Не у нас ли утащили? — Та несут, — отмахнулся мужик, разуваясь на крылечке. Мы одновременно дематериализовали нашу обувь, и Савельич потер глаза, думая, что ему почудилось. Решив забить, открыл дверь в приятно пахнущие сохнущими банными вениками аккуратно обставленные мебелью «для посидеть» сени и продолжил. — Аппаратов в деревне много, но такой, как у меня — один! Я вообще-то на инжинера в МГУ учился, — обернулся он, когда мы шли по чистому, сплетенному из бело-красных нитей, покрывающему дощатый, крашенный красной краской пол. — Но аппараты собирать мне нравилось больше станков. — Да вы настоящий профессионал, — похвалил его я. — Я такой! — подтвердил он, открывая дверь в дом. В лицо мощно дохнуло спиртом. — Уважаемый Сергеич, можно мы здесь посидим? — среагировала Даша. — Лето, свежо, хорошо! — И верно! — одобрил хозяин. — Вы сидите, я сам накрою, — велел он и скрылся в доме. Даша брезгливо закрыла дверь ногой. — Уверен, у него там чисто, — стало мне обидно за мужика. — Тут-то вон, порядок и белая скатерть под полированным самоваром, а он один живет — вон обувь только мужская. А запах — ну так аппарат же, никуда не денешься. — Может это — подстава? — Вечно ты параноишь, — отмахнулся я. — Давай так — я пью, а ты не пьешь. — С чего это я не пью? — расстроилась она. — В моем колечке есть прекрасное вино! — Обидишь деда, — вздохнул я. — Жидкость можно помещать в инвентарь и создавать обратно, — снисходительно пояснила она. — Я буду менять вышедшее из его аппарата нечто на своё. — Не пробовал, — признался я. Даша «перелила» струю воды из одной руки в другую. Я повторил — прикольно, хоть кусок океана набирай и пожар туши. Мы пошли к столу и уселись на чистенькие, недавно покрашенные табуретки. Дедушка появился с пятилитровой бутылью, полной мутного самогона. Поставив бутыль на край стола, он убрал самовар на шкаф, пояснив: — Либо то, либо другое! — и передвинул самогон в центр стола, снова скрывшись в доме. — Немного совестно, что он все делает сам, — признался я. — Пожилой же. — Сам же слышал — здоровьем наслаждается, — постучала пальцем по бутыли Даша. — Не удивлюсь, если он пару таких в день выпивает. — Лежа под аппаратом! — гоготнул я. За второй заход Сергеич принес поднос с салом, солеными огурцами и черным хлебом, прокомментировав: — Степанида пекёт, потом познакомлю. В последнюю очередь появились граненые стаканы. Сергеич наполнил по ободок. — За встречу! — предложил тост. Выпили — жидкость в Дашином стакане перекрасилась в красный, но смачно занюхавший рукавом хозяин дома этого не заметил. Самогон обжег рот и горло, затем — желудок, и по голове прокатилась смывающая напряжение последних дней волна. Рот и горло прошли почти сразу — даже закусывать не придется! Сергеич накапал снова: — За присутствующую здесь даму! Выпили снова, я для приличия похрустел огурчиком, Сергеич макнул сальце в солонку и тоже закусил, после чего налил снова. — А третий у меня всегда за аппарат! — огласил он. Даша пьяненько хихикнула. Две стаканюги вина при ее конституции — это много. — Качественный продукт, — похвалил самогон стремительно пьянеющий я. Эффект очевиден. Подняв стакан в воздух, присоединился: — За аппарат. Выпили за аппарат, и, прежде чем хозяин начал наливать снова, Даша спросила: — Как тут у вас, вообще, жизнь в деревне? — Да мне та жизнь по*уй, — авторитетно ответил Сергеич. — Мое дело — аппарат, от него отходить далеко нельзя — народу меньше стало, а спрос только вырос. Вот мы уже должны рожами на столе от такой дозы лежать, а нам ничего — сидим. — И не против выпить еще, — признал я справедливость его слов. — Давай за ваше новоселье тогда! — предложил он и накапал по четвертой. Выпили. — У вас здесь совет женщин управляет, вы знали? — заплетающимся языком спросила раскрасневшаяся Даша. — А как же! — подтвердил он, сооружая бутерброд. — Но мне-то че, у меня — аппарат… Раздраженно цыкнув, все с этим персонажем понявшая девушка стремительно удалилась. —…мне что участковому за аппарат отстегивать, — даже не заметил ее ухода Сергеич. — Что Филипповне этой. — Много отстегиваете? — спросил я, наливая сам. — А где егоза мелкая? — а вот за пустой третий стакан внимание старика зацепиться смогло. — Помогать заселяться ушла, — ответил я. — Молодая, непоседливая, — развел руками. — Вечно торопятся, — вздохнул он. — За молодежь! Выпили. — Филипповна бабка не злая, с пониманием, — хрустнув огурчиком, поведал он. — И цену справедливую поставила всем — десятина, как церкви. Поменьше чем было-то! — Поменьше, — признал я. — У Филипповны тут не забалуешь — все по струнке ходят, всех насквозь видит! — продолжил он. В окно было видно, как Даша, Катя и Света вышли с нашего сдвоенного двора и направились куда-то вглубь деревни. Катину мать искать, видимо. С пьяных глаз! — Ее тут давно боялись, — продолжил Сергеич, подняв глаза на висящую в углу над окошком икону. Стандартную, православную. — Бог ее шибко любил — молитвами болячки местным лечила да грозилась, что скоро Апокалипсис. Вот кто над ней смеялся — те в мертвяков и превратились! Теперь и правит нами, неразумными, от имени Его, чтобы, значить, род людской обратно возродить. Мы агитаторов к военным отправляли — не верит народ, — пригорюнился и сам себя подбодрил. — Ну да ничего, силком Филипповна никого тащить не велела — они там гнить будут, а мы, под ее рукой — процветать. Но я-то всегда процветаю, у меня аппарат… Глава 19 Когда я покинул дом самогонщика, в наших дворах уже никого не осталось — распределились по домам и спят, вон, даже свет не горит в окнах. Но дежурный дрон над домами летает, просто на всякий случай. Мне домой не хотелось — свежий деревенский воздух приятно наполнял легкие, от яркого, безоблачного звездного неба над головой захватывало дух, а стоящая тишина заставляла приглушать шаги, чтобы не рушить пастораль. После воняющего всем подряд, наполненного тревожными звуками и редкими (в последние дни) воплями города — просто рай на земле. Перешел дорогу, опустился на лавочку у «мужского дома» и материализовал жбан самогонки — выменял два десятка литров на полста кило сахара, сырье Сергеечу нужно всегда, и он на бартер охотно согласился. С налогами разберется сам — пять кг уйдет в бюджет деревни. Не знаю как Филипповна отслеживает нарушения налогообложения, но самогонщику ее обманывать и в голову не приходит, даже толстую тетрадку завел, бухгалтерию вести. Где-то за пару улиц от приложившегося к жбану (тару сосед попросил вернуть) меня залаяла собака, над головой прохлопала крыльями ворона, а если напрячь слух, можно было услышать свиное похрюкивание — где-то метрах в двухстах от нас. Странно — постапокалиптический город такого ощущения жизни, как здесь, и близко не создавал. Тут можно подумать о прелестях «природосообразного» способа человеческого существования, но мне комфорт и развитая инфраструктура всегда нравились. Ну не крестьянин я ни разу — обычный городской пролетарий. Был! Настроение было восхитительным, и, когда бутыль опустела на половину, мне пришло в голову прогуляться. Ночных нападений бояться смысла нет — мы здешним нужны, такими уровнями не разбрасываются. Да и на извергов местные не похожи — обычные люди, а обычные люди на детей не нападают. Куда там дамы пошли? Поднявшись со скамейки, я не торопясь двинулся по темной для непрокачанных людей, но вполне светлой для меня, улице. Стоп, а на перекрестке куда? Дилемма решилась сама собой — из-за угла вышла одинокая Даша. Помахав ей рукой, спросил: — Встретили родню? — Встретили, — кивнула она. — У тети Сони неплохое хозяйство и двухэтажный кирпичный коттеджик. Она думает, что ее дочь была директором в какой-то фирме.