Я положил перед ним на стол сложенный вдвое тетрадный лист: — Вот расписка твоя. Больше не играй. А вот и ключи от тачки. — Ключи от «Волги» звякнули о стол. — Тачка возле «Софии» так и стоит, забрать нужно. Орловский посмотрел на расписку с ключами. Потом на меня. Потом снова на расписку с ключами. Кажется, он не верил своим глазам. — Бабки, которые забрали, они не отдадут, — продолжил я. — Что нельзя, то нельзя. Будет такой дорогой урок на будущее. — Да хрен с ними! — радостно воскликнул Орловский. — О чем разговор! — Матвею с пацанами нужно будет что-то заплатить… — перебил я его, — за страховку, так сказать. «Синих», сам видел, человек пятнадцать было, дошло бы до заварухи, легко могли бы порезать кого-то. — По стольнику каждому! И Матвею штуку! — заявил Орловский. — Нормально, — кивнул я. Мои друзья сидели тут же и, улыбаясь, смотрели на происходящее. — Ох, парни, — сказал Орловский, — вы сами не представляете, как мне помогли… В долгу я теперь перед вами. Совершенно официально зову вас учредителями в наш будущий банк. Пойдете? — Совершенно официально отвечаю — пойдем, — ответил я в тон Орловскому. — Ты скажи — в чем нашу роль видишь? — Безопасность! — быстро сказал Орловский. — И решение некоторых вопросов с госструктурами. То, что мы с Юрой не вытянем. Пойдет твой отец к нам консультантом внештатным? — Орловский улыбнулся. — Я, парни, человек простой, — сказал Серега, — я в этих дебетах-кредитах не понимаю нихрена. Вот ты конкретно можешь объяснить — чего нам нужно будет делать и сколько мы заработаем? — Да елки-палки! — воскликнул Орловский. — Я вам совместное дело предлагаю. Общее! Какие-то сделки только с вашей помощью получится провести, какие-то мы с Юркой провернем. Как сейчас можно посчитать — сколько мы заработаем? По справедливости поделим, кидать друг друга не будем, вы чего⁈ — Ладно, — махнул рукой я. — Об этом после. Ты главное старайся таких ситуаций поменьше допускать теперь. Банкир, как-никак. — А скажите, — задумчиво произнес Серега, — какие-нибудь портреты в банке вешать будем? Маркса, например. Или Владимира Ильича… Или… — И красный флаг на входе, — добавил Валерик. — И уголок политинформации, — сострил я. — Напрасно иронизируете, парни, — сказал Орловский. Он, кажется, уже полностью пришел в себя и расслабился. — Партия нам все дала. И даст еще больше. — А не даст, так сами возьмем, — ухмыльнулся Серега. — Вообще, парни, такие перспективы открываются… — мечтательно закатил глаза Орловский. — Такие горизонты, вы не представляете… Ну да ладно, что мы о делах да о делах! Радость сегодня, праздник! Праздновать нужно! У меня же как второй день рождения, поедемте в «Юпитер», посидим, отметим! В «Юпитер» я в тот день не поехал, сослался на занятость. Через пару недель в кафе «Мороженное» я встретил своего старого знакомого — Андрея Магадана, бывшего подручного нашей первой «крыши» Саши Щербатого. Андрей был с дамой, но, увидев меня, подошел поздороваться. — Слышал новость? — спросил он, криво усмехаясь. — Седой пропал. — Как пропал? — удивился я. — А вот так, — развел руками Магадан. — Был и нету. Из кабака уехал, домой не приехал. Ирка, сожительница его, в «Софию» прибегала, плакала. Боится, что замочили. Даже менты приходили, опрашивали, кто последний видел и все такое… — А на самом деле? — спросил я. Магадан пожал плечами. — Седой со многими закусывался. Во все лез, в каждую щель. И с грузин-цветочников получал, и с цыган, и с вашего брата-кооператора. И среди наших к нему вопросы были… Он вообще в нашей жизни был с боку припека — баклан и бандит. — И кто теперь заправляет преступным миром? — иронично спросил я. Магадан с досадой махнул рукой. — Сейчас у вас тяжелые времена будут, — сказал он. — У вас, у коммерсантов, значит. Освобождается много, почти каждую неделю встречаем. И все голодные, ни бабок, ни работы, в магазинах пусто, народ в очередях давится, правительство материт. А в кабаках — ваши. Денег не считают, красивые, модные, на тачках. Вот и думайте. — Вот мы и думаем, — сказал я. — Ты, Андрей, сам чем заниматься планируешь? Магадан усмехнулся. — Я по своей специальности. У меня сейчас три бригады наперстки крутит. Ничего, хватает. По карманам да по форточкам лазить — без надобности. А ты, пацан, если что — обращайся. Сам понимаешь, где живем. От сумы и от тюрьмы… После встречи с Магаданом я задумался. Куда и почему пропал Седой? Сам сбежал, почуяв неладное, перешел на нелегальное положение? Или это дело рук Петра Петровича и его друзей-чекистов? Или внутренние разборки «синих»? И как теперь будет Светлана Романовна, директор кондитерской фабрики, ведь у них с Седым был какой-то союз… Кто бы ни был причастен к исчезновению Седого, это событие было весьма значимым не только для преступного, но и для делового мира в масштабах города. Где-то через неделю после этого знакового события объявился Евгений Михайлович Лисинский. Отдохнувший, посвежевший, помолодевший и жизнерадостный. Я навестил его в кафе «Уют», сразу после его возвращения. Евгений Михайлович, кажется, действительно рад был меня видеть… — Дела, если я не ошибаюсь, идут хорошо? — осведомился он. — Вашими молитвами, — улыбнулся я. — Все хорошо, а скоро будет еще лучше. Есть идея — открыть свой кооперативный банк. Вот тогда, Евгений Михайлович, мы развернемся на полную катушку! Евгений Михайлович задумчиво качал головой. — Банк, — сказал он, как мне показалось — слегка скептически, — ну как же… Я что-то такое слышал… это делают, кажется, комсомольские вожаки? — С нашей помощью, — уточнил я. — Мы им тут совсем недавно помогли в одном деле… — Да, да… — кивнул Евгений Михайлович. — Это большое дело, очень большое. Мы о таких делах в свое время и мечтать не могли. Это что-то особенное. Лично я, Алексей, боюсь таких дел. — Отчего же? — удивленно спросил я. — Мы — старые люди, — вздохнул Евгений Михайлович. — Мы привыкли, что все должно быть очень тихо, что наши дела не должны привлекать внимания. Мы всегда старались сделать так, чтобы люди вообще ничего не могли узнать о нашем существовании. Особенно те, кому это не нужно. А вот открыть, например, банк… Вы понимаете, что это значит оказаться в центре всеобщего внимания. В свете софитов, так сказать… Со времен НЭПа у нас не было ничего подобного, а тут вдруг появилось. Мы — старые люди, и немножечко помним, как оно было. Например, папа Яши Левина — Наум Левин — был нэпманом, он держал кофейню в самом Питере, держал табачную лавку — крутился как мог. Власть нашла у него какие-то грехи по финансовой части (у кого их нет⁈) и вот, папа Яши Левина уже в Сибири! — Вы не верите, что все это долго продлится? — спросил я. — Перестройка, коммерция и все остальное? Евгений Михайлович мудро улыбнулся и снисходительно посмотрел на меня. — Вы знаете, что такое «делать пропуль»? — ответил он мне вопросом на вопрос. — Не знаю, — честно признался я. — Когда профессиональный игрок садится играть с азартным лохом, то в начале игры лох всегда выигрывает. Всегда! Конечно же, не случайно — на языке катал это называется «сделать пропуль», слить лоху деньги, проиграть немного, чтобы лох почувствовал дармовщинку и поверил в свою счастливую звезду. После этого катала обычно выигрывает у лоха все, что у него есть. И бывает — даже немного больше. Кажется, вам недавно рассказывали похожую историю? — хитро прищурился на меня Евгений Михайлович. — Да, рассказывали, — с улыбкой подтвердил я. — Все-то вы знаете, Евгений Михайлович! Получается, что государство «делает пропуль», дает нам чего-то заработать, чтобы потом полностью раздеть? — Это очевидно, — пожал плечами Евгений Михайлович. — Так было тогда, в двадцатые. Почему так не может быть сейчас? Правда, есть нюанс… — Что за нюанс? — поинтересовался я. — Государство всегда большое и неповоротливое. Ловкий человек может сбежать из-за стола с пропуленными деньгами и так оказаться в выигрыше. Такое было при НЭПе, когда умные люди вовремя соскочили и затаились, может быть и сейчас. Мы сейчас в выигрыше и при том — в хорошем. Государство явно играет с нами в поддавки. Долго это продолжаться не может. Никак! Потому — умному человеку нужно вовремя все прекратить. И не питать странных иллюзий о том, что масть будет переть вечно. Такого не бывает ни в картах, ни в жизни. Что же, подумал я, Евгений Михайлович соображает, по большому счету, правильно. Он не учитывает одного… того, что государство просто исчезнет. Как если бы карточный шулер испарился, оставив изумленного игрока одного, со всеми деньгами, его и своими. — Вы считаете, что нужно уезжать? — спросил я с некоторой грустью в голосе. — Я считаю, что еще годик или два мы можем поиграть с государством в эти игры, — сказал Евгений Михайлович. — А потом нужно будет быстренько и незаметно… — он махнул рукой. — И вы считаете, — продолжил я, — что банк — затея рискованная? — Я не знаю, — развел руками Евгений Михайлович. — Любое дело, приносящее доход в нашем мире — рискованное. Но здесь вы как бы предлагаете сразу сыграть по максимальным ставкам. Это может быть очень больно, вы понимаете? Сам я не в том возрасте, чтобы играть в такие игры. Слишком много беспокойства, оно того не стоит, — заключил Евгений Михайлович. — А мы — молодые, — сказал я с легкомысленной улыбкой. — У нас адреналин и кураж. Мы знаем — кто не рискует, тот не пьет шампанского, потому и рискуем. Евгений Михайлович задумчиво отхлебнул чая. — Наверное, так и должно быть, — сказал он. — В вашем возрасте я тоже не боялся рисковать и играть ва-банк. — Кстати, вы слышали о том, что Седой пропал? — сменил я тему. Евгений Михайлович величественно кивнул. — Конечно слышал. И знаете… что-то такое обязательно должно было случиться. Володя слишком много шума поднял вокруг своей персоны. А деньги любят тишину. — Евгений Михайлович помолчал немного. — Когда я представляю, как расстроены люди в руководстве городской милиции, то мне делается смешно. Теперь им поспешно придется искать кого-то другого на место Володи… А это не так просто. — Считаете, что он был агентом? — спросил я с улыбкой. — Я свечку не держал, — ответил Евгений Михайлович с некоторым раздражением, — но могу сказать, что вероятность этого довольно велика. Делать такие дела, как делал Володя, и не иметь проблем с органами — это странно. — Будем надеяться, что все произошедшее — к лучшему, — сказал я.