Он уставился на Топа и обратил внимание на то, что его стакан стоял на столе пустым. Он налил ему бренди. Рука его тряслась; он немного расплескал и снова долил до краев. – Будем здоровы! Джим наблюдал эту сцену очень внимательно и напряженно. На губах Маттотаупы появилась такая же пугающая улыбка, как и на лице Джо: полная глумления над самим собой и над всем миром. – Будем здоровы! Оба выпили одновременно. – Может, мы и сдохнем от этого, как предвещал Джим, – пробормотал Джо. Он потерял равновесие и осел на своем стуле. – Не думать больше… Топ… так-то оно лучше… Джо потерял над собой контроль. Голова его упала на стол, как и у спящего рядом неопрятного человечка. Маттотаупа плотно откинулся спиной на стену. Он оголодал, перенапрягся и не был привычен к алкоголю. Мысли и ощущения кружились в его мозгу хороводом все быстрее, а сердце билось учащенно. Умереть, думал он, или видеть что-то другое, а не то, что есть в действительности. Его прошиб пот. Мертвое оцепенение у него внутри пришло в движение, кружась, колеблясь и вибрируя; краски, которые он видел, потеряли форму, сливаясь в скользящие разноцветные солнца. Он вдруг почувствовал себя высоким и сильным; он быстро выпил второй и третий стаканчик, которые подливал ему Джим. Тут Маттотаупе показалось пустяком – оторвать Тачунку-Витко от земли и размозжить его опять же оземь. Велик и грозен стал Маттотаупа, бывший военный вождь тетон-оглала, и лучше бы его врагам ему не попадаться. Все, кто его обидел, разбегутся от него. Маттотаупа начал шуметь. Он ударил Шарлеманя кулаком в лицо, а когда к ним подскочил Бен, индеец схватил его нож и поднял вверх, поддетого на этот нож. При этом он сам не знал, так ли это было или примерещилось ему. – Окончательно напился, – сказал Джим, откинулся назад с неторопливым спокойствием и наблюдал, как Бен вырвал у Маттотаупы свой нож и оба сцепились в драке. Индеец снова одержал победу. Летняя ночь коротка. Уже в четвертом часу начинает светать. Рассвет тоже длится недолго, и вот уже все небо и прерия наполнены золотым сиянием. Джим последние часы спал при лошадях и утром повел всех троих, какие были теперь в их с Маттотаупой распоряжении, на водопой к реке. Когда кони напились, Джим оказался не один. Явился Шарлемань. Он получил от Бена штаны, а плечи его прикрывало вчерашнее одеяло. Он подковылял к берегу через луг босиком и остановился у тех двух лошадей, которых Джим и Топ угнали из экспедиции давней ночью. Со стороны он казался скелетом, обвешанным тряпками. Правый глаз у него заплыл, щека налилась синяком. – Это хорошо, это просто прекрасно, что обе наши клячи тут! – произнес он довольным тоном, несмотря на свое побитое состояние, и даже с оттенком иронии. Должно быть, он встал еще раньше Джима и где-то раздобыл инструмент, годный в качестве бритвы, потому что его борода уже снова обрела контуры клинышка. – Глупцом ты был, глупцом и остался, – довольно грубо ответил Джим, не обратив никакого внимания на то хорошее мнение, которое Шарлемань вновь обрел о себе самом. – Тебе-то какое дело до этих двух кляч. – Такое, что одну из них я получу назад. – Какое «назад»? Из этих двух ни одна не была лично твоей. – Да, но… – Вот это «но» спокойно можешь вычеркнуть из своей фразы, потому что оно тебе не поможет. Из этих лошадок ни одна не была твоей! Одна была клячей Джо, вторая – Билла, это мы помним. Джо получит свою, ведь у Топа теперь есть другой конь. А клячей Билла заплачено за то, что вас привели сюда, а не бросили подыхать самым жалким образом в прерии. Все ясно? Какие еще будут пожелания? – Но ты же не можешь… – Я могу все, о чем другие и мечтать не смеют. Но позволь один вопрос по существу: что ты собираешься теперь делать? Шарлемань несколько раз вытянул губы в трубочку, раздумывая. А потом решил ответить Джиму, который вдруг повел себя вежливо, такой же вежливостью, хотя был очень сердит из-за лошади. – Как только разживусь конем, снова поскачу к канадской границе. – Туда, где ты получил свое красивое имя? – Конечно, и где хотя бы мирная обстановка. Здесь, на юге, со строительством этой дороги ничего хорошего не будет. – Ты прав. – Джим сунул в рот трубку. – И как ты собираешься разжиться конем, чтобы скакать в Канаду? И еще ружьем? И еще ножом? – Но компания же нам что-то заплатит, хотя мы и не смогли довести работу до конца. – Долго же вам придется с ними судиться. А может, они и обанкротятся, и тогда правительство заключит контракт с другой компанией. Я бы на твоем месте пошел иным путем. – Сначала надо знать, что за путь! – Да-да. Своих идей у тебя нет. А надо бы их иметь. Но ты не имеешь. На это я не рассчитывал. – А на что ты рассчитывал, черно-рыжий? – На одну из отличных идей. Вечером об этом поговорим. Джим взял поводья и не торопясь повел коней с берега. – Да погоди ты! – Шарлемань встал у Джима на пути. – Почему ты не хочешь сейчас изложить мне свои идеи? – Почему? В такое-то раннее утро, да на пустой желудок, да стоя на ногах, да еще без бренди – это не совсем правильно. А может, я найду кого другого, с кем поговорить. Для этого вовсе не обязательно нужен Шарлемань! – Другие пьяные и до завтра не очухаются. – Ну, не так уж все скверно. Однако раз это для тебя настолько важно… Может, ты и впрямь неплохо справишься с задачей. – Я тоже так считаю! Шарлемань, в настоящий момент одноглазый, изобразил достоинство, накинув свое одеяло на плечи подобно королевской мантии. – Ты сумеешь объясниться с черноногими? – Да, если надо. – Хм! Тогда поговорим. Можем прямо сейчас. Мне нужен, короче говоря, надежный посыльный, который передал бы вождю черноногих сообщение, а во всем остальном держал бы язык за зубами. Чтоб никому больше ни слова. – Я тот, кто тебе нужен, Джим. За коня, ружье и нож. – Договорились. Я сейчас отведу коней к дому, а потом мы с тобой сядем вон там, в провиантской будке Бена. Надо, чтобы нас никто не подслушал. – Да нас и так никто не видит. – Все равно лучше в провиантской. Бен глупец вроде тебя. Давно бы уже сделал пристройку к блокгаузу, но все откладывает это дело на потом. Итак, иди к будке, я сейчас тоже подойду. Пока Джим отводил коней в загон и потом крадучись пробирался к провиантской будке, чтобы осуществить свой хитроумный план, Маттотаупа проснулся в блокгаузе. Когда он открыл глаза, вокруг было темно, потому что Бен на ночь гасил смоляные факелы, а дверь была еще закрыта. Индейцу было дурно. Он припоминал в сумерках сознания, что уже находился однажды в таком состоянии, но не мог вспомнить где и когда. Он и сейчас не понимал, где находится. Его окружала вонь остывшего табачного пепла, пота, давно не стиранной одежды, алкогольных испарений. К тому же ему изнутри было так тошно, будто он переел сырой собачьей печени. Он собрался с силами, встал и вышел наружу. Его освежило утренней прохладой. Он побежал к реке и вызвал у себя рвоту, чтобы облегчить желудок. Снял одежду, прыгнул в воду, перевернулся на спину и предался течению, устремив взгляд в бескрайнюю синеву неба. В какой-то момент ступил на берег и обтерся песком; с раннего детства он привык очищаться таким образом. Потом поплыл против течения, чтобы вернуться к своей одежде. Это усилие дополнительно освежило его. Выйдя на берег, он привел в порядок свои волосы и заново заплел косы. Оделся. Выпрямился и расправил плечи. Услышал чей-то голос: – Лучший образец человека. Оглянулся и увидел Генри и Джо, идущих от дома к берегу. Было заметно, что Джо мучается похмельем. Оба направлялись к индейцу. Поздоровались, обменявшись ничего не значащими словами. Маттотаупа постарался скорее от них отделаться и ушел по берегу вверх по течению, чтобы побыть одному. Он хотел разобраться с собой начистоту. Родина была для него безвозвратно потеряна. Он возненавидел ее – не только людей, изгнавших его, но и прерию, в которой они жили, горы, которые склонялись к ним, бизонов, на которых они охотились, воду, в которой они купались и ловили рыбу. Он хотел убить Тачунку, а потом умереть. Но в этом мщении Тачунке он нуждался в поддержке Джима. Сейчас Маттотаупа думал об этом иначе, чем до своего тайного похода в стойбище. Чтобы не предать Джима, он отрекся от всего. Теперь пусть Джим ему поможет. Джим в это время как раз выходил из провиантской будки. Маттотаупа видел это. Ему показалось, что вслед за Джимом из будки хотел выйти еще кто-то, но Джим его остановил. О возможной причине индеец не раздумывал. Ему было важно сейчас поговорить с белым человеком с глазу на глаз, и он невольно полагал, что и Джиму это тоже будет приятно. Они сошлись. – Что ты собираешься делать теперь? – спросил Маттотаупа напрямик и без предисловий. Джим подивился энергии индейца, восстановленной так быстро. – Я? Куда ты, туда и я. Маттотаупа сделал глубокий вдох – удовлетворения и облегчения. – Я буду гоняться за Тачункой-Витко. Если моим друзьям это понадобится, я буду воевать против рода Медведицы. – А где ты возьмешь новое оружие? – На то есть враги, у которых его можно отнять. – Где ты собираешься искать Тачунку-Витко? – В Черных холмах. Джим разглядывал свои сапоги, чтобы не выдать волнения. – Опасная местность. Но я твой друг и готов с тобой туда отправиться.