– А на что? И тут телефон зазвонил. Дуся взглянула на напарника, улыбнулась и взяла трубку: – Дальнереченск? Слушаю! – Ничего себе скорость! – восхитился Лебедкин. – Хорошо, что я не успел с тобой поспорить! Надо же, как ты на него безотказно действуешь! Все дела бросил… майор, между прочим, не мальчишка какой-нибудь… нет, ты меня просто поражаешь… Дуся погрозила ему пальцем и прижала тот же палец к губам – мол, тише, я же по телефону разговариваю. Она какое-то время послушала и рассыпалась в благодарностях: – Спасибо, Геннадий Васильевич… спасибо, Гена… да, если удастся еще что-нибудь узнать, будет здорово… да, я понимаю… да, непременно… только все же лучше ты к нам… Повесив трубку, она снова повернулась к напарнику и проговорила с таинственным видом: – Не зря тебя этот перерыв в ее досье заинтересовал… этот год, когда она нигде не училась и не работала. – Что – неужели сидела? – оживился Лебедкин. – До чего же внешность бывает обманчива! – Да что ты! – Дуся округлила глаза и замахала рукой. – Чего нет, того нет! Не сидела, а лежала. – Это в каком же смысле? – В самом обыкновенном и печальном. Лежала твоя Воробьева в клинике. – В какой? – В психиатрической. – Вот оно как… – протянул Лебедкин. – Так что неудивительно, что ей всякие чудеса мерещатся. И сестра несуществующая, и все остальное… так что можешь спокойно это дело закрыть и папку в шкаф убрать. – Так-то оно так, да все-таки… – Нет, Петя, все же трудно с тобой! – Все-таки что-то тут не так. Сначала она приходит и рассказывает странную историю про сестру… – Ну нездоровый же человек! В клинике лежала! Даже справка у нее имеется! Чего ты от нее хочешь? – Ты дай мне договорить! Сначала она приходит с этой своей историей, а потом ее находят на улице в бессознательном состоянии. Тебе это не кажется подозрительным? – Ох, Петя! Любишь ты на пустом месте проблемы создавать! Опять тебе всюду твои маньяки серийные мерещатся? И ты еще удивляешься, что начальство тебя не любит! – Потому что, как только я позвонил этой самой сестре и сообщил ей про Воробьеву – так на нее сразу напали! Ну не сразу, а на следующий день! Но согласись, что подозрительное совпадение! А я в совпадения вообще не верю… – Да ничего я не вижу подозрительного! У женщины с головой явно не все в порядке, вот она и попала в аварию… небось пошла на красный свет, вот и сбили ее… – Да там и авария какая-то подозрительная. Еропкин сказал, по словам свидетеля, ее не сбили, а выпала она из машины. И еще собака с ней была, но собака потом убежала… – А что за свидетель? Почему в деле нет его показаний? – Да свидетель-то какой-то не слишком надежный. Без определенного места жительства, и выпивши был, а потом вообще сбежал, поэтому его показания и не подшили к делу. – Ну вот, видишь? И свидетель ненадежный, и вся история какая-то мутная… забудь ты про это дело! – Дусь, а Дусь… я тебя последний раз прошу – съезди в больницу, поговори с этой Воробьевой. Только спроси – может, она сама что-то вспомнит. И все – я это дело закрою, обещаю тебе. Я бы сам съездил, да ты же знаешь – допрос свидетелей у тебя гораздо лучше получается. Особенно женщин. Опять же больница все-таки… тетки там в таком виде… стесняются… – Да, Петя, с женщинами ты разговаривать определенно не умеешь… – вздохнула Дуся. – Ну так что – съездишь? – А если съезжу – закроешь дело? – Обещаю! Дуся узнала в приемном покое, где лежит пациентка Воробьева, поднялась на пятый этаж, вошла в хирургическое отделение. Прямо напротив двери находилась стойка дежурной медсестры. Сама медсестра, приземистая брюнетка лет сорока с густыми бровями, похожими на двух откормленных гусениц, и с небольшими усиками, лениво препиралась с мужчиной в полосатом халате. – Сколько тебе повторять, Константинов, что посещения разрешены исключительно с трех до пяти? А к тебе женщины после отбоя приходят, и все время разные! – Но к Николаю Николаевичу тоже после отбоя… я сколько раз своими глазами видел… – Ты себя с Николаем Николаевичем не сравнивай! У него отдельная палата, коммерческая, а ты в общей лежишь, так что твои посетительницы деморализуют других больных! И потом, к Николаю Николаевичу законная жена приходит, а к тебе кто? – Ну, может, ко мне тоже почти законная… – Которая это? Или что – все? Тут медсестра заметила Дусю и посуровела: – Женщина, а вы к кому? Вам что, в приемном не сказали, что посещения только с трех до пяти? Повторяешь вам, повторяешь, и все без толку… – Конкретно мне вы пока ничего не повторяли и вообще даже не выслушали! – И не собираюсь слушать! – отрезала медсестра. – И вообще посещения разрешены только близким родственникам! Вот вы, к примеру, близкий родственник? – Это смотря кому… – Да кому угодно! – Вы мне даже не дали сказать, к кому я и по какому делу… ничего не дали сказать… – И даже слушать не собираюсь! Если всех пускать в неприемное время, так это никакого порядка не будет на отделении! Это будет уже не хирургическое отделение, а психиатрическое! В это время открылась дверь с табличкой «Заведующий отделением», и в коридор вышел невысокий плотный мужчина в белоснежном халате, с аккуратными усиками, в очках в золоченой оправе. Он сразу же увидел Дусю, и, как большинство мужчин при виде ее, удивительно преобразился. Глаза за стеклами очков вспыхнули, усики поднялись, как две антенны, он бодрым козликом подскочил к Дусе и заворковал: – Какие у нас посетители! – Казимир Францевич, я им сказала, что сейчас неприемное время… – возмущенно проговорила медсестра. – Что значит – приемное, неприемное… – фыркнул заведующий. – Правила для того и существуют, чтобы иногда делать исключения! Вы, девушка, к кому пришли? – К больной Воробьевой. – Где у нас Воробьева? – И я им сказала, – продолжала упорствовать медсестра, – что посещения разрешены только близким родственникам… такой у нас порядок… а она меня не слушает… – Ну близкий, не близкий – это понятие относительное, сегодня можно быть не близким, а завтра сблизиться… кем вам приходится Воробьева? – Никем, – честно призналась Дуся. – Вообще-то она мне приходится свидетельницей по серьезному делу. А возможно, что и потерпевшей. Я вообще-то из полиции. При этих словах медсестра заметно оживилась, заведующий же немного погрустнел, но ненадолго. Вскоре он снова приободрился и проговорил прежним тоном: – Ах, из полиции? Это ничего, что из полиции. Так в какой палате у нас Воробьева? – В восьмой, – сухо доложила медсестра. – Ну, давайте, я вас к ней провожу… – Это не обязательно. Я сама найду дорогу, а говорить с ней лучше с глазу на глаз… Заведующий еще больше поскучнел, но не посмел настаивать и с разочарованным видом ушел по своим делам, медсестра же неожиданно подмигнула Дусе вполне по-человечески. Дуся улыбнулась, без проблем нашла восьмую палату и вошла в нее. Анну Воробьеву она определила методом исключения. В палате было всего четыре человека, из них две женщины явно пенсионного возраста, одна девушка лет восемнадцати и еще одна – под сорок, то есть примерно такого возраста, как Анна Воробьева. Одна из пожилых женщин спала, отвернувшись к стене, другая внимательно изучала в зеркале свои брови. Молодая девчонка тихо разговаривала по телефону. Под глазами у нее были глубокие черные круги.