмурилась. – Этого не может быть. – Почему? – Если их не было, то откуда Щур их взял? – Он их не брал. Он их придумал. – Зачем? – Потому что он был связан с теми, кто тебя послал. Смотри – те, кто тебя учил, должны были откуда-то о тебе узнать. Например, за ними стоял кто-то из знакомых твоих родителей. Если следователи узнали, кто твои родители, то они могли знать и этих людей. – Не сходится. – Почему? – Откуда они знали, что следствие будет вести Щур? И почему допустили к следствию Багрымчика? – А потому что они этого не знали! Это Щур узнал про них. И решил, что эти ребята заплатят больше. – Это слишком опасно. – Почему? – Его могут разоблачить. – Кто его разоблачит? Он теперь всей милицией командует. Теперь Щур сам разоблачит кого хочет. – Логично. Ты хочешь сказать что-то ещё? – Да. Я думаю, – Барсучонок огляделся по сторонам, чтобы ещё раз убедиться – их никто не подслушивает, – что тебя не оставят в покое. Они уже нашли тебя. Теперь они будут от тебя что-то хотеть. – Думаешь, Багрымчик хочет, чтобы я кого-то убила? – Я думаю, Багрымчик хочет разоблачить своего бывшего коллегу. Щур теперь министр, а Багрымчик – что-то вроде адвоката. Это означает зависть. А зависть – лучший повод, чтобы сражаться за справедливость. – Думаешь, он будет просить, чтобы я застрелила Щура? – Нет. Но до этого может дойти. Кель поджала губы. А потом вдруг врезала по нижнему ящику. Стена из дерева и картонка хрустнула и посыпалась. – Я в бешенстве, – прошипела Диана, – Я их просто ненавижу. Они превратили мою жизнь в грёбаную комедию. Этому нет прощения. Барсучонок потрепал её по спине. – Всё в порядке. Убьёшь ты этих гадов. Никуда они от тебя не денутся. – Ну, спасибо. – Теперь пошли по домам? – Стой! – Диана схватила его за куртку, – Через двор нельзя. Они увидят. Окованная железом дверь вела в магазин. Но она была заперта. Виктор думал, что сейчас Кель высадит дверь ударом ноги. Или достанет отмычку. Но Диана пошла в другую сторону и указала на край забора. – Лезем здесь. – Я не умею лазить по заборам. И подкопы делать тоже не умею. Несмотря на фамилию. Диана уже подтянулась на руках и высматривала, нет ли опасности. – Построй лестницу. Ящиков полно. Барсучонок провозился с лестницей минут двадцать. Сколоченные из нестроганых досок ящики так и норовили оставить занозу.