Зря вернули? Труп лучше под рукой держать? Согласен. Но в районном морге прилежный служака мог пожаловаться на странные действия службы безопасности, похитившей тело человека средних лет (якобы брали на время для проведения какого-то следственного эксперимента). У бедняги, игравшего роль мёртвого президента, могли обнаружиться безутешные родственники, которые бы подняли скандал из-за исчезновения трупа. Только в романах такие мелочи каким-то образом решаются сами собой. Ещё один момент. Никто не знал уровень выносливости Жаклин. Скольких трудов стоило Джонсону, Маккону и Роберту Кеннеди убедить её играть роль вдовы. А тут надо не просто рыдать у пустого гроба, а хоронить настоящего мертвеца, о котором ничего не знаешь, но который якобы твой усопший муж. Выдержит или сорвётся? И ещё психология. Если всё вскроется, не дай бог конечно, то американец гораздо легче воспримет новость о том, что в гробу никого не было, чем шокирующий факт похорон по первому разряду чужака, недостойного президентских почестей. Религия, традиции, восприятие действительности — странный мы народ, американцы. Итак, труп показали свидетелям издали и вернули в городской морг. Именно поэтому прощались с Джоном Кеннеди в закрытом гробу! И возникшие слухи (раз не показывают лицо, значит пуля попала спереди, а не сзади) играли нам на руку, конечно. Объяснение странной церемонии нашли сами репортёры. Потом началась чехарда с протоколами вскрытия, черепом, посмертной маской… Мы понимали психологию толпы. Толпу не интересует логика. Толпе подавай кричащие факты: исчез череп президента! Почему исчез? А чтобы скрыть следы пуль! И толпа покорно бежит за автором сенсационного заявления. Человек из толпы не задумывается, а когда он собственную бабушку хоронил, он её череп тоже на полку поставил, а тело похоронил без головы? И вот в течение уже сорока лет версия «а было ли тело?» вообще не обсуждается. Смакуют кражу черепа, обсуждают отпевание в закрытом гробу, дабы не показать следы пуль, попавших спереди, помнят о краже протоколов вскрытия. А вот вопрос — может быть, тела вообще не было, нечему пропадать было? — ни разу широкую публику не взволновал. Только потому, что обсуждает она, почтеннейшая публика, насущную тему, кто и зачем череп украл и кто протоколы вскрытия сжёг? Внимание переключено успешно. Справка: психология достоверности Как известно, пересекающиеся линии дорических колонн кажутся нам строго перпендикулярными только потому, что эти линии слегка изогнуты. Существует любопытный психологический эффект: если мы о чём-то рассказываем, то для создания эффекта реальности и правдивости, основную историю надо разбавлять деталями, иначе рассказ покажется неправдоподобным. Например, вы рассказываете собеседнику, как говорили с кем-то по телефону. Разбавьте рассказ выдуманной деталью, ну скажем, как вы трубку уронили после какой-то фразы… Или упомяните про цвет шнура. Такие детали придают истории колорит, хотя на самом деле вы не помните цвет шнура и трубку не роняли. Как говорил Жорж Сименон: «Моя цель — придумать события так, чтобы они выглядели реальней реальности». Сотни человек изучают важное атмосферное явление, скажем, зарождающийся ураган. Попробуйте внятно и занимательно описать функции всех и каждого, их действия, расчёты, доклады, схемы принятия решений от исполнителей до главного начальника. Не получится. Провалится любая попытка написать роман, основанный на совершенно правильной схеме реальных действий, реальных действующих лиц. Писатель, не говоря уже о читателе, запутается в десятках персонажей и в сети их взаимоотношений. А теперь сократите количество героев в двадцать раз. Упростите схемы. Придумайте несуществующие элементы, — скажем, опишите одну машину, совершающую операции, которые на самом деле делает десяток машин. И история вдруг становится правдоподобной. Благодаря вашей выдумке! Упрощайте. Достоверность — это простота. Выдумка — это истина. 8.3. Черновик записей Виктора. Сказ о разных винтовках Кажется, что вопрос с оружием сложный. Даже не из-за галиматьи про три выстрела за шесть секунд, а потому что люди, знакомые с оружием, серьёзны, на ерунду ловятся гораздо труднее, чем обычный обыватель. Если миллионы потребителей съели предлагаемые им на десерт скрупулезные подсчёты секунд, то профессионалы-оружейники могли учуять запах палёного. На самом деле эксперта провести даже легче. Надо лишь подкинуть ему очевидную глупость и дать возможность опровергнуть её, показав окружающим, какой он, профессионал, умный. История с оружием началось не со смешного подсчёта секунд, а со сказки про разные винтовки. Не удивлюсь, если идея пришла в голову Роберту Кеннеди. Генеральный прокурор знал, что в девяносто пяти процентах случаев свидетели неверно определяют тип оружия, использованного при совершении преступления. Путаются в марках, названиях, калибрах, — причем даже тогда, когда речь идет о пистолетах и охотничьих ружьях, хранящихся у них же дома не один год. Часто за пистолет принимают палку, расческу, фонарик, авторучку, а то и просто палец. Вот и закружились басни про найденные на месте покушения груды оружия. Автор каждой очередной книги про заговор считает своим долгом упомянуть, как оператор далласской киноассоциации заснял автомат, который выносят со склада школьных учебников. И ведь правда, есть такая плёнка, запечатлён на ней этот факт. Только невооружённым глазом видно, что речь идёт об игрушечном автоматике. Впоследствии прояснилось, что сынишка местного клерка забыл игрушку у папы в кабинете. Но история повторяется и повторяется! Далее началась болтовня о том, что официально объявленный орудием убийства карабин Mannlicher-Carcano якобы настолько неэффективен, что его даже прозвали гуманитарной винтовкой, потому как из него никого и никогда не убили. Недостатков в «Манлихере» много — не меньше, чем в М16, это правда. Но неужели трудно сообразить, что если бы невинного Освальда подставляли в качестве убийцы, то подкинули бы не безобидный «Манлихер», а знаменитую винтовку Кольта, например. С придыханием повествуется, как полицейский Сеймур Вейцман нашёл на месте покушения немецкую винтовку «Маузер» калибра 7.65. Полицейский даже упомянул, что на ложе выгравирована марка. Почему же такой важный факт не попал в материалы расследования? Конечно, заговорщики скрыли! Тогда полицейский в лучшем случае недоступен для интервью, а в худшем — ликвидирован вместе с сотнями других убиенных опасных свидетелей? Но оказывается, Вейцман никуда не исчезал, доработал до пенсии. Историю с «Маузером» не любил — подтрунивали над ним, мол, вон как опростоволосился, карабин «Манлихер» принял за винтовку «Маузер», а ещё профессионал. Однако что ни книга, то чёрным по белому: полиция нашла винтовку «Маузер»! Этот факт подло скрыли! А ведь Вейцман пытался оправдаться. Писал в газеты и журналы, что не было никакого «Маузера», был «Манлихер»! Признавал свою ошибку. Волнение, стресс, лихорадка поисков — понятное дело. Заметив начальные буквы на ложе винтовки — «Ma…», — с пылу с жару прочитал название неверно. Умолял газетчиков: господа писатели, не пишите про «Маузер», ошибся я! Газеты его письма исправно публиковали. Только сегодня про логичные пояснения никто не помнит, а про спрятанный «Маузер», как всегда, только ленивый не пишет. Любопытно, что в половине книг Вейцмана поминают в деле бродяг, к которому тот вообще отношения не имел. Логика у писателей простая: и там полицейские, и тут. Какая разница, кто и кем занимался. Главное — полиция Далласа участвовала в расследовании? Участвовала! Значит — виноваты! А в чём виноваты? А так… Во всём. 8.4. Черновик записок Виктора. Схема (продолжение) Предисловие Вадима: «Я устал. Уже четыре часа утра, я устал и после завершения этой главы пойду спать, — Мари посапывает за стенкой настолько аппетитно, что за работой выдержу ещё не больше получаса. Возвращаюсь к запискам Виктора». Принцип действия офицера стандартен в любой ситуации, в любой стране, в любой армии мира: поставить задачу, найти решение, отдать приказ, обеспечить выполнение! Всё! Задача была понятна — отвлечь внимание публики от главного и единственного вопроса, переключив интерес на нечто, совершенно незначительное. Только как переключать? Ответ элементарен: необходимо перенаправить внимание толпы. Ничего нового человечество не придумало. Можно, конечно, ограничиться запретами, но тысячелетний опыт показал, к чему запреты приводят. Обсуждения не прекращаются, только болтовня переносится на кухню, где тема становится опасней, так как выходит из-под контроля. Пусть лучше народ ворошит подкидываемые новости, обработанные в нужном ключе. Приступая к работе, мы были уверены, что фальшивки должны выглядеть серьёзно. Это считалось бесспорным. Оказалось, мы перестраховались, так как общественное мнение покорно съедало любую чушь, а репортёры сами, без нажима, обосновывали разработанные нами сенсации. Нам почти не приходилось тратить усилий на придание правдоподобия любой, самой фантастической ереси. Зацепки мы обнаружили в первые же полчаса чтения показаний свидетелей. Удивляться нечему — за первые сутки опрошено было около двухсот человек. В таком количестве материалов всегда можно выловить нужные фактики — на любой вкус! Опираясь на эти показания, мы легко могли доказать, что покушения вообще не было. Пара зевак обязательно присягнула бы на Библии, что ничего не произошло, никто не стрелял, вообще никто мимо не проезжал. Психологию человеческую не переделать. Первое любопытное показание нашли у одной семейной пары. (Примечание Вадима. Речь идет о Мэри Мурман и Джине Хилл. Виктора подводит память — речь идёт о двух женщинах, а в те времена однополых браков не было.) За несколько минут до выстрелов муж заметил в толпе худощавого человека в костюме и тёмных очках. Человек стоял спиной к дороге, вглядывался в толпу, переводил взгляд с места на место, разглядывал зевак. Сомнений нет — типичный представитель службы безопасности. Сколько десятков таких ребят стояло в оцеплении. Одновременно один из наших наткнулся на показания полицейского, рассказавшего об автофургоне, отъезжавшем от площади в первые минуты после преступления… И здесь нет сомнений — обычная автомашина, каких были десятки. Нам оставалось немного — связать между собой автофургон и человека в тёмных очках, придав ему облик беспощадного убийцы. Я пригласил супругов и задал, среди прочего, вопрос о цвете костюма подозрительного типа. Те ответили, что костюм был тёмно-серым. — А вы уверены, что не тёмно-зеленый? — Нет, не уверены. Светило яркое солнце, мы не приглядывались. Затем вызвал 23-летнюю Джулию Энн Мерсер, даму с манией величия, судя по желанию оказаться в первых рядах свидетелей. В принципе, кандидатов на роль источника сенсационных сведений было предостаточно — мы знали, что на двести зевак всегда найдётся десяток неврастеников. Мерсер выбрали из-за привлекательной мордашки, из-за молодости, из-за болтливости и из-за отличной фантазии. Наводящими вопросами я дал ей понять, что она видела фургончик, на сиденье которого сидел человек с винтовкой. Намекнул, что был тот одет в тёмно-зеленый костюм (костюмы зелёного цвета не так часты, как серого или синего, но и не так экзотичны, как красные или в полоску). (Примечание Вадима. Вот выдержка из протокола второго допроса Джулии Энн Мерсер, фамилия дознавателя не указана: — Вы не заметили фургон? — Нет. — Точно не заметили? Фургон Nash Rambler. — А! Да! Точно! Вспомнила! Фургон Nash Rambler. — А в нём люди были? — Не было! — Вы уверены?