Выйдя в коридор, Скарлетт отчетливо ощутила на себе чей-то взгляд. Пока она изучала найденную записку, даже свечи в канделябрах горели ярче, став похожими на любопытные глаза. Конверт, как и все другие конверты, присланные магистром, был изготовлен из розоватой бумаги с золотыми краями и распространял вокруг себя ореол таинственности. Когда Скарлетт его открыла, ей на ладонь упали лепестки красной розы и ключик из тонкого зеленого стекла, похожий на тот, которым она отперла дверь своей комнаты, только с цифрой «5». К маленькому черному шнуру была привязана записка, содержавшая одно лишь имя: «Донателла Дранья». Скарлетт почувствовала себя так, будто вместо предписанной правилами подсказки получила от Легендо еще один подарок. А ведь он уже преподнес ей сначала билеты на остров, затем платье… Тогда, в часовой лавке, Скарлетт не верилось, что ей оказан особый прием, но теперь на нее, вероятно, подействовал магический воздух Караваля: она начинала ощущать себя дорогой гостьей магистра. Указав, где находится ее сестра, он в очередной раз проявил заботу о ней. Мир в глазах Скарлетт на мгновение стал ярче, и она отважилась подумать, что теперь все будет хорошо. Бросившись к лестнице, она взлетела на третий этаж, миновала одиннадцатый номер и оказалась перед заветной цифрой «5». Зеленая стеклянная ручка, приделанная к бирюзовой двери, походила на гигантский драгоценный камень. Телла обожала такие вещи, блестящие и крикливые. Просунув в замочную скважину свой ключ, Скарлетт услышала, как внутри кто-то очень громко дышит. Едва ли это могла быть ее сестра. Чувствуя, как колючая пепельно-рыжая тень замешательства ложится ей на плечи, она нагнулась и прислушалась: раздался глухой удар. Что-то тяжелое упало на пол. Затем раздался стон. Скарлетт дернула ручку: – Телла? Ты цела? – Скарлетт? – ответила Телла, тяжело дыша. – Да! Сейчас войду! – Нет! Не надо! Еще один глухой удар. – Телла, что происходит? – Ничего… Не входи… и все. – Телла, если с тобой что-то случилось… – Ничего не случилось. Просто… я… занята. Скарлетт задумалась: нет, что-то все-таки случилось. Донателла была словно сама не своя. – Скарлетт! – крикнула она внезапно прорезавшимся голосом, как будто могла увидеть, что сестра взялась за ручку. – Если откроешь дверь, я с тобой разговаривать больше не стану! Фразу Теллы эхом подхватил низкий мужской голос: – Ты слышишь, что тебе говорят? Разлетевшись по искривленному коридору, эти слова рикошетом ударили Скарлетт в лицо, как нежданный порыв леденящего ветра. Уходя прочь, она ощущала всевозможные ягодные оттенки собственной глупости: мысли о Телле все это время не давали ей покоя, а та о ней нисколько не тревожилась. Может, даже вовсе не вспоминала. А если и вспоминала, то уж точно не теперь – в постели с мужчиной. Удивляться не следовало. Младшая сестра всегда была сумасбродкой, вечно искала приключений. Сейчас Скарлетт ранило не это. Относясь к Телле как к самому важному человеку на свете, она каждый раз горько разочаровывалась, видя, что та не отвечает ей столь же сильной привязанностью. Исчезнув с острова Трисда, мать девочек, Палома, погасила все светлые лучи, какие только были в душе их отца. Его обращение с дочерьми превратилось из строгого в суровое, наказания за непослушание стали жестокими. Если бы не исчезновение Паломы, все было бы иначе. Поняв это, Скарлетт поклялась, что никогда не оставит Теллу одну. Будучи старше всего на год, не доверит заботу о ней никому из взрослых. И всегда ее защитит, – если придется, то и от нее самой. Испорченная такой опекой, младшая сестра слишком часто думала только о себе. В конце коридора Скарлетт упала, ударившись о грубые доски. Ей стало холодно – то ли от сквозняка, то ли оттого, что Телла предпочла своей Скар какого-то молодого человека, чьего имени, возможно, даже не знала. Если старшая сестра опасалась мужчин, то младшая, напротив, стремилась к ним, выбирая худших в надежде получить любовь, которой не получила от отца. Скарлетт подумала, не вернуться ли ей в собственную, жарко натопленную комнату, не спрятаться ли под мягкими одеялами. Но и тепло всех печей мира не соблазнило бы ее настолько, чтобы она согласилась лечь в одну постель с Хулианом. Можно было спуститься в холл и попросить у хозяйки отдельную комнату, однако Скарлетт чувствовала, что это неразумно: ведь, уговаривая ее впустить своего спутника, она сама сказала, будто они вот-вот поженятся. Глупый Хулиан! «Глупый, глупый, глупый…» – вертелось у нее в голове, пока веки не отяжелели. * * * – Сударыня! – произнес кто-то и теплой ладонью тронул Скарлетт за плечо. Она, вздрогнув, прижала руки к груди. Глаза распахнулись и тут же зажмурились снова. Разбудивший ее держал фонарь, и хоть молодой человек стоял не слишком близко, Скарлетт почувствовала, как тепло лижет ей щеку. – По-моему, она пьяна, – сказала какая-то женщина. – Я не пьяна. Скарлетт снова открыла глаза. Молодой человек с фонарем показался ей несколькими годами старше Хулиана. В отличие от ее спутника, неотесанного моряка, незнакомец весь блестел, от носков начищенных туфель до гладко зачесанных волос. Он был привлекателен и, судя по всему, знал это. Наверняка Телла сначала бы назвала незнакомца, одетого в безукоризненный черный костюм, лощеным болваном, но затем, увидев татуировки на его руках, непременно постаралась бы, чтобы он обратил на нее внимание. Загадочные символы, скорбная маска, губы, изогнутые в соблазнительной улыбке, когтистые лапы птиц, черные розы – эти причудливо-чувственные чернильные рисунки резко противоречили гладкой элегантности одежды и прически молодого человека и потому заинтересовали Скарлетт больше, чем следовало. – Меня по ошибке поселили в комнату, которая уже занята, – пояснила она. – Я шла к хозяйке, чтобы попросить другую спальню, но… – Внезапно заснули прямо в коридоре? – спросила молодая женщина, решившая, будто Скарлетт пьяна. Незнакомка стояла далеко от фонаря, а коридор освещался слабо, так что хорошенько разглядеть ее лицо было нельзя. Воображению Скарлетт оно представилось хмурым и непривлекательным. – Все довольно сложно, – неуверенно ответила она. Пускай эти люди и не знали Теллу, но Скарлетт не хотелось срамить ее перед ними. Она считала себя обязанной защищать сестру. А что незнакомцы подумают о самой Скарлетт, было не столь уж важно, хотя молодой человек с татуировками так и притягивал к себе взгляд. Этот профиль привел бы в восторг художника или скульптора: полные губы, волевой подбородок, черные, как угли, глаза, густые брови. То, что именно такой молодой человек нашел Скарлетт лежащей на полу в темном коридоре, должно было ее смутить, но выражение его лица показалось ей скорее сочувственным, нежели хищным. – Вы не обязаны ничего нам объяснять, – сказал он. – Раз вы спите здесь, у вас наверняка есть на то веские причины, но, думаю, в постели вам все-таки будет лучше. Я живу в номере одиннадцатом. Вы можете поспать там. По тому, как это было сказано, Скарлетт заключила, что загадочный молодой человек (в отличие от другого ее знакомого) не собирается оставаться с нею на ночь в одной комнате. Однако она уже привыкла подозревать кругом скрытую опасность и потому заколебалась. Еще раз изучив незнакомца в свете лампы, девушка остановила взгляд на розе, которая чернела у него на руке. Ей почему-то подумалось, будто обворожительно-элегантные и немного печальные линии этого рисунка в какой-то мере определяют душу юноши. И если обворожительная элегантность немного пугала (Скарлетт знала, как часто внешний лоск оказывается лишь маской), то печаль вызывала симпатию. – А вы сам где будете спать? – В комнате сестры. – Он кивком указал на молодую женщину, стоявшую рядом. – Там есть вторая кровать, которая ей не нужна. – Очень даже нужна! – отрезала девушка. По-прежнему не видя как следует ее лица, Скарлетт могла поклясться, что оно выражало отвращение. – Не будь грубой, – сказал молодой человек и, повернувшись к Скарлетт, упредил возможные возражения: – Я настаиваю. Если моя матушка узнает, что я позволил продрогшей юной даме спать на полу, она лишит меня наследства и будет права. – Он вытянул татуированную руку, чтобы помочь Скарлетт подняться. – Меня, кстати, зовут Данте, а это моя сестра Валентина. – Скарлетт. Спасибо, вы очень добры, – осторожно произнесла она, удивленная тем, что у нее ничего не просят взамен. – О, не хвалите меня слишком щедро. – Данте на секунду задержал руку Скарлетт в своей, и его взгляд скользнул ниже ее шеи. Она почувствовала, что краснеет, но молодой человек тут же поднял глаза. – Я заметил вас, когда был в таверне. Кажется, вы приехали не одна? – Я… – Скарлетт задумалась. Она понимала, к чему Данте клонит, но не знала, связано ли его любопытство с желанием победить в игре, или же он искренне интересуется ею. Как бы то ни было, под этим долгим взглядом ее замерзшее тело согревалось, и она могла предположить, что Хулиан, встретив в коридоре миловидную девушку, не стал бы говорить, будто приехал сюда с невестой. – Если вы свободны, то не согласитесь ли отужинать со мной, когда наступят сумерки? – спросил Данте. Валентина издала недовольный стон. – Прекрати! Пожалуйста, не обращайте внимания на мою сестру. Она сегодня выпила лишнего и потому сделалась еще менее приятной в обращении, чем обыкновенно. Обещаю вам, что за ужином, если вы согласитесь прийти, ее не будет. Скарлетт всегда хотелось, чтобы мужчина смотрел на нее так, как теперь смотрел Данте. В его взгляде читались не только влечение, но и забота, желание защитить. Казалось, он не мог оторвать от Скарлетт глаз. «Граф будет смотреть на меня так же», – сказала она сама себе. Кроме Хулиана, мнимого жениха, у нее ведь был еще и настоящий жених. Потому ей следовало соблюдать осторожность. – Мне жаль, но я… я не могу. Я… Видите ли… – Все нормально. Вы не должны ничего объяснять, – быстро сказал Данте и улыбнулся – широко, но как будто не совсем искренне. Молча подведя Скарлетт к номеру одиннадцать, он протянул ей ключ из оникса. Оба неловко замешкались перед узкой стрельчатой дверью. Скарлетт заподозрила, что, несмотря на данное слово, Данте все же попытается войти в спальню вместе с нею. Но он лишь подождал, пока гостья управится с замком, и прошептал: – Приятных снов. Скарлетт хотела было ответить, но, перешагнув порог, онемела. Над невысоким шкафом висело зеркало, освещенное масляной лампой, и даже в полутьме девушка отчетливо увидела свое отражение: темные волосы падали на плечи, едва прикрытые прозрачными белыми оборками. Скарлетт ахнула. Коварное платье снова изменило облик, на сей раз превратившись в кружевное нечто, совершенно непригодное для ношения на публике и бесед с незнакомыми мужчинами. Так и не попрощавшись с любезным молодым человеком, Скарлетт захлопнула дверь. Теперь стало ясно, почему он не сводил с нее глаз. Спала Скарлетт плохо. Ей снился Легендо. Опять оказавшись на золоченом балконе, она пыталась спрятаться за портьерой, поскольку на ней не было ничего, кроме черного корсета и красной нижней юбки. Магистр вошел вальяжной походкой, щеголяя своим знаменитым цилиндром из синего бархата и взглядом, исполненным лукавства. «Что вы делаете?» «Я только хотела посмотреть игру», – ответила Скарлетт, плотнее кутаясь в портьеру, но Легендо вытащил ее из укрытия. Его рука была холодна, как снег, а моложавое лицо скрывала тень. По обнаженным плечам Скарлетт пробежал мороз. Магистр расхохотался и обхватил ее за талию: «Я не затем пригласил вас, дорогая, чтобы вы смотрели. – Его губы приблизились к ее губам, как будто для поцелуя. – Я хочу, чтобы вы играли». Прошептав эти слова, он сбросил Скарлетт с балкона. Первая ночь Караваля