После этого она бросилась в распростертые объятья матери, ее лицо сияло, и родители плакали от радости. Вала попросила прощения за все случившееся и сказала, что не понимает тьмы и убожества, которые затянули ее в свои сети, и что все было непонятным и сложным, но оказалось сметено прочь – словно по мановению руки, – когда она отдалась на волю царившей в зале радости. Ката сказала ей: «Добро пожаловать домой!», а Эльса, Лина и Кристьяун, их общие друзья, подошли к ним и обняли их, лучась небесной любовью. Эльса со смехом рассказывала, как Вала несла вздор и махала руками, а потом ее глаза стали смотреть вверх, когда в ее тело вошел Бог: свет, благодать, или как это еще называется. Когда Тоумас удивился тому, что случилось, Ката ответила, что его дочери коснулся Бог – как это происходило со многими на таких собраниях. Она пригласила его туда с собой в следующее воскресенье – в частности, чтобы подразнить его: последнее получилось хорошо, и он замкнулся в своем кабинете. – Она была заблудшим, испуганным, полным ненависти молодым существом, а теперь вновь обрела цельность, – сказал пастор Видир, когда они встретились с ним на следующий день. Вала наверстала пропущенное в школе и сдала экзамены, по осени записалась в Женскую гимназию[15] и решила готовиться к поступлению на теологический факультет университета. Она говорила, что в будущем хочет стать миссионером в Азии, увидеть красоту Божию и ездить вместе с подругой Эльсой по деревням в джунглях Борнео и нести благую весть всем, кто еще не знает Спасителя. Ката растерянно смеялась. 13 Ката была на кладбище одна. Положив цветы на могилу, она присела на корточки и чуть-чуть поковыряла землю. Попробовала поговорить с Валой – но не почувствовала, чтобы ее кто-то слушал. По дороге в город Ката решила заглянуть в больницу. Инга настаивала, чтобы она зашла в отделение хотя бы на минуточку – чтобы привыкнуть к мысли, что ей надо будет возвращаться на работу. В больнице пахло, как в ее старой школе: те же пожелтевшие белые стены и тот же вытертый линолеум на полу. Наверное, она всегда это знала, но заметила только сейчас. Инга сегодня не дежурила, и Ката поздоровалась с сотрудницами, а затем заскочила в раздевалку, открыла шкафчик, где у нее хранились халат и магнитная карточка, и засунула их к себе в сумку. При первой возможности она попрощалась с сотрудницами и направилась в больничный подвал. Там закрылась в туалете, переоделась в халат и повесила магнитную карточку на шею. В провизорской сделала заказ и сказала, что заберет его сама, так как случай срочный, и предъявила рецепт за подписью анестезиолога, которую она сама подделала. За такое Ката запросто могла бы лишиться работы, но девушка в окошке, даже не взглянув на нее, скрылась в глубине помещения. Быстро вернувшись, выложила на прилавок коробку, помеченную красным треугольником, Ката расписалась в получении. Затем снова переоделась в туалете, сунула халат и карточку в сумку, вернула халат в шкаф и поспешила уйти из больницы. * * * По возвращении домой Ката долго лежала в ванной, потягивая шампанское, пока не почувствовала, что взбодрилась. Оделась в спортивные штаны и майку. Вычистила ногти, покрыла их белым лаком, а пока они сохли, как будто случайно заглянула в кабинет Тоумаса. Воздух там был холоднее, чем в коридоре, и в нем ощущался слабый запах табачного дыма – от тех ежедневных сигар, которые он позволял себе выкуривать здесь, где этому занятию никто не мешал. Несколько дней тому назад Тоумас пригласил сотрудников охранного предприятия «посмотреть дом», чтобы подключить его к их системе сигнализации. Ката попросила одного из них – безобидного на вид юношу в униформе предприятия – помочь ей перенести кукольный домик в подвал. Но на лестнице он уронил его, домик полетел вниз по ступенькам и поломался. После этой аварии Тоумас отнес домик к себе в кабинет и, судя по всему, уже далеко продвинулся в его починке. Передней стены нигде не было видно, но крыша стояла на месте, и какие-то из мелочей были вновь водворены внутрь, а также и кровать, которая раньше стояла в одной из комнат на верхнем этаже, а теперь была в прихожей. Все остальное Тоумас разложил у себя на столе – очевидно, согласно тому, в какой комнате какие вещи находились, – а рядом лежали тюбики клея, модельные краски в крошечных баночках, лак, ножницы и скальпели из больницы. – Скальпели, – пробормотала Ката. Ей стало не по себе: как это типично для Тоумаса! Некоторые из вещиц были разбиты: китайская ваза, кувшин, зеркало – и наверняка еще что-то, с чем Тоумас будет возиться в последующие дни или недели. Но пациент будет жить: доктор провел над домиком одну из своих блистательных операций. Ката выпила за это, а потом принесла ту коробочку. Она уселась с ней за стол в гостиной и стала вертеть ее в пальцах. Согласно больничной описи это вещество чаще выпускают в пятимиллилитровых ампулах, чтобы набирать в шприц, но также оно бывает и в другой форме: продолговатых таблетках по десять миллиграмм, невзрачных на вид – как, в общем-то, и все таблетки; очевидно, отчасти в этом и таилась их притягательная сила: как это все просто. В коробочке была инструкция об условиях хранения, применения и побочных эффектах, но Ката уже просматривала ее раньше. Если такие таблетки приняла Вала, их предварительно надо было истолочь в порошок, но, скорее всего, это вещество было в жидкой форме и кустарного изготовления: дрянь под названием «масляная кислота», рассчитать силу действия которой было почти невозможно. Однако активное вещество всегда было одно и то же: гамма-гидроксибутират, который оказывал усыпляющее, болеутоляющее или эйфорическое действие, в зависимости от величины дозы. Согласно порталу врачебных ассоциаций Великобритании это вещество не имеет цвета, вкуса и запаха и применяется при сонной болезни. Его образование в теле начинается в дельта-фазе сна или глубоком сне, а в качестве лекарства оно используется в форме таблеток, порошка или жидкости. Его незаконное использование – обычное дело, особенно в среде бодибилдеров, где оно известно как «лучший друг стероидов»: понижает процент жира, увеличивает выделение гормонов роста, противодействует повышению уровня кислотности крови и возбуждающему действию анаболических стероидов. Его действие в десять раз сильнее действия валиума, оно стимулирует выделение ГАМК в центральной нервной системе. Известны случаи его применения с нечистоплотными целями при изнасилованиях, а также в связи с его болеутоляющим и успокаивающим действием на бодрствующего человека. Говорят, это вещество популярно на рейверских вечеринках, у стриптизеров, манекенщиц, стюардесс и часто путешествующих безнесменов; считается, что оно вызывает сильную зависимость, а его передозировка в сочетании с алкоголем может привести к глубокой коме и остановке дыхания. Ката надорвала уголок одного алюминиевого блистера, вытряхнула таблетку на ладонь, поспешно откусила половину и проглотила, а немного подумав, проглотила и вторую. Затем посмотрела на часы на кухне и выкурила одну сигарету. Поскольку она не пьяна, минимальная доза вещества не может воздействовать на нее слишком сильно; и в то же время Ката надеялась, что ее как следует вырубит – ведь в последние месяцы сон у нее был прерывистым. * * * Первым эффектом от таблетки было тяжелое быстрое сердцебиение. Ката струхнула, переключилась с алкоголя на воду и заставила себя съесть несколько сухих печений: ведь она с самого обеда ничего не ела. Немного походила кругами по гостиной, то и дело поглядывая на часы, поставила песню Стрейзанд «Woman in Love» на полную громкость. Ей сразу стало лучше; она снова включила ту же песню и заглянула в инструкции из коробочки, чтобы убедиться, что доза была не слишком большой. Затем втащилась по лестнице на верхний этаж, ощущая, как тяжелы ее ноги: ведь в последние дни она много ходила. В середине холла был низенький диван с прикрепленным к нему столиком: когда они с Тоумасом были победнее, держали на нем домашний телефон; но постепенно этот диван вытеснила более красивая мебель, и Ката долго не замечала его – а сейчас заметила: вот он, дрянь такая, торчит здесь, словно крыса под наркотиками, и его подушки ухмыляются этими непонятными узорами, напоминающими экзему. Ката плюхнулась на диван, немного посидела, потом встала и распахнула дверь в кабинет Тоумаса так, что та ударилась о стену. Действие таблетки шло как по маслу, в этом не было сомнений, – но сейчас ей было глубоко наплевать. Ката помнила страх, но не понимала, на что он был направлен: ведь бояться нечего. Она взгромоздилась на стул возле кукольного домика и попыталась зажечь свет, но выключатель не работал. Ката бросила свои попытки и умилилась аккуратности Тоумаса при починке домика, и ей стало стыдно, что она насмехалась над ним и этими скальпелями, пусть даже этого никто и не слышал. Заглянула в домик через открытую переднюю стенку, посмотрела на стоявшую в прихожей кровать, как у принцессы, ощутила ее мягкость; эта кровать так и манила немного в ней отдохнуть. Ката оперлась ладонью на пол – она не помнила, чтобы вставала со стула. Вновь доковыляла до него и села прямо. Воздух в кабинете был подернут дымкой, но когда Ката снова сосредоточила взгляд внутри домика, она видела все четко. Нагнулась ближе, легонько прислонила лоб к крыше домика и радостно засмеялась. – Всё на своих местах, – произнесла она, и голос отразился от стенок. Ее ладонь прищемило письменным столом; она попыталась пошевелить ею, но не смогла. Наверное, так даже было лучше: если б движение пошло не так, она непременно рухнула бы на бок. Несколько раз моргнула глазами, чтобы зрение прояснилось; стены показались и 14 тотчас исчезли в тумане. Ката едва успела сесть ровнее, и перед ней замаячили доски, коричневое блестящее дерево с бесчисленными маленькими полосками, то светлыми, то темными. Она уперлась руками в колени. Долго не могла сориентироваться; наконец сделала несколько нетвердых шагов на середину комнаты и осмотрелась. Вот так все выглядело бы, если б она находилась в этом маленьком домике – не просто засунула туда голову, руку или палец, а влезла вся целиком. Это была странная мысль. А, впрочем, какая разница – ведь здесь так много всего, что можно рассматривать… Посреди помещения стояла кровать, как у принцессы, с балдахином на четырех резных деревянных столбах; с балдахина свисала тончайшая белая кисея, и сквозь нее виднелось розовое покрывало со свисающими до полу кружевами. «Кровать не на своем месте», – подумала Ката. Дотронулась до кисеи – ах, какая изящная; от одной мысли об этом кружилась голова. Если она не ошибалась, то сейчас стояла в прихожей: потолок был высоким, помещение – просторным и ослепительно светлым, хотя ей и не было видно, откуда падает свет. Когда она переносила тяжесть своего веса с одной ноги на другую, половицы скрипели, но с каждым разом все меньше и меньше – словно приспосабливались к ее весу и движению. Ката склонилась над кроватью и пощупала одеяло: ткань была гладкой, пух – мягким и таким реалистичным… Тогда она подошла к ближайшей стене и провела по ней ладонью. Как и пол, стена была деревянной, а в дереве имелось множество бороздок, сучков и дырочек, похожих на глаза, следящие за каждым ее движением. Цвет досок был от красно-коричневого, желтого и белого до черного, а между досками забилась пыль, такая мелкая, какую она и вообразить не могла бы. Ката отдернула руку и засмеялась от неожиданной для самой себя беспечности. Какое же слово они без конца употребляли в связи с этим домиком: «подходить туда по пропорциям», – как в другие, большие дома? Ката ненадолго задумалась над этим, но стала понимать еще меньше, а потом совсем бросила думать над этим. Как будто с размером домика было что-то не то. У нее вертелось на языке другое слово, которого она не могла вспомнить, но ее мысли были слишком спутанными, они появлялись не по порядку, одна за другой, а как будто шли по кругу, перебивая друг друга. Она не увидела в помещении окон, но дверей было целых три: каждая в своей стене, и все три закрыты. Ката прислушалась к звукам в домике, но ничего не услышала. Чтобы не стоять без дела, она шагнула к одной двери и распахнула ее. За ней оказалась комната, заставленная столами. Когда Ката шагнула туда, каждый из столов в отдельности как будто стал виден четче, и она стала протискиваться между ними. Обошла вокруг стоящего посреди комнаты фонтана и подумала: «А ведь он из мрамора», – а впрочем, неважно, каким он был на самом деле. В середине фонтана на возвышении стояла скульптура женщины, сидящей на корточках; ее волосы были длинными и закрывали лицо. Одна рука была стиснута в кулак, между пальцами виднелся конец шланга, но воды там, судя по всему, не было давно – дно фонтана пересохло. Ката продолжала обходить комнату и дошла до стола у самой стены, покрытого белой скатертью. Стол был накрыт на три персоны. Она приблизилась к тому концу стола, где стояли тарелки и бокалы, лежали приборы, – и, к своему удивлению, увидела, что от тарелок поднимается пар, как будто обедавшие секунду назад вышли. На всех тарелках лежали тонко нарезанные куски мяса, сочные, с кровью внутри и небольшой корочкой по краям, на гарнир – какие-то незнакомые ей овощи, нежные ростки, наверное, альфальфа (что бы это ни было), и идеально круглые картофелины в глазури, золотистые, и от них исходил такой аромат, что у Каты слюнки потекли. Откуда ей знать, может, обитатели домика на секунду вышли в соседнюю комнату за салфетками и десертными вилками? Нет, она не притронется к этой еде – во всяком случае, не сразу. Но стоило ей так подумать, как она обнаружила, что кто-то уже это сделал. В тарелке на краю стола, между двумя другими, от ломтя мяса был отрезан, по крайней мере, один кусочек; на лежавшей в тарелке вилке поблескивал жир. «Надеюсь, я с ними не встречусь», – подумала Ката, резко ощутив дурноту. И вдруг ее охватил страх, который она была не в силах отогнать: что кто-нибудь из жильцов зайдет и обнаружит ее. Ката выглянула в прихожую – а посреди нее стоял человек и, судя по всему, поджидал ее. – Ну, наконец-то ты пришла, – сказал он и зашагал ей навстречу, вытянув руку. Человек был лысым, на вид средних лет. Руки, грудь и ляжки довольно толстые, ладони размером с теннисные ракетки. Лицо покрыто шрамами, лоб широкий, под кожей узелки, словно он часто получал удары или натыкался на стены; нос крошечный – две дырочки; глаза мелкие, глубоко посаженные, а губы толстые и нижняя выпячена. Ката машинально поприветствовала его, а затем отпрянула, отдернув руку. – Что ты делаешь? – спросила она, пятясь от него. Во время рукопожатия тот человек поскреб ее ладонь ногтем, наклонился вперед и что-то шепнул ей на ухо. – Спокойно, – сказал он, и она тотчас успокоилась. Человек взял Кату за плечо и отвел в сторону. – Ты ее узнаёшь? – спросил он, смотря испытующим взглядом в глаза Каты. – Кого? – Ну, девчонку, курица ты эдакая, кого же еще? Стоило ему так, ни с того ни с сего, рассердиться, как взгляд Каты упал на девочку, сидящую на нижней ступеньке лестницы; казалось, она была накачана сильными успокоительными: в углу рта болтались прозрачные вожжи слюны, руки безвольно свисали вдоль боков. Человек подошел к девушке, грубо схватил за волосы и развернул ее лицо к Кате. Девочка не сопротивлялась, словно привыкла к такому обращению с его стороны, однако, кажется, чуть-чуть ожила и перестала пускать слюну. – Отпусти; ей же больно, – сказала Ката. – Ах, какое сострадание, – ухмыльнулся мужчина, но хватку ослабил, подошел вплотную к Кате, а затем сощурил глаза настолько, что они вовсе потерялись на его лице. – Я оставлю в покое других, – произнес он угрожающим тоном, – если другие оставят меня в покое. А если нет, то получат то, о чем просили: неприятности. Будешь возникать – пополам переломлю! Ногти у мужчины были желтые, выпуклые, похожие на морские желуди, наросшие на корабле, который целое столетие носило по южным морям. Запах от него был кислый, удушливый, как будто из широко разверстого хода в пустой желудок. Мужчина начал пространную речь, в которой, судя по всему, речь шла иногда о Кате, а иногда о девочке. Пока он говорил, Ката лучше рассмотрела девочку, устремившую круглые карие глаза в пол. Она была в драной серой хлопчатобумажной кофте, под мышками были темные пятна от пота, вспотевшее лицо блестело. Девочка казалась дикаркой, не привычной к обществу. Грудь у нее была довольно большая и круглая, а еще у нее была привычка вытирать пальцем уголок рта и при этом таращить глаза. Из речи мужчины Ката поняла, что он с друзьями временно обосновался в доме в ходе длинной череды событий, направленных на то, чтобы защитить девочку от «нехороших людей». – У нее… как это: свидетельская неприкосновенность? – спросила Ката. Мужчина рассмеялся: – Да. У тех, кто за ней гоняется, нет совести. Она вышла от них в таком ужасном состоянии, что никому не доверяет. А еще ей настолько противно собственное тело, что для того, чтобы выжать у нее из грудей молоко, ее приходится связывать. – Она что – недавно родила? – Да. Помнишь, она ездила со своим отцом в путешествие, куда-то рядом с Индонезией? – Наверное, под Кота-Кинабалу? – спросила Ката, сама не зная, что это такое. – Вот-вот. Она плавала в море одна, и вдруг из глубины поднялся морской дьявол и воткнул ей между ног свой хвост. Знаешь, что у морского дьявола в хвосте? – Нет.