– Люблю… – тихо и ласково говорит Ария, щекой к щеке прикасается, и наши слезы перемешиваются. – Люблю тебя, Энзо. Выдыхаю ее имя. Я не могу ответить ей тем же. Мне страшно. Как ребенку страшно темной ночью без мамы. Но я готов раскрыть душу, впустить любовь в свое сердце, только бы знать, что есть надежда. Хоть одна, хоть малюсенькая, но надежда. Ария и не просит ничего. Совсем. Только тянет меня, заставляет подняться, уводит вниз, в комнату, где я мог бы спрятаться от целого мира. Ей тяжело. Вижу, что устала, вымотана, измучена. Я мучаю ее. Мучаю своим решением, своим страхом, своими сомнениями, прошлыми потерями. Чувствует ведь. Она все чувствует. Наверное, даже больше, чем мог бы почувствовать любой другой человек. Она гасит люнны щелчком и ведет меня в кромешной тьме, заставляет лечь. Что-то звякает на столе, и я понимаю, что она кладет карту. Во рту становится кисло от мысли о новой точке. Она снова пойдет со мной. И может погибнуть. Сегодня просто повезло, а что будет потом? А я совершенно ничего не могу с этим сделать. Ложится рядом, но не прикасается. Дышит так тихо, что я едва слышу. Будто дает мне частичку свободного пространства, позволяет самому решать, что мне нужно, собраться с мыслями. – Я хочу быть с тобой, – говорю куда-то вверх. Как же я раскис за эти дни. Слезы наворачиваются от полумысли, полуслова, но мне не жалко для Арии слез, лишь бы ее раны затянулись и никогда больше не появлялись. Ария затихает. Задерживает дыхание. Приподнимаюсь и ловлю ее силуэт в темноте, вожу ладонями по лицу, запускаю пальцы в мягкие волосы, втягиваю настырный запах ландышей и наслаждаюсь. Моя женщина. Единственная. – Моя… Я тебя нашел, украл и никому не отдам. Слышишь? Даже Ишис не встанет на моем пути. Она улыбается. Я чувствую это пальцами, когда касаюсь ее щек, когда очерчиваю губы. Как странно, узнавать человека вот так. В темноте. Будто не видел ее никогда до этого, все иначе. Вспоминаю ее песню и щемит в груди. На палубе она тоже была совсем другой. Непривычной. Взрослой. Скорбящей о ближнем. – Слышу, – шепчет тихо, а голос по каюте разливается тихим перезвоном. – Спой еще. Она замолкает на мгновение, обдумывает что-то. А потом с ее губ слетает тихая мелодия, которую на севере называю «Песней живых». Она похожа на ту, что Ария пела для Явира, она тоже о памяти и пути домой. О бесконечном море, о вынужденной разлуке, о надежде, горе и победе над штормом. О том, как несгибаемая воля вела моряков к родным берегам, сквозь преграды и невзгоды. Как боги отправляли их жизни, но не могли отравить души. Забирали свободу, но не могли сломить. Ломали корабли, но не могли сокрушить веру в рассвет и чистое небо. Песня льется и льется, звенит во мне, бьется, расправляет крылья и обнимает за плечи. Закрываю глаза всего на мгновение, а распахиваю их на рассвете. Мои внутренние часы безошибочно определяют, что Ойс уже поднялся над горизонтом. Ария спит, прижавшись к груди. Кутается в край покрывала и эротично изгибает ногу в колене. Красивая, нежная и такая трогательная с этим сочным румянцем, что оттеняют ее волосы. На ней только моя рубашка, а от кожи пахнет мылом и привычными цветами. Видать, пока я дрых, она и в душ успела сходить. Поглаживаю по плечам, перебираюсь к груди. Касаюсь кожи. Синяя капля блестит, как слеза, а от нее под ребрами распускается венозный цветок. Врос в мою девочку, пустил метастазы. Как уберечь ее от этого? Отказаться от поисков? Бросить затею и прожить с ней несколько счастливых лет? Может, она даже подарит мне сына или дочь. Но… у Федерико осталось так мало времени. Он молод и достоин счастья. Не могу же я жертвовать одним человеком ради другого? А если носить эту ношу смертельно-опасно для Арии? Слишком сложный выбор. И очень много вопросов, а ответить некому. Пальцы согреваются от ее бархатной кожи. Теплой, как прогретый Ойсом песок. Поспешно встаю, потому что все еще во вчерашней одежде. Даже в волосах можно найти кусочки тины из того злополучного озера. Передергиваю плечами от отвращения, стоит только вспомнить русалок и их жуткие лица. Стаскиваю тряпки, отбрасываю в сторону, чтобы глаза не мозолили и быстро ополаскиваюсь в холодной воде. Когда возвращаюсь к постели, Ария сонно что-то бормочет и переворачивается на другой бок, потягивается, раскидывая красные ручейки волос по подушке. Нависаю над ней, пробираюсь рукой под рубашку, едва касаюсь белой кожи. Хочу надавить сильнее, но сдерживаюсь. Сегодня я хочу быть нежным. Когда касаюсь губами сжатых от возбуждения сосков, Ария вздыхает и изгибается. Да… буду дарить тебе ласки столько, сколько будет хватать сил. Раздвигаю осторожно ноги, раскрывая ее. Поглаживая пальцами, отодвигаю мягкий трикотаж трусиков. Накрываю собой, стараясь не давить весом. Когда по чуть-чуть толкаюсь вглубь, Ария приоткрывает ресницы и вплетает руки в мои волосы. – Энзо, я пока что не стеклянная, – шепчет мне на ухо, прижимая к себе, заставляя вдавливать ее в кровать. Смеюсь в губы. Мне правда страшно ее ранить. – Я хочу подарить тебе немного нежности с утра. Доверься. Она чуть отпускает руки, позволяет двигаться так, как захочу, выводит у меня на спине ногтями зигзаги и узоры, посылая по коже волну мурашек. Не давит, просто касается, ласкает, все еще окутанная мягкой дремой. Она плотная и горячая внутри. Заставляет меня плавиться от желания и срываться с цепи. Ускоряюсь, стараясь словить каждое ее движение. Поймать ритм, чтобы дарить себя без остатка. Я не хочу ее сравнивать ни с одной из женщин, что были в моей постели. Не стану вспоминать прошлое. Она – мое настоящее, и, ерш зеленый, я буду не я, если не найду выход. Ария чувствует, что я едва держу себя в руках, и резко проводит ногтями от загривка до поясницы. Выгибается навстречу, сжимается так, что я готов сигануть в пропасть немедленно, но держусь, продлеваю сладкую муку. Приподнимаюсь, а она закидывает ножки мне на плечи. Замедляюсь намеренно, почти разлетаюсь на части, но наблюдать, как она извивается подо мной – особый вид удовольствия. Синева глаз топит меня в сладком омуте, отчего я захлебываюсь стонами и рыком, жар раздирает, толкая на безумства. Сжимаю лодыжки Арии и немного развожу в стороны ноги. Она гибкая, податливая. Кусает губу и комкает простынь в кулачках. Вхожу резко и глубоко, до основания, и только, когда девушка протяжно вскрикивает, напираю сильней и трескаюсь на сладкие осколки. Глава 35. Ария Энзо непривычно мягок и внимателен. Он берет меня на руки, чтобы усадить за стол, сам расчесывает мои волосы, заплетает их кожаным ремешком, помогает одеться. Мое недовольное ворчание будто не доходит до него, пролетает мимо ушей. Каракатица мне в печень, я же не смертельно больна! Последней каплей стала его попытка меня кормить. Отбираю у пирата ложку и едва сдерживаюсь, чтобы не запустить ее в его нерадивую полную сомнений голову. – Демоны моря, я в силах есть сама! – шиплю, а он только криво усмехается, но глаза такие же беспокойные. – Кста-а-ти, – тяну и щурюсь, будто вокруг слишком светло, – Федерико мне сказал, что ты не умеешь плавать. – Вот морской ежик! – Энзо садится и театрально хмурит брови. – Не то, чтобы не умею, просто не держусь на воде. Как топор. А чего это ты из моих рук есть не хочешь? Пирог не понравился? С яблоками. – Да топор держится дольше, чем ты, пират! – едва сдерживаю смех, сжимаю губы и вижу опасный блеск в темных глазах. – Я отойти не успела, а ты на дно ушел. Выхватываю кусочек пирога и отправляю в рот. Вкусно! И корицей так приятно пахнет. Но отвлекаться нельзя, не дам ему ни секунды на размышления. – Я научу тебя плавать, Энзо. Выставляет указательный палец. – Э-э-э, нет! – и качает перед моим носом. – Ни за что! – Я вообще тебя не спрашиваю, – пожимаю плечами и отбираю еще кусочек, – я констатирую факт. Я. Научу. Тебя. Плавать. – Ария, – он тянет меня за руку и садит на себя. – Если мы вместе, это не значит, что ты будешь из меня веревки вить. Я и без плаванья живу прекрасно. Да и с меня команда смеяться будет. Хочешь опозорить капитана? Кладу руку ему на плечо и заглядываю в глаза. – Если я пойду на дно, Энзо, а рядом не будет Федерико или Скадэ… Кто вытащит меня? Я могу потерять сознание, лишиться сил. Меня могут ранить. Я хочу, чтобы ты был готов. Ко всему. В его глазах в миг гаснут смешинки. – Уговорила, чертовка! – И еще кое-что, Энзо, – мягко целую его в щеку и прижимаюсь к его лбу своим. – я не собираюсь вить из тебя веревки. Я хочу, чтобы ты сражался за свою жизнь. Яростно. Не шел ко дну, а дрался за глоток воздуха. Тебе же больно. Смерть – это больно. Ты так тяжело восстанавливаешься, я видела. И буду учить тебя, потому что не хочу, чтобы вода имела власть над тобой. – Я какое-то время пытался, – говорит он тихо. – А когда бесконечно тонул… Мирида вытаскивала меня и приводила в чувства. Я не хотел, чтобы она это видела, – теплые руки ложатся на мою шею и скользят вниз. – И не хочу, чтобы видела ты. – Я хочу видеть все. Хочу знать тебя любым. Сильным, слабым, в сомнениях, решительным, веселым и грустным. Всяким. Поверь, – глажу его волосы, пропуская мягкую черноту сквозь пальцы, – смеяться я не буду. Я прекрасно знаю, что ты сильный человек. А слабости есть у каждого. Их нет смысла стыдиться. – Ты, – он резко выдыхает, – сумасшедшая. Юная, но такая мудрая. А я старик и давно должен был истлеть в земле. – Знаешь, – кладу голову ему на плечо, – намеки на твой преклонный возраст больше смешат, чем пугают. Зажмуриваюсь и собираюсь с мыслями. Нужно спросить. Пока он готов отвечать! – Расскажи мне о своей семье, Энзо, – незаметно скрещиваю пальцы на удачу. – О Мириде. О Федерико. О том, как ты жил. Я же… – судорожно вдыхаю, – совсем ничего не знаю. Расскажи мне. «Только не говори, что это не моего ума дело, говорю мысленно, только не закрывайся».