– Довольна? Отец вышел из темной гостиной. В руке он держал бокал бренди. Напиток слегка расплескался, когда папа споткнулся, шагая ко мне. – Он тебя не полюбит, – сказал отец. – Это не в его природе. Я пытался тебя предостеречь. – Что он такое? – Творение твоей бабушки, – ответил он. – Предназначенное для присмотра за детьми. Он рассмеялся. – Не понимаю. – Еще бы. Тебе ли это понимать? – Почему ты ведешь себя так с Артуром? – спросила я. – Ты женат. Ты вообще не думаешь о том, как поступаешь с мамой? Отец издал низкий рык. – Не суйся. Это меня разозлило. – Это еще почему? – спросила я. – Я всего лишь пытаюсь разобраться, стать частью этого дома, а от тебя слышу вечно одни запреты. Почему? Чего ты так боишься? – Я сделала еще шаг к нему, и он попятился, а бренди снова перелилось через край бокала и выплеснулось на пол. – Ты боишься, что я что-то выясню? Что? Что ты влюблен в него? Что ты не хочешь отпускать его после бабушкиной смерти, хотя сам он хочет уйти? Отец отшатнулся, споткнулся и удержался на ногах, лишь навалившись на входную дверь. – А знаешь, права была моя сестра насчет тебя, – сказал он. – От тебя одни проблемы. Лучше бы ты никогда не возвращалась. – Папа, – сказала я, отступая на шаг. Мои глаза наполнились слезами. – Ты же это не всерьез. Он опустил взгляд, и я поняла, что он говорил серьезно. Он боялся. Ему было стыдно. Он был такой же, как я. Я вдруг поняла. – Ты не хотел, чтобы кто-нибудь узнал, – сказала я. – Но ты не хочешь его терять. – Я не знал, как ему помочь, – сказал отец. И разрыдался. Мне хотелось подбежать к нему, обнять. Я поняла, что мы могли бы в этом разобраться. У нас с ним не типичная размолвка, какие бывают между отцами и дочерями, но, опять же, мы не такие, как все. Мы – Заррины. – Мне нужно рассказать тебе кое-что, – начала я. – Почему я бросила школу. Но папин взгляд метнулся вверх, куда-то за мою спину и поверх моей головы. – Господи, Майлз, – сказала grand-mère с верхней площадки лестницы. – Ты что, пьян? Он посмотрел на бокал в своей руке так, словно видел его впервые. – Отправляйся спать, – сказала она. Отец зашагал вверх по ступенькам. По пути он метнул на меня взгляд. В этом взгляде читалось: помоги. Но теперь пришла моя очередь ломать голову, как ему помочь. – Мне жаль, – сказала мне grand-mère, когда отец ушел. – Поверить не могу, что он так с тобой разговаривал. Что он такое говорил! – Все в порядке, – сказала я. – Он просто был не в духе. Grand-mère нахмурилась и покачала головой. – Это неприемлемо, – сказала она. – Просто неприемлемо. – Что-то в ее голосе встревожило меня. Она словно приняла какое-то решение. – Утром я поговорю с ним о случившемся, – сказала я. – Он поспит, и мы со всем справимся. – Элеанор, милая, – сказала grand-mère. – Если тебе лучше, ты не могла бы сходить в кухню, принести мне чего-нибудь? Может, хлеба с маслом? – Ты же позволишь мне с ним поговорить? – Разумеется. Утром. Я отправилась в кухню. Маргарет стояла перед раковиной. Едва я вошла, она начала стонать, постепенно поднимая тон голоса. – Не смей, – сказала я. Она умолкла. Я отрезала ломтик белого хлеба и намазала его маслом. Когда я принесла хлеб grand-mère, та уже была в постели, под одеялами. – Отец лег спать? – спросила я. – Ушел. – Grand-mère жестом пригласила меня к себе в комнату. – Не хочешь войти, моя дорогая? – Я… очень расстроена, – сказала я. И только теперь заметила, что плачу. – Думаю, мне просто надо немного поспать. – Милая моя девочка. Надеюсь, ты знаешь, что я всегда защищу тебя от людей, которые ничего не понимают. – Он не такой уж плохой, – сказала я. Слезы по-прежнему катились градом. – Уверена, ты его переубедила. Он больше никогда такого себе не позволит. Прошу, не будь к нему слишком строга. – Ты очень великодушна, – сказала grand-mère. – Это мне в тебе нравится. Добрых снов, моя дорогая. Наутро отец не появился за завтраком. Я проверила лес, берег, даже сходила в город на почту, чтобы спросить о нем. Вернувшись, я обнаружила отца в гостиной. Он сидел в низком кресле и читал газету. – Папа, – сказала я, входя. – Прости за вчерашнюю ночь. Мы оба наговорили лишнего, и я… – Ерунда, – сказал он из-за газеты. – Я только хочу, чтобы ты была счастлива. – Но… – Я посмотрела налево и направо, и только потом села на колени перед его креслом. – Я хочу знать, что ты пытался мне сказать. Прошу, ответь, что такое Артур? Ты сказал, он бабушкино творение. Что это значит? – Это не важно, пока ты счастлива. – Но я не счастлива. Мне… – Я заметила, что через каждые пять слов невольно оглядываюсь через плечо. – Мне страшно, папа. – Ерунда. – Но… – Я только хочу, чтобы ты была счастлива. Я схватилась за газету и вырвала ее из папиных рук. И не смогла отвести взгляда от его абсолютно пустого лица. Я думала, что увижу, если с ним что-то не так. Например, другой взгляд или цвет волос. Но он выглядел в точности как мой отец. – Папа, – взмолилась я. – Скажи, что не так. Прошу тебя, папа. – Ерунда, – ответил он. 9 Поначалу я испугалась. А потом разозлилась. Я поднялась по лестнице и заколотила кулаками в дверь grand-mère. Она отозвалась не сразу. – Элеанор, милая, – сказала она. – Я так устала. Ты не могла бы зайти в другое время? Я подергала ручку. Заперто. – Мне нужно с тобой поговорить, – сказала я. Она вздохнула и слезла с постели, на удивление громко ударив ногами в пол. Я услышала за дверью шелест юбок и быстрые шаги, после чего замок щелкнул. – Хорошо, входи, – сказала grand-mère. Открыв дверь, я увидела, что она уже снова лежит в постели. Комната выглядела немного неопрятно, нетипично для нее. Краем глаза я заметила что-то на полу, что-то черное и сверкающее на фоне яркого ковра, под краем кровати. Что это? – О чем ты хотела со мной поговорить, милая? – Она потянулась за чашкой, стоявшей на прикроватном столике, и сделала глоток. – Мне слегка нездоровится.