Нина была худенькая, в оборванной, старой, с чужого плеча одежде. А держалась она уверенно. Её пропустили, и она побрела дальше среди заснеженных холмов и перелесков. К полудню вдали показалась деревня Горы. На высоком холме, среди подкрадывающегося с разных сторон густого леса, прорезанного кое-где замёрзшими ручьями, были разбросаны десятки изб. Из труб вился дымок. На улицах даже издалека были заметны грузовики, мотоциклы, снующие солдаты. На самом подходе её снова остановил патруль. И тут ей поверили и пропустили в деревню. «Вот и штаб!» — сразу сообразила Нина, проходя мимо добротного сруба. У крыльца стоял мотоцикл. И второй подъехал. Из коляски вылез офицер, на ступенях смахнул метёлкой снег с обуви и достал из полевой сумки большой конверт. «Точно штаб… Привёз приказ от начальства из Великих Лук». Нина всмотрелась в запотевшие окна, но не смогла сосчитать офицеров. Пришлось идти дальше, чтобы не привлекать к себе внимание часового, ходившего у штаба. Но, когда он поворачивался спиной, девочка успевала многое заметить… Вот из крытого брезентом грузовика пара солдат осторожно вынимают тяжёлый ящик. Там патроны для крупнокалиберного пулемёта или мины для миномёта. Посчитать бы, сколько ящиков… И Нина вдруг решилась на смелый шаг — постучала в избу напротив. — Здравствуйте! — поздоровалась она с хозяйкой. — Здравствуй, деточка! — ответила старушка. — Не пустите ли обогреться, издалека иду… да ещё далеко мне. — Заходи! Я тебя и чаем горячим с мёдом напою. Одна я совсем: старик мой умер летом, а оба сына на фронте, против этих вот гадов, — кивнула она в окно, — воюют… Проходи к окну, за стол. В избе было тепло и уютно! Нина сбросила валенки, шаль, драное пальтишко, старый пуховый платок и тут же подсела ближе к окну, чтобы видеть улицу. — Поставлю самовар. А ты отдохни с мороза! Что так внимательно в окошко-то смотришь?.. — Спасибо за чай, бабушка! — с признательностью ответила девочка, но при этом всё поглядывала в окно и соображала: «Уже десятый ящик выгружают! А там ещё целый кузов. Много же у них припасов!.. Носят их в сарай через два дома от штаба. А это что за бочки по улице катят в амбар? Да это же топливо!» Скоро старушка угостила Нину ароматным чаем и душистым мёдом. — Ешь, милая, ешь, пока мёд ещё остался! — Спасибо, что пустили погреться… к окошечку! Нина была рада, что ей так повезло: гостеприимная хозяйка помогла ей выполнить задание. «Теперь, если доберусь обратно, командир будет знать всё!.. Вот там, за сараем, ещё и два орудия стоят под белой маскировочной сеткой!» Нина прикрыла глаза — ей показалось, что на минутку, — а провалилась в сон. Заботливая старушка не стала её будить. Сидела и довязывала рукавицы. Вдруг Нина проснулась, встрепенулась: — Спасибо за всё! Но мне пора, меня ждут… — Да, деточка! Серьёзная ты… Чувствую, ждут тебя… Тётка, говоришь… Ну, иди, возвращайся… к нашим. Глаза их встретились. Нина не стала отводить взгляда, а кивнула в ответ: — Да, бабушка. Если немцы не схватят по дороге и не расстреляют, то обязательно дойду. Меня ведь очень ждут… Я должна дойти! Нина снова закуталась в серый кроличий платок, нацепила стоптанные валенки, набросила пальто и шаль. — До свидания! Мы ещё вернёмся! Она вышла на улицу. К ней спиной стоял часовой, а два солдата всё выгружали осторожно смертоносный груз для борьбы с партизанами. Над деревней разлился в морозном воздухе багряный закат. Солнце уже садилось. Пора было торопиться «домой». Но по дороге Нина ещё многое приметила. Высокую антенну над соседним домом, где расположились радисты. Избу, рядом с которой толкалось несколько солдат, — казарма. Дорога назад показалась легче. И не встретились часовые. Только волки жутко выли где-то далеко в заснеженных полях, у далёких хуторов. Но на опушке партизанского леса Нину встретили два бойца в папахах. Они проводили её к командиру. — Отличная разведка! — выслушав, похвалил её Батов. — Ну-ка, нарисуй мне план деревни, что там и где! Главное, поточнее объясни, в каких сараях ящики с боеприпасами и где — топливо. Нина нарисовала ясный план и всё ещё раз повторила. — Спасибо, доченька! — погладил её по волосам командир. — На рассвете мы им дадим прикурить… Выспись, и поведёшь со мной взвод. Выступаем в четыре утра, как они на нас напали 22 июня! В ночной тиши уходили от лагеря два десятка бойцов. На санях везли пулемёт максим, который бил врага ещё и в Первую мировую. Приморозило, и снег скрипел под валенками и полозьями саней. А волки продолжали выть: считали последние часы карателей в деревне Горы. Часа через три замёрзшему, засыпающему часовому на окраине деревни послышался шорох в ельнике. Но уже почти светало, и опасность воспринималась не так остро, как в темноте. Он отвернулся и, притоптывая, чтобы согреться, зашагал в другую сторону. В этот миг в морозном утреннем воздухе блеснуло лезвие, и эсэсовец, не успев даже вскрикнуть, рухнул в сугроб. Мимо него в деревню проскользнули три разведчика и тут же будто растаяли в предрассветных сумерках. Тем временем с другой стороны деревни, на холме под пушистыми елями, рассыпалась цепь партизан. Пулемётчик установил «максим» и навёл его на штаб. Командир и Нина ещё раз сверили на местности все данные разведки. К ним подползли два бойца и получили последние указания. Начинало светать. В деревне кукарекал петух, ещё не съеденный оккупантами. Залаяли собаки… И вдруг раздался оглушительный взрыв. Просвистели осколки десятков снарядов и мин. — К бою! — закричал командир, и бойцы бросились правее и левее к деревне, а с заготовленной позиции напрямую по штабу застрочил «максим». Партизаны, стреляя на ходу, бежали вперёд по снежному склону, а в самой деревне в этот миг снова громыхнуло — запылал склад с топливом. Зарево осветило двух разведчиков, которые из-за развалившегося забора с тыла вели огонь по обезумевшим карателям, выскакивавшим из избы-казармы. Некоторые пытались отстреливаться, другие падали или поднимали руки и сдавались. А тем временем третий разведчик, проникший в самое пекло, забросал гранатами артиллерийские орудия и два бронетранспортёра-тягача. Последняя граната разбила окно и взорвалась в радиорубке. Немцы потеряли связь — помощь не придёт! Но Нину не пустили в атаку. Батов приказал ей оставаться рядом с ним. Когда бой стал стихать, командир привстал на колено и выстрелил в светлеющее небо из ракетницы. — Отбой! — закричал он ближайшим бойцам и пулемётчику. — Всем отходить! — Отряд собрался за лесом, под холмом и командир крикнул: — Благодарю всех! Убитые, раненые есть? Бойцы оглядывались на товарищей, и улыбки озаряли суровые лица — все на месте, все живы! Батов окликнул Нину, которую усадили на сани рядом с пулемётом: — Ну вот, дочка! Мы фашистам чуть отомстили! И наши сегодня все целы, все живы… За это — тебе особое спасибо, разведчица! Эта успешная операция прошла в начале декабря 1942 года. А под конец года Нина опять ушла в разведку. Но в тот раз — не вернулась. В одной из деревень её выдал карателям местный предатель. После жестоких истязаний молчавшую о товарищах и никого не выдавшую партизанку расстреляли. Но в соседних сёлах и деревнях появлялись всё новые и новые юные разведчики, а их взрослые товарищи-партизаны уничтожали оккупантов и предателей. Они мстили и за Ниночку, посмертно награждённую орденом Отечественной войны I степени и медалью «Партизану Отечественной войны» I степени. Витя Коробков Витя в школу пошёл на год раньше сверстников, так как сам выучил азбуку, хорошо читал и писал. Мама и папа отправились 1 сентября на работу, а он оставил им записку и побежал на занятия с соседскими ребятами, которые были годом старше. — Ты кто? — спросила его учительница, не найдя в списках первоклассников. — Витя Коробков. Мне шесть лет, но я хочу учиться в школе. — А ты буквы-то знаешь? — Да! Я читаю, пишу и считаю хорошо…