У индейцев сенека нельзя принудить женщину к отношениям, которых она не хочет. Будь Ренно дома, он давно бы вступился за женщину, ведь он старший воин. Сейчас он решил немного подождать. – Черт бы вас побрал, – наконец высоким голосом произнесла блондинка, – оставьте меня в покое, ваша светлость. Граф неприятно рассмеялся: – Только не говори, что я тебе не подхожу. – Нет. – В голосе женщины звучали нотки отчаяния. – Но мне больше нравится вот он. – Она вскочила и, пересев к Ренно, взяла его за руку. Молодой индеец был ошарашен, он понятия не имел, как себя вести и что делать. Его опередил Линкольн. В одну секунду он оказался у столика Ренно и Джефри и заорал: – Этот парень самозванец, актеришка или сумасшедший, а может, и все вместе. Женщина еще теснее прижалась к Ренно. – Будь вы джентльмен, сэр, я проткнул бы вас шпагой. – В этот момент к Линкольну подошли его спутники. – А так и клинок марать неохота. Ренно не понимал слов, но прекрасно понимал, что Линкольн пытается оскорбить его. Пальцы его сами собой нащупали томагавк. Джефри не на шутку испугался и, хотя сначала от неожиданности ничего не мог произнести, но быстро опомнился и заговорил с Ренно на языке сенека: – Не двигайся. Ничего не делай. Он могущественный вождь. А еще у него много друзей в совете великого сахема англичан. Линкольн же продолжал издеваться, он провоцировал Ренно на поединок. – Ваша печенка, сэр, так же бела[18], как смугла ваша кожа. Джефри содрогнулся. Если Ренно хотя бы приблизительно поймет смысл сказанного, то проломит Линкольну череп и снимет скальп прежде, чем тот успеет испустить дух. Над их предприятием нависла неожиданная угроза. Король Вильгельм никогда не захочет принять человека, замешанного в таком скандале. – Заклинаю тебя всем святым, не двигайся! – Джефри продолжал говорить на языке сенека: Ренно проявил верх самообладания, несмотря на то, что женщина прижималась к нему все плотнее, а высокий английский лорд взирал на него все мрачнее и мрачнее. Но Ренно видел, как расстроен Джефри, и здравый смысл подсказывал ему послушаться друга. На красном лице графа появилось выражение презрения и отвращения. Он сплюнул прямо на пол под ноги Ренно и направился вон из таверны. Его спутники ни на шаг не отставали. Посетители таверны вздохнули с облегчением. Снова у столика Ренно и Джефри появился хозяин. – Очень неприятный тип! – прошептал он. – Благодарю вас еще раз. Мне тут совсем не нужны скандалы, и вы просто молодцом себя повели. Блондинка тоже что-то лепетала, не выпуская при этом руку Ренно. Джефри с облегчением рассмеялся: – Все обошлось, или так, по крайней мере, мне кажется, да еще у нас появилась парочка очаровательных леди, которые быстро помогут нам обо всем позабыть. Хозяин вернулся с новым угощением. Это было только начало. Блондинка – звали ее Лиз – взгляда не могла отвести от Ренно и совершенно потеряла голову, когда услышала, что он настоящий индеец из Северной Америки, несмотря на светлые волосы и голубые глаза. Ей нравилось его крепкое, мускулистое тело. Она гладила его по руке, шее, ногам. Ренно чуть не поперхнулся, когда вслед за элем пробовал виски. Он с мольбой посмотрел на Джефри, но тот был полностью занят своей брюнеткой. Наконец Ренно ощутил действие алкоголя и расслабился. У него давно не было женщины, а Лиз очень даже привлекательна. Индеец сенека не позволяет себе заниматься любовью на людях, но посетители таверны мало обращали внимания на их столик в дальнем углу, и понемногу Ренно стал отвечать на ласки Лиз. Вдруг Джефри бросил на стол несколько серебряных монет и заявил: – Достаточно мы тут повеселились. Пойдемте с нами, леди, и вы не пожалеете. Блондинка не выпускала руку Ренно. На улице от холодного воздуха у Ренно в голове совсем помутилось. Он помнил только, что они быстро дошли до дома и сразу разошлись по своим комнатам. Они с Лиз нырнули в постель, а дальше все смешалось. Он помнил только, как поздно ночью Джефри дал женщинам серебряные монеты и они ушли. Когда Ренно проснулся, то лежал не на полу, как обычно, а на кровати. Окно было закрыто. Наверное, от этого у него так раскалывалась голова. Он с трудом поднялся на ноги, выглянул в окно и очень удивился – солнце было уже высоко на небе. Еще никогда в жизни он так долго не спал. Вскоре они вместе с Джефри сели завтракать. Вид у Джефри был ничуть не лучше, чем у Ренно. Повар с сочувствием подавал им сырых устриц в перечном соусе. Ренно чуть не стошнило, но он съел все, что ему дали. Правда, от горького эля он отказался, от одного вида пивной кружки ему делалось дурно. Зато он выпил много холодной воды. – Вот теперь ты знаешь, что такое настоящий Лондон, – заметил Джефри. – Добро пожаловать в город порока. – Меня словно ударили по голове томагавком, – ответил Ренно. – Слава богу, ты не размозжил голову графу Линкольну. Он очень неприятный тип, и я рад, что мы не ввязались в эту скандальную историю. Дальше они ели молча, оба были голодны и съели жареное мясо и пирог с ливером. Тут Джефри вдруг спросил: – Ну, как тебе девчонка? – Ренно пожал плечами: – У меня в голове пусто, и это мне не нравится. – Мне тоже. – Джефри усилием воли собрался с мыслями. – Что ж, мы повеселились, и когда я подумаю обо всем, что могло бы с нами случиться, какие могли бы быть неприятности, знаешь, у меня кровь в жилах стынет. Все! До конца нашего пребывания здесь – и дай бог, чтобы оно не затянулось, – будем вести добродетельный образ жизни. Боюсь, что прав мой отец. Он вечно твердит, что трезвость – норма жизни. Ренно больше всего на свете хотелось выйти на свежий воздух и вернуться к той простой жизни, какой он привык жить у себя на родине. Отряд гуронов под предводительством Алана де Грамона нападал на все английские поселения по берегам реки Коннектикут. Индейцы убивали людей, мародерствовали, сжигали поселки. Вода в реке стала красной от крови поселенцев. Были почти полностью разрушены несколько мелких поселений, но Алан сознательно давал части колонистов уйти, чтобы они разнесли весть о злодеяниях алгонкинов. Плохие новости дошли и до форта Спрингфилд. Полковник Уилсон сразу поднял по тревоге весь полк милиции западной части Массачусетса. Тома Хиббарда недавно произвели в лейтенанты. Он добровольно вызвался в поход, а вместе с ним и все его отделение. Даже Рене Готье сказал, что пойдет вместе с товарищами. Рене еще не закончил строительство дома, и Том попробовал отговорить его от похода, но тот настоял на своем. – Теперь это моя родина, – сказал он, – а когда умирает соотечественник, страдают все остальные. Ополченцы милиции многому научились от воинов-сенеков и других ирокезских племен, с которыми они сражались бок о бок во время нападения на Квебек. Каждый ополченец нес свой запас патронов и пороха, свою долю сушеной кукурузы и мяса. Еды взяли с расчетом на неделю. Погода стояла холодная, местами намело сугробы, но большинство рекрутов привыкли работать на улице, и им были не страшны капризы погоды. Все нападения происходили к северу от форта, поэтому лейтенант Хиббард решил идти именно на север. Отряд держался берега реки, но несколько раз в день они уходили к востоку от реки в поисках воинственных индейцев. Прошло три дня, им никого не удалось обнаружить, и командир повернул свой отряд обратно на юг, не забывая при этом об осторожности. Тому Хиббарду очень хотелось разыскать врага, а если бы он знал, что это вовсе не алгонкины, а гуроны, то рвался бы в бой еще сильнее. Гуроны убили его жену, и Тому казалось, что он за всю свою жизнь не сможет расквитаться за такую утрату. Ополченцы приближались к форту Спрингфилд. Утром на шестой день похода, когда они собирались сворачивать лагерь в лесу, к Тому подбежал один из часовых. – Лейтенант, – задыхаясь, выпалил он, – я их нашел! Они шли по западному берегу реки, поэтому мы и не видели следов. А сейчас как раз по льду переходят на наш берег. Вскоре все тридцать восемь бойцов отряда были на ногах. Они подошли к опушке леса и остановились. Лейтенант Хиббард сам вместе с часовым ушел вперед разведать обстановку. По льду молча, цепочкой друг за другом двигались индейцы. Лица их были выкрашены красной краской. Алгонкины. В руках они несли луки со стрелами. Том не знал, что хитрый де Грамон продумал все до мелочей – на английских колонистов должны были напасть индейцы, вооруженные примитивным оружием, а не французскими мушкетами, как гуроны. Том быстро сосчитал. Индейцев было примерно в два раза больше, чем его людей, но зато у его бойцов мушкеты. Он вернулся к своему отряду и приказал людям рассредоточиться. – Постарайтесь подобраться как можно ближе к берегу, не показываясь при этом врагу. И не выходите из-за деревьев, пока я не дам команду. Стрелять только по моему приказу, зато тогда уже стреляйте, заряжайте и стреляйте снова. Ополченцы разошлись по лесу. Большинство людей прошли канадскую кампанию и умели передвигаться в лесу бесшумно, как индейцы. Под ногой Рене Готье хрустнула сухая ветка, он очень расстроился и поклялся себе, что обязательно научится ходить, как индеец. Лейтенант Хиббард остановился за большим кленом. Он выглянул из-за дерева и заметил, что индейцы уже совсем близко. Еще минута, и он потеряет преимущество. Том с нетерпением ждал, пока все его люди подтянутся к берегу, быстро поднял мушкет к плечу и выкрикнул: – Огонь! – Он спустил курок и тем самым положил начало сражению. Индейцы не ожидали нападения, спрятаться им было некуда, и несколько человек сразу упали замертво. Ополченцы перезарядили мушкеты и снова открыли огонь. Но индейцы уже опомнились. Ими руководил пожилой воин, издали похожий больше на белого, чем на индейца. Вел он себя хладнокровно, остальные воины беспрекословно подчинялись ему. Том смутно вспомнил, что, когда они возвращались из Квебека, он слышал разговор о французе, который был предводителем у гуронов и оттава. Он подумал, что надо не забыть об этом, когда вернется в форт. Индейцы быстро разбежались по берегу, и хотя укрытия поблизости не было, они бросились в снег и открыли стрельбу из луков. – Ребята, преимущество за нами, – прокричал Том Хиббард своим ополченцам. – Стреляйте как можно чаще, и мы расправимся с ними! Рене Готье в первый раз был в настоящем бою, но оставался абсолютно хладнокровным. Он не обращал внимания на свистевшие вокруг стрелы, быстро перезаряжал мушкет, прицеливался и нажимал на курок. Позже он вспоминал, что абсолютно точно убил одного индейца и ранил другого. Алан де Грамон понимал, что его воины постояли бы за себя, если бы пустили в ход мушкеты, но с самого начала сражения инициатива была не за ними, и теперь только луками со стрелами вряд ли им удастся перехватить ее. Он расстроился, что ему не удастся напасть на форт Спрингфилд, самый большой поселок на реке, но с другой стороны, самое главное он уже сделал. Он не любил ненужных потерь, и, зная, что по мертвым телам никому не удастся опознать гуронов (он проверил, чтобы ни у кого не было никаких личных вещей), де Грамон приказал отступать. Здоровые помогали идти раненым. Тяжелораненых оставили вместе с погибшими. Они отступали на север по восточному берегу реки, постепенно уходя в сторону леса, чтобы укрыться за деревьями. Том Хиббард думал, не пойти ли за ними следом, но решил, что не стоит рисковать. В короткой стычке он одержал очевидную победу. Индейцы понесли, серьезные потери и были вынуждены вернуться домой. Нападений на поселения колонистов вдоль реки Коннектикут в ближайшее время не будет. В его отряде всего один раненый, да и то несерьезно.