За этими мыслями он чуть не позабыл, что вечереет. Испуганно встрепенувшись, он поднял голову и увидел бегущего к нему через улицу Бена Кортмана. – Невилл! Он вскочил на ноги и укрылся в доме, трясущимися руками закрыв за собой дверь на все замки и засовы. Много дней подряд он выходил на крыльцо, как только пес заканчивал трапезу. Всякий раз, стоило ему выйти, пес давал стрекача, но изо дня в день убегал все медленнее и вскоре начал останавливаться на середине улицы, чтобы оглянуться и залаять на Невилла. Невилл никогда не преследовал его, просто сидел на крыльце и смотрел. Такая у них была игра. И однажды Невилл уселся на крыльце еще до прихода пса. А когда тот появился на той стороне улицы, не сдвинулся с места. Минут пятнадцать пес опасливо бродил вдоль бровки тротуара, не проявляя желания подойти к еде. Чтобы ободрить его, Невилл отодвинулся от чашек как можно дальше. Машинально он скрестил ноги, а пес, заметив это неожиданное движение, попятился. Тогда Невилл велел себе сидеть не шевелясь. Пес, беспокойно снуя туда-сюда по улице, все время переводил взгляд с Невилла на пищу и обратно. – Давай, малыш, – сказал ему Невилл. – Скушай, что тебе подали, будь хорошим мальчиком. Прошло еще десять минут. Теперь пес ходил по газону, описывая концентрические дуги, которые становились все короче и короче. Пес застыл на месте. Потом медленно, очень медленно, шагая сначала одной, потом другой лапой, стал приближаться к тарелке и чашкам, ни на секунду не отрывая глаз от Невилла. – Молодец, малыш, – сказал Невилл тихо. На этот раз пес не вздрогнул и не попятился при звуке его голоса. И все же Невилл старался сидеть совершенно неподвижно, чтобы не спугнуть собаку резким движением. Пес подошел еще ближе, подкрадываясь к тарелке. Его напряженное тело готово было среагировать на малейшее движение Невилла. – Правильно, – сказал Невилл псу. Внезапно пес, рванувшись вперед, схватил зубами мясо. И, хромая, ретировался через улицу, а Невилл встретил это отступление довольным смехом. – Ах ты, собакин сын, – сказал он одобрительно. Потом сел и стал смотреть, как пес ест. Тот приник к земле на желтом газоне на той стороне улицы и, не сводя глаз с Невилла, принялся вгрызаться в бифштекс. «Ешь, наслаждайся, – подумал Невилл, глядя на собаку. – Теперь будешь получать только собачью еду. У меня нет возможности и дальше снабжать тебя свежим мясом». Покончив с едой, пес потянулся и снова перешел улицу, на этот раз более уверенно. Невилл продолжал сидеть на месте. Сердце беспокойно стучало. Пес начал ему доверять, и это почему-то вызывало трепет. Он сидел, приковав взгляд к собаке. – Правильно, малыш. – Он поймал себя на том, что говорит вслух. – Теперь попей водички, хороший песик. Внезапно его губы расплылись в улыбке восторга: он увидел, что здоровое ухо пса поднялось. «Он слушает! – подумал Невилл с воодушевлением. – Он слышит, что я говорю, ай да собакин сын!» – Иди сюда, малыш, – твердил он призывно. – Пей воду и молочко, будь хорошим мальчиком. Я тебя не обижу. Вот и молодец. Пес подошел к чашке с водой и робко начал пить, то резко вскидывая нос, чтобы посмотреть на Невилла, то вновь опуская голову. – Я ничего не делаю, просто сижу, – сказал Невилл собаке. Он никак не мог подавить ощущение, что его голос звучит странно. Человеку, почти год не слыхавшему звука собственного голоса, он кажется совершенно чужим. Это очень долго – год жизни в молчании. «Когда ты придешь ко мне жить, – подумал он, – у тебя просто уши отсохнут, столько я буду с тобой болтать». Пес вылакал воду. – Иди сюда, малыш, – сказал Невилл просительно, похлопывая себя по ноге. – Сюда. Пес с любопытством взглянул на него, снова дернув здоровым ухом. «Господи, что за глаза, – подумал Невилл. – Сколько в них переживаний! Недоверие, надежда, одиночество – все это словно написано в огромных карих глазах. Бедняга ты, бедняга». – Иди сюда, малыш, я тебя не обижу, – проговорил он мягко. Тут он встал, а пес убежал. Невилл стоял, провожая убегающего пса взглядом, неспешно покачивая головой. Время шло. Каждый день Невилл присутствовал при трапезах пса, и скоро тот подходил к своей посуде без колебаний, почти нагло, с уверенностью собаки, которая насквозь видит своего двуногого поклонника. И Невилл постоянно с ним разговаривал. – Хороший парень. Ешь, доедай. Хорошая еда, верно? Еще бы не хорошая. Я твой друг. Я кормлю тебя этой едой. Ешь до последней крошки, вот и молодец. Хорошая собачка. – Без конца льстил, нахваливал, успокаивал ласковыми словами перепуганного пса, пока тот ел. И каждый день Невилл подсаживался к нему чуточку ближе, и вот однажды утром он мог бы при желании протянуть руку и дотронуться до пса. Но он этого не делал. «Не буду рисковать, – сказал он себе. – Не хочу его пугать». Но как тяжело было сидеть сложа руки. Невилл чуть ли не физически ощущал в пальцах зуд сочувствия: как хотелось потянуться к собаке, погладить ее по голове. Ему страшно хотелось вновь кого-то полюбить, а пес был очаровательно-уродлив. Невилл разговаривал и разговаривал с псом, пока тот не свыкся со звуком его голоса. Теперь пес едва поднимал голову, когда Невилл обращался к нему. Он без дрожи приходил и уходил, ел, а потом, перебежав улицу, кратко лаял в знак благодарности. «Теперь уже скоро, – говорил себе Невилл, – скоро я смогу погладить его по голове». Дни переходили в радостные недели, и каждый час приближал его к сотоварищу по несчастью. Но однажды пес не пришел. Невилл был взбешен. Он так свыкся с посещениями собаки, что они превратились в стержень его ежедневного распорядка. Все дела согласовывались со временем собачьей трапезы, исследования были забыты, все отступило перед желанием поселить пса в своем доме. День прошел в нервотрепке: Невилл прочесывал округу, громко звал пса. Но все было напрасно, и он вернулся домой, к безвкусному ужину. Пес не явился ни в тот вечер, чтобы поужинать, ни на следующее утро – завтракать. Невилл снова вышел на поиски, уже теряя надежду. «Они добрались до него, – не переставал твердить голос в его голове, – мерзкие гады добрались до моего малыша». Но он был не в силах на самом деле поверить этому. Точнее, не позволял себе в это поверить. На третий день, после обеда, он пошел в гараж. И из гаража услышал на улице бряканье металлической чашки. Он выбежал на солнцепек, задыхаясь от волнения. – Ты вернулся! – вскричал он. Пес беспокойно отпрянул от чашки. С его челюстей капала вода. У Невилла упало сердце. Глаза у пса были остекленевшие, он боролся с удушьем, свесив наружу темный язык. – Нет, – сказал Невилл срывающимся голосом. – О нет, только не это. Пес еще пятился по газону, переступая дрожащими ногами-стебельками. Невилл торопливо присел на ступеньки крыльца и остался там сидеть. Его трясло. «О нет, – думал он тоскливо, – о боже, только не это». Он сидел и смотрел, как пес, судорожно дрожа, жадно лакает воду. Нет. Нет. Это неправда. – Неправда, – пробормотал Невилл, сам того не заметив. Потом он инстинктивно вытянул вперед руку. Пес немного попятился, гортанно ворча и оскалив зубы. – Все в порядке, малыш, – сказал Невилл тихо. – Я тебя не обижу. Он и сам не знал, что говорит. Он никак не мог помешать псу уйти. Он попытался отправиться за ним следом, но тот словно испарился. Невилл решил, что пес прячется под каким-нибудь домом, но эта догадка не приносила никакой пользы. В эту ночь он не смог заснуть. Он беспокойно ходил из угла в угол, вливая в себя кофейник за кофейником и проклиная время, ползущее медленнее улитки. Он должен забрать к себе собаку, должен. И как можно скорее. Он должен вылечить ее. Но как это сделать? Его кадык дернулся. Должен же быть какой-то способ. Несмотря на мизерность знаний Невилла, способ должен найтись. На следующее утро он уселся прямо рядом с чашкой; его губы затряслись, когда пес, хромая, начал переходить улицу. К еде пес не притронулся. Глаза у него были еще тусклее и безразличнее, чем вчера. Невиллу хотелось прыгнуть и схватить пса, отнести в дом, убаюкать. Но он знал, что не сможет поймать пса и все усилия пойдут прахом. Что, если пес больше не вернется? Все время, пока пес пробыл на крыльце, рука Невилла то и дело невольно тянулась его погладить. Но всякий раз пес с рычанием отползал назад на брюхе. Невилл попытался проявить твердость. – Прекрати! – настойчиво сказал он гневным тоном, но пес лишь сильнее испугался и попятился от Невилла еще дальше. Невиллу пришлось пятнадцать минут говорить с псом, борясь с хрипотой и дрожью своего голоса, прежде чем тот вернулся к воде. На этот раз Невиллу удалось проследить за еле передвигающимся псом и заметить, под который из домов он нырнул. Можно было бы закрыть этот лаз железной заслонкой, но Невилл не стал этого делать. Он не хотел пугать собаку. И, кроме того, тогда до пса можно будет добраться, лишь разобрав пол, это отнимет массу времени. А медлить нельзя. Когда пес не пришел обедать, Невилл взял чашку с молоком и сунул ее в лаз под домом, где сидел пес. На следующее утро чашка опустела. Он хотел снова налить в нее молока, но сообразил, что пес тогда уже не вылезет из своего логова. Вновь поставил чашку на свое крыльцо и вознес молитву, чтобы у пса хватило сил дойти до нее. Он так нервничал, что даже не стал придираться к своей дурацкой молитве.