— Женщина, — Абэ положил свои ладони поверх ладоней Су Мин, — я не был с тобой, я с тобой есть. Она улыбнулась: — И я этому рада. Вместо ответа он притянул её к себе, поцеловал, но почти сразу же отпустил и вышел на улицу. Мир вокруг словно превратился в декорации театра кабуки — казался не реальностью, а искусно выполненной подделкой, а он — Абэ — плохим актёром, оказавшимся на сцене без костюма и не знающим роли. Утро очень раннее, если повезёт, никто не встретится, но если не повезёт, нужно держать лицо. Поэтому младший бонза сосредоточился не на случившемся, а на самом себе — шёл, стараясь не прибавлять шага и не показывать царящего на душе смятения, чтобы не выдать себя камерам наблюдения, чтобы не показаться странным оператору беспилотника… Ведь для всего мира, для женщины, сказавшей: «Спасибо, что был со мной», ничего не изменилось. Обычные слова, обычное расставание до вечера. Это для Абэ реальность превратилась в декорации. Для остальных она осталась прежней. Сколько раз он повторял себе, что нельзя изменить свершившееся. Можно только смириться и жить дальше. И он смирился, и жил, как мог. Однако роковые ошибки страшны не только невозможностью их исправить, но и невозможностью с ними жить. Совсем. Впрочем, семь лет назад человека, совершившего ошибку, не стало, а для Абэ Такеши жизнь была уже проще. Но тень того давнего страшного проступка, совершённого уже не им, тень утраченного однажды счастья, оказывается, постоянно находилась рядом. Она лишь ждала возможности напомнить о себе. А когда дождалась — упала на человека, который старался и почти сумел о ней забыть. Ей было плевать, что человека зовут иначе, что он больше не тот, кем был раньше, что прошло семнадцать лет. Вот она, рядом. И ему так же больно, как прежде… Всю дорогу до особняка Ли Янь Цинь Абэ, на его счастье, никто встретился. Улицы были пусты. Охранники на входе ничего не заметили, только кивнули, приветствуя, бонза ответил и сразу прошёл в дом. Привычная комната показалась пустой. Такой же декорацией, как весь мир вокруг. Абэ ослабил галстук и беспомощно огляделся, словно впервые видя знакомые привычные предметы. Опустился на подушку, растерянно уставился в пустоту перед собой. Слепец. Беспамятный слепец. Она не странная женщина. Он действительно знает её много лет. И она его тоже. Вот откуда это ощущение щемящей близости, понимание с полуслова. Четвёртый день вместе, а он лишь сейчас осознал!!! Тот же рост, та же фигура, те же плавные, сдержанные, будто скупые, движения. То же чувство покоя и уюта рядом. Тот же взгляд, поворот головы, лицо… Абэ вдруг понял, что не может толком вспомнить лицо. Он помнил красный воротник кимоно, нежные выступающие позвонки, плавную линию шеи, маленькие уши, кончики которых чуть-чуть оттопыривались и были слегка розоватыми. Бонза уткнулся лицом в ладони. Спокойно. Это не она. Она умерла семнадцать лет назад. Он сам видел табличку на Стене Памяти, видел имя в списке выбытия, видел переданную в архив идентификационную карту, видел счета, которые были закрыты по причине смерти. Четыре года спустя он анонимно погасил её последний долг — тогда уже смешную для него четырёхзначную цифру — единственное обязательство, оставшееся после женщины, которую он любил. Как мог, он очистил её память и думал, этого окажется достаточно, чтобы хоть немного успокоить совесть. Конечно, ошибся. Абэ сидел, по-прежнему уткнувшись в ладони. Это не она. Она была младше него на четыре года. Сейчас ей бы было тридцать четыре. А Су Мин всего двадцать семь… Совпадения случаются. Он, наконец, отнял ладони от лица и откинулся к стене. «Спасибо, что был со мной». Миюки. Семнадцать лет назад она говорила ему эти же обычнейшие слова. Она каждый раз их говорила, когда они расставались, и каждый раз клала ему на грудь ладони, а он накрывал их своими. «Спасибо, что был со мной, Ичиро-сан». Последние слова, которые он от неё слышал. Потом он ушёл, не зная, что уходит навсегда. Больше они не увиделись. Через неделю Ичиро опоздал на день — всего на день! — и тем её убил. «Спасибо, что был со мной». Небо! Как похожи! Прямо реинкарнация… Но Су Мин, когда умерла Миюки, уже было десять… год, когда она «изучила японский». Абэ уронил взгляд в пол. Остынь, Такеши, Миюки давно нет. А Су Мин не хрупкая космея, скорее уж, хиганбана — ядовитый цветок, согласно легенде, растущий лучше всего там, где пролилась кровь. Цветок умерших, цветок-бритва, лисий цветок, а ещё… цветок призраков. Удивительно, но ей подходит любое из этих названий. Она способна защитить себя, и она, действительно, призрак, появившийся в жизни Абэ. Он усмехнулся, вспомнив её прозвище. Кумихо — лиса-оборотень… не шутница-кицунэ, а истинный демон, несущий в мир зло и разрушение. Достойная пара преданному, умершему, возродившемуся и предавшему в ответ. Судьба, что же ты хочешь сказать, подарив Абэ эту женщину? Даёшь оступившемуся второй шанс? Напоминаешь о том, что он, как казалось, забыл? Или теперь от него, Абэ Такеши, зависит жизнь уже другой женщины, и ему нужно сделать то, что не сумел сделать семнадцать лет назад Хасэгава Ичиро? Это второй круг? Или шанс искупить старую ошибку? Су Мин действительно хиганбана — живучая, ядовитая и прекрасная, но ведь Зона отчуждения Северной Америки — не закрытая оранжерея корпоративной Японии. Да и Хасэгава Ичиро давно мёртв. Где-то в «Сони-Тошиба» на Стене Памяти есть табличка с его именем, он навсегда значится в списке выбытия, его идентификационная карта передана в архив, счета закрыты по причине смерти… Они оба мертвы. Ичиро и Миюки. Он вдруг впервые это понял, впервые осознал. Тех двоих больше нет. Нет красного ворота кимоно, открывающего взгляду покрытую густыми белилами нежную шею, нет трогательно оттопыривающихся кончиков ушей. Нет заколок в её волосах (одну из них он берег до самой своей смерти). Нет смешного неузнавания и восторга, когда впервые увидел её в обычной современной одежде. Нет: «Как ты здесь оказался?! Тебе сюда нельзя!!!» Нет: «Никто ничего не узнает. Уйду, как пришёл». Нет смущения и смеха, предвкушения, ожидания… Нет: «Спасибо, что был со мной, Ичиро-сан». Ничего нет. Воспоминания о тех двоих смутны. Лиц в памяти не осталось вообще. Лишь расплывчатые образы, обрывки безвозвратно утраченной жизни. Да ещё имена. Зато есть Абэ Такеши и Су Мин. Есть: «Спасибо, что был со мной». Её руки на его груди — тёплые и живые. Обнажённая спина и наброшенная на плечи красная простыня, так похожая на кимоно. Есть: «У меня ощущение, будто мы знакомы лет сто, не меньше». Он закрыл глаза, чувствуя, что, наконец, снова обретает почву под ногами, что мир перестаёт быть похожим на декорации театра кабуки, а он сам — не то на неподготовленного актёра, не то на пьяного зрителя, зачем-то забравшегося на сцену. «Спасибо, — прошептал Абэ. — Спасибо». Он не знал, что ещё добавить. * * * Бар «У трамвая» ещё не работал — ставни были наглухо закрыты. Ничего удивительного, кабакам несвойственно открываться в десять утра. Тем не менее перед дверями заведения стоял и явно кого-то ждал крепкий светловолосый парень. Очень скоро на улице показалась невысокая азиатка с тремя сопровождающими, она кивнула светловолосому и приблизилась. Первыми в бар направились двое из тройки сопровождения, и только через пару минут, получив от них сигнал, вошла гостья с встречающим, а следом — третий боец прикрытия. Внутри оказалось чисто: табуреты стояли перевернутыми на столах, полы были подметены, а над всем этим витал кислый запах дешёвого пива. Новоявленный хозяин бара стоял за стойкой и немного растерянно поглядывал на тройку прикрытия. Бойцы рассредоточились по залу, держа вход и дверь в задние помещения, тогда как их невысокая миловидная спутница прошла за один из центральных столиков, сняла с него табурет и села. Армандо закрутил головой, пытаясь угадать, кто из вошедших мужчин — старший, а затем, сообразив, наконец, что к чему, поспешил к гостье. Немного обескураженный, он сел напротив. Удивительно, но его передвижение по бару прикрытие незнакомки не отслеживало. — А ты, смотрю, из отчаянных, — женщина улыбнулась. — В прошлый раз, когда я сюда приходила, для владельца это закончилось грустно. — Если меня закажут, то уж точно не тебе, — Армандо чувствовал себя стремновато, хотя и пытался это скрыть. — Но за отчаянного спасибо. Вообще, когда Туда-Сюда и его корешей грохнули, эта рыгаловка полдня брошенная стояла. Никто не совался. А мне терять было нечего. Вот и решил рискнуть. Что-нибудь поставить? За счёт заведения. Собеседница покачала головой. — Без обид, но ради дела не надо, а для удовольствия я предпочитаю заведения получше, — она улыбнулась. — Однако попытку учла. Зачем хотел встретиться? — Ты взяла в свою группировку Диего Пять Ран, — Армандо не спрашивал, а утверждал. — Да. Ты возражаешь? — спросила женщина безо всякого сарказма. — Я? — наигранно удивился Армандо. — Нет. Просто хочу сказать, что твой новый боец перед уходом увёл весь общак банды. Как раз когда мы затеяли историю с этим баром. — Хваткий парень… — хмыкнула азиатка. — Он вам на текущие расходы хоть чего-нибудь оставил? — Нет, — Армандо скрипнул зубами. — Так чего ты хочешь от меня? — спросила собеседница. — Ничего. Но, если бабла подкинешь за инфу, скажу спасибо. — Значит, просто отомстить? — женщина улыбнулась. — Ты меня не удивил, но подтвердил кое-какие подозрения, — она легонько побарабанила пальцами по столу. — Ладно, сегодня я щедрая. Пятьдесят. Не забудь про процент посредника. На стол легла купюра. Армандо, немного шокированный размером суммы, забрал деньги, а гостья сказала: — Теперь исчезни на полчаса, — она повернулась к Рексу и кивнула, приглашая садиться. Тот не успел даже снять со стола табурет, когда у кореянки завибрировал коммуникатор, извещая о полученном сообщении. Гостья быстро пробежала глазами по экрану, чему-то довольно улыбнулась и, наконец, снова посмотрела на Рекса. * * * Барт не потерял сознания, когда ему прострелили колено и локоть. Орал, но не отключился. Скрипел зубами, когда какой-то дрищ застёгивал на нём ошейник со взрывчаткой, глухо рычал, когда отцепляли от батареи, а вот когда потащили к чёрному выходу, отрубился. Очнулся на голой земле. Вокруг темнотища — глаз коли. Вонял мусор. А боль казалась даже терпимой… пока не шевельнулся. Вот тогда завыл. Тем более, стесняться было уже некого. Как перевязался, сам толком не помнил. Хорошо еще, складник на кармане оставили — не отобрали, — нашлось, чем резануть штанину и футболку. Разорвать бы точно не смог. А затем были долгие, безумно долгие, сто метров до ближайшего дока, которые Барт преодолел на здоровой руке и ноге, впиваясь зубами в ворот футболки, чтоб не орать. Полз сантиметр за сантиметром… Терял сознание, тыкался мордой в землю, приходил в себя и снова полз. Холодный пот лился градом, пить хотелось… Пока полз, даже рассвета не заметил, единственной мыслью было — вперёд. Нож потерял где-то по дороге, а может, выронил, когда перевязывался. Но дополз. И даже сумел дотянуться до сенсора вызова. Док, естественно, поинтересовался, есть ли у клиента деньги. Бля, Барт совсем дурак — ползти, если денег нет? Есть тайник, есть. Док, падла, стребовал всё, что было, за обработку, обезболивающие и шины на простреленные конечности — случай явно был не тот, чтоб торговаться, но Барт выторговал-таки ещё костыль. А потом, как ни пытался вывернуться, отдать пришлось всё: и деньги, и пистолет, и дешёвенький простенький коммуникатор из тайника. СУКА!!! Док, СУКА!!! Ни с кем не связаться, даже время не узнать! Кого хочешь найти — ковыляй по улицам, ищи! А тем временем двенадцать часов от того, как нацепили ошейник, уже истекали. Так что Барт, распрощавшись с доком, поковылял до укрепмотеля наёмников и этой суки Мэрилин. Что, бля, с Хелены сильно убыло, что ли? Чего калечить-то сразу? Можно ж было договориться. Процент с его боёв взять. Много чего можно было, а теперь? И Хелена, мразь!!! Он же ей предлагал выкупить, забрать. Жила бы с ним, радовалась — любое бухло, жратва, какую попросит, всё бы ей было, а она, давалка тупая, выбрала дальше пиздой торговать, теперь у этой Мэрилин… Хорошо обезболивающее действовало. Дошкандыбал довольно быстро. И прямо перед воротами увидел двоих: вчерашнего громилу и рядом — коренастого мордоворота, поперёк себя шире. — Вот, Крупняк, — небрежно кивнул на Барта громила, — из-за этого уебана мы вчера не выспались. — За себя говори, — зевнув, ответил коренастый. — Это только ты из-за уебана. У меня и другие причины были. Оба смотрели на Барта, как на пустое место, а он мог только ковылять вперед, скрипя зубами. Мордоворот хмыкнул, глядя на взопревшего гостя, и, развернувшись, ушёл, всем видом давая понять недавнему собеседнику, что, мол, твоё приползло, ты и разбирайся. А громила со скучающим видом смотрел на медленно приближающегося подранка: — Че приперся? — Таймер обновить, — хрипло и зло ответил Барт, мол, всрался ты мне, просто так сюда ходить! — Думаешь, мы ради тебя сапера будить будем? — громила, Барт вспомнил, что погоняло у него Поролон, заржал, однако нажал пару кнопок на наручном планшете. Меньше чем через минуту из калитки вышел тот дрищ, который вчера цеплял ошейник. Приблизился к «клиенту», не перекрывая Поролону линию стрельбы, легонько коснулся ошейника небольшим прибором и отошёл. Барт переборол дикое искушение схватить гаденыша и вышибить дух. Здесь и сейчас это стало бы самоубийством. — Бывай. Деньги принесёшь через два дня вечером. Поролон развернулся и ушёл в калитку вслед за мелким, оставив Барта стоять на дороге… Только тогда до Барта дошло, что он не помнит, сколько же ему насчитали долга. Ну, Хелена, сука, ну втравила!!! * * *