Маленькая женщина сейчас кажется мне великим воином. В ее глазах горит уверенность и сила. Она ведет меня к кровати, сама еле дышит, но идет. Я так устал и так соскучился за простой заботой, что принимаю помощь. Она очень нужна мне сейчас. Ария словно на больную мозоль наступила. Глава 15. Ария Помогаю Энзо лечь и отхожу назад, всего на шаг, чтобы окинуть мужчину взглядом еще раз. Даже понимая, что его невозможно ранить, не могу ничего сделать с собой. Внутри все сжимается от волнения. Вдруг не досмотрела? Вдруг у него и правда что-то сломано? Почему мне есть дело? Ишис, я хочу остановиться, но не могу. Он не двигается и, кажется, что даже не дышит. Глаза закрыты, а на лице выражение бесконечной усталости. Присматриваюсь к мощной груди и с облегчением замечаю, что она поднимается и опадает. Едва заметно, но пират дышит. Чувствую себя совершенно беспомощной. Бесполезной. Бикуль прочно врос в потолок и отказывается спускаться. Шторм его сильно напугал, так что оставляю кота в покое и даю ему время успокоиться. Касаюсь пальцами прокушенной губы и болезненно морщусь. Кровь остановилась, но губа распухла и неприятно ноет. Влажная одежда липнет к телу, обтягивает, точно вторая кожа, и неприятно холодит при малейшем движении. Лучше снять ее сейчас. Но сначала Энзо. Едва ли у него хватит сил раздеться самостоятельно. Опираюсь коленом на край кровати и касаюсь холодной щеки пирата. Как лед! Нельзя это так оставлять. Бессмертный или нет, но болеет он, наверное, как обычный человек. – Энзо, – зову его тихо и касаюсь плеча, – тебе нужно раздеться. – Разрешаю, – шепчет он и сладко улыбается, но веки не поднимает. Закатываю глаза и скрещиваю руки на груди. Стискиваю зубы, чтобы удержать очередную колкую шутку и глубоко вдыхаю. Вот всегда так. Не мужчина, а непредсказуемая пороховая бочка. Никогда не знаешь рванет она сейчас или минут через пять. Ладно. Прекрасно! Я взрослый человек и могу помочь другому человеку, если он смертельно устал. – Тебе придется привстать, если не хочешь, чтобы рубашку я с тебя срезала, – угрожающе нависаю над Энзо. Ножа у меня нет, но он-то об этом не знает. Вдруг я была плохой девочкой и обыскала его шкафы? Энзо протягивает ладонь и безмолвно просит помочь встать. Шутит? Он такой боров, что я одну руку его не подниму. Прикладываю палец к губам и прикидываю, как заставить его подняться. За руку – нереально. Не хватит сил, да и плечо разнылось, не выдержит напряжения. Дернет ненароком и я вообще двигать рукой потом не смогу. А впереди еще много бед, нутром чую. – Ладно, если не хочешь по-хорошему, – бурчу тихо, чтобы он не услышал. Забираюсь на кровать и встаю над Энзо, расставив ноги по бокам от его пояса. Губы кривятся в усмешке, а я сажусь на его бедра и протянутую руку кладу к себе на талию. Впиваюсь пальцами в его шею и чуть тяну на себя. – Давай, Энзо, будь паинькой. Мы с тобой это уже проходили. – Если я и устал, – говорит он, мягко приподнимаясь навстречу, – не значит, что не хочу тебя. Хмыкаю и потихоньку стаскиваю с него влажную ткань. Поддается она с трудом, и пару раз я даже нечаянно царапаю смуглую кожу. Тихонько ругаюсь и рычу, дюйм за дюймом освобождая его руки из мокрого плена. – Каракатица мне в брюхо, какой же ты тяжелый, – шиплю сдавленно и отбрасываю в сторону рубаху. Смотрю вниз и отчаянно краснею. – Так. Теперь штаны. Он стискивает губы, а под ними дрожит улыбка. Его пальцы касаются моих бедер и немного тянут на себя. Золотисто-зеленоватые радужки темнеют и прячутся под прищуром густых ресниц. – Ария, одна просьба. Можно Бикуля выгнать за дверь? Клянусь морскими ежиками, что обижать тебя не буду, – он подцепляет пуговки на моей рубашке и одну за одной освобождает из петель. – Если он согласится. Шторм порядочно напугал нас обоих. Смотрю вверх и стараюсь не дрожать, когда пальцы пирата ненароком касаются кожи под рубашкой. Я действительно не собираюсь сопротивляться? Не примет ли он это за мой хитроумный план? Или злую шутку? Издевательство? Может ведь. Какой там у меня был первый вопрос? В голове стало совершенно пусто. – Дружище, – говорю мягко и наблюдаю, как на потолке зажигаются два золотых огонька, – спускайся. Все закончилось, слышишь? Кот недовольно ворчит, но через минуту мягко приземляется на пол и подходит к кровати. Я тянусь к нему и кладу руку на голову, чешу за ухом, и Бикуль довольно урчит. – Посторожи комнату снаружи, дружище. Только смотри, чтобы тебя никто не заметил. Понял меня? Бикуль урчит в ответ, косится на Энзо и бредет к двери. Поворачивает ручку тонкой лианой и скрывается из виду. – Я его уже люблю, – шепчет Энзо и смеется. – Иди сюда, – стягивает мокрую одежду с меня, поглаживает ладонями лопатки и соскальзывает ниже. От его плавного скольжения по коже меня колотит. – Ты дрожишь. Замерзла фурия, испугалась, – Энзо замолкает, будто сдерживает слова. Даже головой мотает, отчего меня освежают брызги с его волос. Пират смотрит на меня пронзительно: изучает лицо, будто срисовывает взглядом на память. А потом говорит, с надломленной хрипотцой в голосе: – Твои волосы – настоящее красное золото, – он поглаживает мой висок и, запуская пальцы глубже, перебирает пряди. Тянет локоны к губам. – Я, наверное, безумец, – шепчет, целуя. – Мне бы отпустить тебя, оттолкнуть, но… – запинается. Кладу руки ему на грудь и чувствую, как сердце толкается в ладонь. Мне жарко и холодно одновременно, страшно. Почти больно. – Но что? – спрашиваю тихо. – Боишься пожалеть потом, да? Хмурится и кривит губы, будто прокисшей морской капусты съел. – Боюсь тебя ранить своей черствостью, – сдавливает до легкой боли плечи и немного отстраняется. – Странный ты мужчина, Энзо, – вычерчиваю у него на груди узоры и завитки, обвожу пальцами острые перья нарисованной птицы, выглядывающей из-за спины пирата. Опускаюсь вниз и кладу подбородок на сцепленные пальцы. Чувствую, как поднимается и опускается подо мной широкая грудь, и это расслабляет и убаюкивает. – Однажды в порту я купила яблоки, – говорю тихо, а губы в улыбке растягиваются, – вкусные такие. Красные, как заходящий ойс. Не могла удержаться, хотя знала, что с яблоками мне вечно не везет. То чихаю потом, то плачу, то еще что-то. Уже на Ласточке я страшно об этом сожалела. Сидела красная и клялась, что больше никогда их не буду есть! Отец долго смеялся, а потом сказал: – Яблоки были вкусные? – Да. – Тогда чего сожалеть? Раз уж они тебе так нравятся, то будь готова к последствиям. И не сожалей. Это только испортит вкус. И что ты думаешь? Я еще не раз была в том порту. И всегда покупала яблоки. Я помнила, что они приносили мне радость. Все остальное – проходящее. – Я для тебя сладкий фрукт? – хмыкает пират, снова заплетая пальцами мои волосы. – Фрукт? – я смеюсь так, что приходится привстать. – Скорее уж лисий орех. Есть такие на южных островах. У них вот такие колючки, – показываю пальцами величину, – а от мякоти внутренности горят. – Хорошо, что не банан. Твёрдый с виду… Закатываю глаза и поднимаясь так, чтобы видеть его глаза. – Ты всегда такой, или мое общество дурно влияет? Лисий орех, кстати, внутри – как взбитый крем. Так что… – Какой такой? – он добирается до пояса моих брюк и невозмутимо расстегивает замок. – Со взбитыми сливками меня ещё не сравнивали, негодяйка. Я тебе покажу колючки и крем. – А все уставшим притворялся! Раздевай его, да согревай, да рубашку с него стащи. Ворчу недовольно, а в душе горячий клубок скручивается. Дрожу так сильно, что приходится сжать бедра Энзо коленями. – Это было так мило и так… – он опускает взгляд и замирает на веточке папоротника, что вытатуирована у меня от ключицы до ключицы. Энзо шумно выдыхает: – Эротично. – Не знала, что крепкие ругательства кажутся тебе эротичными, – краснею до самой шеи и даже ниже. Невольно отвожу глаза, потому что выдержать этот взгляд невозможно. Прикусываю губу, и укол боли не заставляет себя ждать. – А эта ранка старая. Откуда она? – он цепляет большим пальцем уголок губ. – Странно, что ругательств от моряков ты нахваталась, а бурю до сих пор боишься.