–– Ве-ли-ко-лепно… – сквозь зубы произнес вымотанный Дима. – У меня пятьдесят часов, так? И за это время надо найти людей и спланировать операцию, а заодно и пути отхода. Как я буду связываться с тобой, если все пойдет не по плану? –– Об этом не беспокойся. Это моя проблема. – чуть прихлопнула она его по коленке, снова ворочаясь на диване. – Как и путь отхода. Я найду вам самолет. Мне придется исчезнуть на день из Москвы, потому что меня могут найти, прочесать и твой адрес. Я заберу Аврору и Славу с собой, там с ними точно ничего не будет. –– Если хоть волос… – серьезно начал Среда, поворачиваясь на диване к ней. –– Ай-ай-ай! – Ульяна схватилась за потревоженную его поворотом рану. – Все, все, иди давай! Она вытолкала Среду с дивана, отчего тот фыркнул, но все равно пошел к выходу. Уже в прихожей заметил за спиной Аврору, которая стояла и все ждала, когда отец обратит на нее внимание. Ей было не привыкать к тому, что он постоянно уходит на работу, нарушая данные им обещания. Но в этот раз все было серьезнее. Не просто смотрела на спину отца так, будто ей все равно. Она боялась. –– Эй, ты чего дуешься? – повернулся Дима. Подойдя к ней и присев, он осторожно взял ее за холодные плечики и глянул в глаза. Устало улыбнувшись, пальцами убрал ее огненные рыжие волосы за ушко, поправив очки на веснушчатом носу. – Малыш, я скоро вернусь, это моя работа. –– Но ведь ты можешь отказаться… – попыталась она. –– Нет, Аврора, я не могу. На кону стоит и твоя жизнь, это слишком серьезно, чтобы я отвернулся. –– Но ты отвернулся от нас! Где мой папа? –– Малышка, не разбивай мне сердце. – попытался обнять ее он, однако та, мыкнув, вырвалась из объятий, отвернувшись. Пусть она и была уже взрослой, обиды в ней были давние, детские. – Я обещал твоей маме защитить всех нас. Защитить тот мир, где мы живем, и я должен это сделать снова. –– Тогда почему ты не смог защитить ее? – бросила она. В этот момент в голову мужчины словно попала молния и на мгновение сознание помутнело. – Уходи. Ты должен спасти их мир. Она зашагала к себе в комнату. Это заметила Бронислава. Подошла к Диме, по-родному обняв. Время еще было, и они могли позволить себе пару секунд вот так постоять – посреди коридора, вещей и документов, которые Среда уже успел достать из потайного дна тумбочки. С грустью на глазах, Слава наконец отцепилась от брата, поправив на нем ворот футболки. О, это был ее любимый прием. Если поправила – самой на душе спокойнее. А вот у Среды спокойствия не было. Он принял слова дочери близко к себе, понял, о чем она. Это его тяготило. Для него на свете не осталось больше ничего, кроме этого рыжеволосого дьяволенка, что заваливает все предметы и ругается с папой, но все равно в глубине души любит его больше всех. –– Я быстро вернусь, вот увидите. – приободрил он сестру, складывая в заплечную сумку паспорта и деньги. – Два дня на операцию и вернусь домой. Пригляди за Ульяной, она поможет вам скрыться. Вы можете оказаться под ударом, потому пистолет я оставлю вам. Он протянул ей рукояткой вперед свой Макаров в кобуре. Сестра несколько неохотно приняла оружие, но все равно достала посмотреть. «В самолет все равно не пустят с ним» – отшутился Среда, зашнуровывая кроссовки на ногах. Раздалось едва слышное сопение. И это была не Аврора. Она-то, как раз, сидела перед спящей Ульяной и пристально смотрела на нее. Переглянувшись с сестрой, Дима улыбнулся и вышел за двери. Часть 3 Последний раз, когда Дима был в Берлине, он запомнил город другим. Тогда это был еще павший форпост социализма. Приятный и притягивающий мегаполис. До того, как отца вывели из Восточного Берлина на Родину, Среда успел вдоволь нагуляться по кварталам с пятиэтажками и универмагами подозрительно похожими на советские. Помнил он широкие дороги с неказистыми, но разноцветными автомобилями. Помнил и Стену, возле которой постоянно несли вахту автоматчики. Они не вызывали страха, а иногда даже помогали найти дорогу в извилистых улочках. Все, что говорили о полицейских тогда было простым враньем: что западные не были зверями, что восточные. Это были приветливые мужчины в форме, которые умудрялись иной раз сами переходить сектор обстрела безнаказанно. Все равно были единым народом. Германия ассоциировалась у Димы с детством, была мирной и спокойной в приятных воспоминаниях. Но теперь это был совсем непритягательный край. Первое, что встретило его – проливной дождь, который, видимо, и не собирался заканчиваться. Даже в середине дня все небо было затянуто серыми тучами. Но это была не главная проблема города, да и всей страны сейчас. Среда шел вдоль одной из дорог, ведущих по городу паутиной. Он не мог поверить в то, что видел. Многие окна были наглухо заколочены, в витринах, как в сорок пятом, лежали мешки с песком. Кое-где с характерными отметинами от пуль были двери и стены. В проходах меж домов остались следы от баррикад, хотя полицейские бригады их оперативно разбирали, чтобы увезти из города. В Германии уже больше года кипел народ. Восточным не нравилось, что американцы наращивают свое влияние на регион, размещают здесь свои ракетные комплексы средней дальности, вопреки всем договорам. А западным немцам не нравились восточные, потому что считали, что США сможет защитить страну от российской агрессии. Все же глупая и не продуманная пропаганда с обоих сторон давала свои плоды, и народ снова делился. Решившие не молчать «осси» били первыми: забастовки, стачки – все как по учебнику. Город превращался в зону боев и лишь изредка удавалось добиться тишины. Но она была не такая, как обычно. В ней не было умиротворения и примирения, в ней был гнет и замалчивание. Все же Запад каждый раз оказывался сильнее. Из подворотни раздался крик. Глянув в сторону возгласа, Дима прошел подальше и заглянул за угол дома. Там был патруль. С пяти часов вечера, как и всю ночь, был комендантский час – можно было выйти только по спецпропускам. Среде стоило искать другой маршрут. –– Вам запрещено покидать место проживания в комендантский час! – раздался удар и протяжный стон. Патруль ломал пару каких-то бедолаг. Один из тех был покрупнее, а второй более щуплый. Свернув нарушителей в бараний рог, полицаи начали потрошить их карманы и вываливать прямо на землю под дождь все содержимое – бумажники, паспорта. Внезапно на отвороте куртки показался пришитый шеврон армии ГДР. Его, как слышал Дима, использовали для опознания в ячейках сопротивлений Восточной Германии. Со времен Восточного Блока этого добра осталось навалом. Полицай махом телескопической дубинки отвесил удар по голове. Резким пинком в живот, патрульный поставил второго на колени, явно почувствовав свою власть. Это было произвол, но Среда не мог вмешиваться. Снова раздался удар. Еще и еще! Лежачего втаптывали в грязь. Дима огляделся. Позади был кафетерий с заколоченными не самыми сортовыми досками разбитыми витринами. Он быстро зашагал туда. Дождь мог на время скрыть его у самой домовой стенки, и этим нужно было воспользоваться. Перешагнув лужу, он приблизился к двери кафе, но та оказалась запертой. Постучавшись, Дима обернулся. Неспешно приближался другой патруль. И хоть полицейские переговаривались между собой, и не следили так пристально за округой, угроза оставалась реальной. –– Мы закрыты. – ответили за дверью. – Прошу вас, уходите. –– Мне нужна помощь. – почти без акцента ответил Дима. – Пожалуйста, помогите. –– Мы не хотим иметь проблем с законом. – чуть приоткрылась дверца. Из-за нее показался пристальный взгляд, напуганный визитом незнакомца. – Уходите. –– Пожалуйста. – мужчина согнул руку в лотке, показав обращенный сложенными пальцами к двери кулак. Это было приветствие «Красных фронтовиков», его знало большинство немцев. И это могло оказаться спасительной карточной в рукаве иностранца здесь. Если владельцы кафе «осси» – то они поймут, что зла тот им не желает. Среда постоял у двери еще пару секунд, до того, как цепочка на дубовой дверце, наконец, была снята и его пустили внутрь. Отряхнувшись, он скинул с плеч куртку и ветровку, промокшую до нитки. Стряхнув с волос влагу, он осторожно присел за один из квадратных столиков, что был между стоящих напротив друг на друга коричневых мягких диванов. Посетителей, ясное дело, не было. Но на столике дотлевала папироса на мундштуке – хозяйская. Повезло Диме, что мадам решила слегка подымить в зале, под звуки дождя, раз отреагировала на его просьбы. –– Вы можете просушить вещи на кухне. – произнесла та тихо, посматривая на улицу. Патруля пока не было видно. – Я сделала вам чай. Простите, не знала, какой хотите, потому заварила черный. На столик перед мужчиной встала кружка на блюдце со сверкающей ложкой. Рядом с ней лежала пара пакетиков сахара – пусть гость сам решает сколько ему насыпать. –– Спасибо, сколько… –– О, нет, бросьте, от чашки чая я не обеднею. – улыбнулась тогда фрау, отказываясь от протянутых долларов. – Вы ведь не от сюда, иначе бы не вышли на улицу, тем более в такую-то погоду. Погодка, и правда, была не лучшая. С небес лило так, будто Бог в попытке вымыть полы, сделать это по-матросски, просто разлив ведро колодезной воды, а затем не совсем умело управился со шваброй. Не то, чтобы это не было погодой в Берлине, или хотя бы редким явлением, просто из детства об этой стране Среда запомнил только хорошее. В первую очередь все, что могло ассоциироваться у него с родителями, и особенно с отцом. Семейство жило в этом городе достаточно долго. Настолько, что маленький Дима успел здесь родиться, вырасти и успеть сходить на несколько лет в восточногерманскую школу, на чем настояла его мать – коренная немка. Еще одним из приятных воспоминаний стали два друга Михаила Феликсовича. Оба были сотрудниками немецкой контрразведки… Один из них и мог помочь. Адлер Дениц – именно его отец рекомендовал сыну в первую очередь. Все-таки он было более легок на подъем, чем хмурый и задумчивый Гюнтер. «Шебутной мужик этот Адлер…» – рассказывал отец. И каждый день рождения Димы не обходился без подарка от немца, и каждый раз тот был с подначкой: то с рисунками, то с фотографиями, с вырезками шуток. На такого человека и была надежда сейчас. Надежда, то он, как и в прежние годы, пусть уже немолод, сорвется на помощь. Больше не к кому было обратится… –– Да, я не местный. – пожал плечами Дима. – Я из России, мой отец служил здесь. Приехал повидать его друзей, а застал тридцать третий. –– Десантником был? Я раньше жила близь Котбуса. – с некоторым восхищением признала хозяйка. – Были там ваши молодые ребята. Все как на подбор красавцы. Да и я в свое время не была такой, как сейчас. Вот бы все это вернуть… –– Нет, не десантник… – помешивая чай, усмехнулся Среда. – Если бы был десантником, было бы проще. Тогда бы все его друзья были в бывших Республиках, а так… Пришлось лететь не в самый благополучный край теперь. Он работал в КГБ. Теперь об этом уже можно говорить. –– КГБ – серьезные мужчины. Хотя… – грустно искривила улыбку фрау. – Мы и этих полицаев считали серьезными. Думали, что голова у них на плечах, а оказалось, что в голове этой только приказы и деньги. Кто мог, уже давно уволился оттуда. Остались только «роботы». Айнзацгруппы… Это было так. Сколько было новостных репортажей отсюда, которые освещали забастовку полицейских, которую разгоняли другими полицейскими! Абсурд! Кажется, в этом «театре одного народа» смешалось все, а страсть среди людских масс дошла до точки своего кипения. Полная неразбериха – все против всех. И правые, и виноватые попадали под одну гребенку протестов и арестов. Были и вооруженные стачки, и теракты, и длилось все это уже больше года. Бундестаг решил подмять недовольный восток силой, но вот у него не получилось. Оставшиеся после слияния двух стран люди все еще были с памятью о том, что политика может быть другой, что страна может быть другой. Но кто-то считает, что эти старики лишь проблема на пути прогресса, но ведь нет – прогресса не было. Было опустошение, поглощение, и крах, прямо как с Россией. Пусть наверху и заявляли об успехах, но это тоже похоже на старшего восточного брата. Все одинаково и путь одинаковый. Только здесь терпеть не стали и высказали мнение, за что и поплатились. Мятежные подразделения армии и полиции либо жестко подчинили воле новых командиров, либо распустили и продолжают распускать. Среди государственного аппарата проходят чистки и суды. Последней каплей стал Белый Дом, который высказал свою поддержку властям ФРГ, и ввел дополнительные войска на свои базы. Дядя Сэм окончательно заткнул требовательный народный фронт. Теперь здесь хозяйничал не только Бундестаг, ни никто и не думал признавать это вражеской оккупацией… –– Простите, я ищу тут один адрес, а телефон разрядился. – Среда пошарил по карманам. Когда нашел отрывок бумаги с адресом, показал его хозяйке кафе. – Вот. Это где-то в этом районе. Я жил тут в детстве, но сейчас не могу понять, куда мне идти. –– О, это совсем недалеко. – надев на нос тоненькие очки, та глянула на заковыристую надпись. – Два дома отсюда, там панельная постройка через парк. –– Спасибо еще раз. – засобирался на выход Дима. Только встав, остановился и повернулся. – Но почему вы не уедете отсюда? –– Потому что это наша Родина. – улыбнулась она по-доброму, подавая Диме его подсохшую куртку. – А какая бы она не была… Любить ее надо. Я провожу тебя до черного хода, так будет надежнее. Дальнейший путь снова лежал под дождем. Вытряхнув из капюшона воду, Дима накинул его на мокрую голову и зашагал в указанную сторону. Огибал лужи и грязные участки. Кое-где под ногами хрустело стекло и шуршала тонкая, сделанная из ленты, колючая проволока, которую еще не успели убрать. Кусочки, маленькие фрагменты незамеченные уборщиками, но именно из них складывалась вся картина. Власти пытались быстро скрыть то, что уже перло из общества, как прыщ на лбу. От кого? От иностранных коллег, что вот-вот соберутся на очередную попойку, прикрывшись нефтяным саммитом. Не то, чтобы углеводороды были плохим поводом попить и попилить мир заново, но ведь все знали, что за официальной частью обязательно будет светский ужин с множеством того, что по цене уже давно побило новинки авторынка. Среда относился ко всему этому скептически. Что они могли решить, если на Ближнем Востоке Афганский монстр качал в три раза больше нефти чем раньше, но его не было заявлено на мероприятии? Что это был за перформанс от завсегдатаев нефтяного «клуба» – не пускать, пусть мощного в добывающем плане, но новичка? Или это был сабантуй-междусобойчик? Ну, тогда это не перформанс, а преферанс. Как подъездные алкаши «соображают на троих», так и эти тоже… «сообразят» как именно выгоднее поделить черную кровь зеленой планетки. Простые, мерзопакостные торгаши. …За рассуждениями Среда едва не пропустил дом, но повезло, что нужная квартира была в последнем подъезде. Дима оказался как раз около него, когда пришел к умозаключению по поводу предстоящего мирового мероприятия. Поглядев на мокрую от воды бумажку в руках, понял – адрес верный. Оставалось лишь войти. Домик был ну чисто советский, словно Среда и не уезжал никуда. Стандартная хрущёвка, коих в бывшем СССР было, кажется, больше, чем жителей. Но тут она была какая-то… более свежая, прибранная и аккуратная. Уже не было в ней деревянных рам, заставленных хламов лоджий и странных цветов вперемешку с сорняками на полянах между подъездами. Отличалась только дверь. Стеклянная! Такое было в первый раз… Страшно было подумать, что с ней бы уже сделали в России, раз в век безнравствия и плохого воспитания даже железные двери с несколькими замками не держат натиск вандализма. А тут вот такое чудо, в котором отражается мокрая щетинистая рожа, с туповатым уставшим взглядом глядящая на свое отражение. Но размышления о «них и нас» прервал вышедший из двери рабочий, что несколько с удивлением смотрел на стоящего перед собой человека. Несколько секунд не спуская глаз со Среды, человек удалился прочь, достав из кармана какую-то ламинированную карточку – пропуск. Придержав ногой закрывающуюся стеклянную дверь, Дима зашел за нее, осторожно, практически с трепетом, закрывая. –– Точно не рассыплешься? – спросил он тихо, осторожно отпуская руки. Глянув на плане эвакуации как располагаются квартирки, поднявшись по небольшим ступенькам и завернув к лестнице, Среда быстро сообразил на каком примерно этаже может находиться нужная квартира. На третьем. В самом центре дома. А судя по планировке, окна должны были выходить на улицу, с которой он подошел. Внутри домишка тоже был не отличительным. Все те же бетонные ступеньки с непонятными вкраплениями камня, базальта или… что это вообще было? Гранит?.. А красное?! Неизвестно, кому пришла в голову идея мешать в бетон различные камушки, а затем делать из этого лестницы, но это визитная карточка построек, которым было больше тридцати лет. И конечно же плитка. Маленькая, желто-зеленая, которой обычно мостили либо туалет, либо лестничную клетку. В России такая уже давно не сверкающая. Но тут она была чище, будто ее вообще не пользовали, не ходили, и сплошь летали над ней. Педантичные немцы были более аккуратны с наследием, чем погубленные горем по разбитой жизни россияне. Перед взором предстала железная дверь с номером квартиры. Прежде чем занести кулак в попытке постучать, Среда подумал, что же сказать. Адлеру поди больше шестидесяти! Все ветераны. Оставалась надежда, что поймут, даже в таком возрасте помогут. Уже подняв руку, чтобы костяшкой пальца постучать в дверь, он еще раз остановился. Подумал, мол, а что если… –– Пропуск нужен? – раздался уставший голос. За мгновение до того, как Дима постучался бы в дверь, ее открыли. При том не ясно, чем руководствовался житель, ведь зрачка тоже не было. Хотя нет, это была жительница: стройная и миловидная девушка, лет таких, что можно было бы закончить вуз, но еще не потерять лик на работе. И она была красива. Слегка топорные немецкие черты лица сочетались с элегантными линиями скул и несильными впадинами на щеках. На ее горле виднелось множество мелких шрамов. Что-то их оставило, а значит мадам была не с самой простой судьбой. При том она, пусть и вяло, не совсем охотно, но приветливо улыбалась, не показывая зубов. Затем переменилась в лице, поняв, что Дима уже целую секунду не может определиться с ответом на заданный вопрос. А тот просто молча наблюдал, как его исследуют неестественно карие глаза за толстыми линзами в черной оправе очков. Загудел какой-то странный агрегат за дверью, и девушка протянула ему пластиковую карточку с его физиономией, придуманными именем и фамилией, а также штрих кодом, как на товарах в магазине. Это и был тот самый пропуск. Она делала их нелегально, но Диму интересовало не это. –– Семьдесят евро, пожалуйста. – спокойной произнесла девушка, рассчитывая на награду. –– Что? – наконец понял, что же вообще происходит, мужчина. – Но как?! В смысле, я не… –– Камера в дальнем углу комнаты. – большим пальцем та указала через плечо, одновременно убирая постриженные под каре светлые волосы. – Прошу, не отнимайте мое время. –– Нет, мне нужен Адлер Дёниц. – показал ей бумажку Среда. – Он жил тут, и, может быть, вы знаете, где можно его найти. Мне нужна его помощь. Девушка смутилась, оттянула от мужчины руку с пропуском. И задумалась, оглядев неожиданного гостя. Небрежно кинула карточку на стоящий за дверью столик. Осторожно взяв у Димы бумажку, она внимательно поглядела на то, что там написано. Буквально въевшись в витиеватую запись взглядом, она почесала затылок рукой в перчатке и отдала обрывок обратно. –– Кто вам дал это? Вы русский, но вам не идет фамилия Серафимов. – прищурила глаза она. Она с первого раза, наугад, назвала его агентурную фамилию, под которой он учился в разведшколе при управлении ФСБ. Это было либо колдовство, либо Дима все же пришел по нужному адресу. Но кто эта девица? Среда не сомневался, что офицер контрразведки Штази мог его быстро раскусить, но она была слишком молода. Если она сотрудник другой разведки, то почему она делает нелегальные пропуска? Это были слишком сложные вопросы, ответов на которые пока не было. –– Подожди, минутку… – протянула она, отходя от двери, пропуская гостя внутрь. – Ты ведь Дима? Твой отец, Михаил Феликсович Среда служил во Втором Главном Управлении КГБ здесь, да? С семьдесят шестого по семьдесят девятый. А потом с восемьдесят шестого по девяносто первый. –– Быстро… – проходя через порог, протянул Дима, осматриваясь. Камеры в дальнем углу не было. – Пора переставать использовать крем для омоложения. Я совсем не изменился? –– Нет, конечно изменился. Во время нашей последней встречи тебе было одиннадцать, вроде бы. – наконец по-доброму, искренне улыбнулась она ему, накинув на плечи халат из фиолетового шелка. – Но строение ушных раковин обычно не меняется с возрастом, как и общее положение носовой перегородки, расстояние между глаз и виски. А еще тебя выдал достаточно редкий оттенок глаз. –– Шерлок бы сейчас нервно закурил. – он стянул с плеч мокрую куртку. Она усмехнулась, подав к его ногам два черных запыленных тапка. Сообразив, что стоит включить свет и не встречать гостя в впотьмах, та… не протянула руку к выключателю. Свет включился сам, притом переключатель щелкнул. Дима удивился, повернулся на звук, но никого не обнаружил. Может быть, еще один житель квартиры решил попрятаться? –– Датчик движения сработал. – пояснила девушка, видя взволнованность. – Боюсь, что папы сейчас нет дома, он не сможет помочь… Зато, может, я могу попытаться? Я Моргана, помнишь? Его дочь.