– Привет, – говорит она. – Привет, – отвечает он. Точь-в-точь пара влюбленных подростков, а мы с Лайзой – публика с галерки. – Я думала, вы… ушли, – говорит Милли. – В смысле, вас перевели на другой маршрут. – Так и было, – говорит Фернандо, подходя ближе. – Но я попросил, чтобы меня вернули на этот. Я так соскучился… по своим клиентам. – О, – говорит Милли, сияя. Она пытается сохранять хладнокровие, но видно, что от радости ее сердце готово выпрыгнуть из груди. Фернандо ставит коробки на прилавок рядом с Милли. Она действительно намного выше, а он – намного моложе, но почему-то это не имеет значения. Я улыбаюсь про себя. Может быть, они самая нелепая пара на свете, но, возможно, и самая трогательная. – Всегда рад вас видеть, Милли, – говорит он, улыбаясь, и поворачивается к двери. – И я вас, Фернандо, – с пылающими щеками отвечает она. Когда дверь закрывается, Лайза ахает. – Милли, говорю тебе, он влюблен. – И я так думаю, – говорю я. – В следующий раз, когда он придет, дай ему телефончик. – Девочки, все это очень мило, но вы явно спятили. Господи, да я ему в матери гожусь! – У любви нет возраста, – объявляет Лайза, и Милли закатывает глаза. – Но она кружит голову, – говорю я, смотрю на телефон и вижу новое сообщение от Ника: «Вэл, мы можем поговорить? Я люблю тебя. Я так сильно скучаю по тебе». Я не отвечаю. Вместо этого я спрашиваю Милли о маминой шкатулке с Цицероном, о которой вчера рассказал мне Эрик. – Ах, ну конечно, – говорит она, заглядывая под прилавок. – Знаменитая коробка с конфетами. Я почему-то и не подумала о ней. Она держала ее прямо здесь, под… Я смотрю, как она шарит по нижней полке, потом по другой. Заглядывает в один ящик, другой, в третий. – Куда, черт возьми, она запропастилась? – Может, ты унесла ее в подсобку, когда мы здесь прибирались? – Может быть, – говорит она, исчезая в подсобке, но через несколько минут возвращается с пустыми руками. – Похоже, там тоже нет. Я опускаюсь на стул рядом с разделом научной литературы. – Наверняка она где-то здесь. Мы найдем ее. – Найдем ли? – говорю я со вздохом. Впервые я осознаю, насколько все это важно. То, что поначалу меня только удивляло и даже забавляло, оказалось чем-то более серьезным. Мама пыталась что-то мне сказать, помочь что-то понять. Но пойму ли я? – Валентина, все хорошее требует времени, – говорит Милли. – Не теряй надежды. Она, конечно, права. Я где-то читала, что Толкин писал продолжение «Хоббита» шестнадцать лет. Все равно в конце концов я найду мамино послание – и свой путь в жизни. – Ты так много работала, – продолжает она. – Почему бы тебе не пойти прогуляться, чтобы проветрить голову? Лайза здесь, мы все решили. Она права. Я отправляюсь по Принс-Альберт-роуд в сторону парка Примроуз-Хилл. Когда-то это были королевские земли и личные охотничьи угодья Генриха VIII, а теперь здесь небольшой общественный парк. Лайза говорила, что благодаря панорамным видам на Лондон он популярен как у местных жителей, так и у туристов, а я в некоторой степени и то и другое. Примроуз-Хилл расположен довольно высоко над уровнем моря, но парк Примроуз-Хилл еще выше. Как отметил таксист, который привез меня в город, высота над уровнем моря составляет шестьдесят три метра. Об этом сообщает и табличка у входа. Вдалеке толкутся любители архитектуры, они фотографируют телебашню и «Лондонский глаз»[25]. Но меня интересуют литературные места. На склоне растет дуб, называемый «Деревом Шекспира», посаженный в честь трехсотлетия со дня рождения драматурга, и при виде его мои руки покрываются мурашками. Медленно поворачиваясь по кругу, я осматриваю окрестности. Трава зеленая, деревья посажены низкие, чтобы не загораживали вид на Лондон. Я вижу «Осколок» и «башни Маммоны»[26], достопримечательности, о которых я только слышала или видела фотографии, но теперь они открываются передо мной с моего собственного заднего двора. Я продолжаю подниматься до самого верха, получаю главный приз – камень с выгравированными словами Уильяма Блейка. Я публикую фотографию в @booksbyval, а под ней пишу: «Я беседовал с духовным солнцем. Я увидел его на Примроуз-Хилл», – сказал Уильям Блейк. Он увидел свет, и я тоже. Наконец-то я дома. Буквально через несколько мгновений в мой Инстаграм хлынули комментарии, из которых мне бросился в глаза один – от Ника: «Твое сердце – мой дом. Я люблю тебя». Я чувствую смятение, которое быстро перерастает в злость. Если его предыдущие сообщения тронули меня так, что это даже было заметно со стороны, то последнее произвело прямо противоположный эффект. Зато я обрела некоторую ясность и понимание. Как Ник посмел опубликовать нечто настолько личное в моем Инстаграме? За все время нашего брака он не оставил на @booksbyval ни одного комментария, а теперь прыгает через кольцо, как обиженный муж, который скучает по жене! Я делала все возможное, чтобы хранить наши личные дела, – ну, в общем, в тайне, – а теперь у него хватает наглости использовать мой аккаунт, чтобы привлечь мое внимание или, что еще хуже, вызвать жалость у моих подписчиков. Мои щеки пылают, и я думаю, что нужно удалить комментарий или и вовсе забанить Ника. Но вместо этого просто сую телефон в сумку и стараюсь продолжать жить настоящим. Ник бросил меня, и я начала новую жизнь – по крайней мере, начинаю. Что бы он ни сказал или ни сделал, это ничего не изменит. Эта жизнь моя, и только моя, в точности как мамина жизнь в Лондоне, с ее тайнами, в которые я не была посвящена. Я иду домой с новым чувством силы и целеустремленности. Моя жизнь больше не трагический роман, как я воображала, а нечто совершенно другое – большая книга приключений, даже триллер, а может быть – но только может быть, – прекрасная история любви. Дома я опускаюсь на диван и беру в руки новый триллер, только недавно появившийся в магазине. Автора я не знаю, и это вообще не мой жанр, но меня привлекла цитата на обложке: «Захватывающая и незабываемая, эта история заставит вас подвергать сомнению все: от неизбранных дорог до человека, с которым вы делите постель». От книги невозможно оторваться. Я читаю два часа подряд, потом фотографирую обложку и публикую ее в Инстаграме с новым постом: Что бы вы ни пытались испробовать – нового автора, или жанр, или решаете кардинально изменить свою жизнь, – я первая признаю, что выходить из зоны комфорта бывает страшновато. Но что, если бы мы, оглянувшись на нашу жизнь, убедились, что эти риски, трудные решения, даже внезапные прыжки веры были главными составляющими полноценной жизни? Во всяком случае, я так думаю, хотя понятия не имею, что может ждать меня впереди. Сейчас у меня в собеседниках эта книга, довольно необычный выбор для меня. Но я открыта тому, что найду на ее страницах и в своей жизни. Скажите, а на какой большой риск пошли вы – в чтении или в жизни? Целую, Вэл #книжныйриск #новыйжанр #живисегодня Мне хочется чаю, и я ставлю чайник на плиту в маминой, теперь уже моей, кухне и просматриваю ее коллекцию пластинок, пока не нахожу нужный альбом: «Арт Тейтум»[27]. Я вынимаю виниловый диск из конверта, осторожно ставлю на проигрыватель и прислушиваясь сквозь знакомое потрескивание к фортепьянной мелодии. «Чай для двоих». Я закрываю глаза и вижу, как мы с мамой далеко-далеко, много лет назад кружимся в нашей гостиной в Санта-Монике. Как будто ничего не изменилось, хотя изменилось все. Может быть, сейчас в этом весь секрет. Можно притвориться, что боль прошла, и я так и делаю. Чай для двоих и двое за чаем. Я для тебя, а ты для меня. Глава 18 Элоиза Санта-Моника Десять лет спустя После ужина я просмотрела находки с распродажи имущества, которые притащила домой, – большую хрустальную вазу и стопку редких книг. Но самый лучший трофей достался мне по чистой случайности. Сегодня я – незаурядный случай – решила прогуляться за пределы нашего района и доехать на такси до Беверли-Хиллз, где, согласно газетному объявлению, должна пройти особенно интересная распродажа. Поначалу я была разочарована, но потом нашла дорогу в библиотеку большого дома, в то время как другие покупатели рылись в закромах винтажной коллекции вещей от Шанель, собранной предыдущим владельцем и продававшейся по сходной цене. И тут меня ждало открытие. Я не только набрала целую сумку первых изданий, но и нашла самое невероятное из сокровищ, хотя таким оно было только для меня. На кофейном столике домашней библиотеки стояла лакированная деревянная шкатулка с гравировкой «Чувства Цицерона». На зеленой наклейке крышки стояла цена в один доллар. Увидев ее, я улыбнулась: мне стало любопытно, дорожил ли ею когда-то владелец. Заметив петли, я присела и приподняла крышку. Увидев содержимое, я рассмеялась: внутри лежали конфеты, шарики лимонного драже в обертках. Конечно, я знала, что Цицерон был весьма почитаемым римским философом и писателем, и не могла не восхититься контрастом: конфетки в коробке, хранящей чувства великого литератора и оратора. Мне это сразу понравилось, особенно когда я подумала о своей давней мечте открыть книжный магазин. Хотя я и знала, что в Калифорнии это почти невозможно, воображению не прикажешь. Перед моим мысленным взором предстала я, владелица прекрасного книжного магазина на углу: вот я открываю коробочку и угощаю всех детей, которые пришли послушать чтение вслух. Фрэнк давным-давно разрушил мою надежду воплотить эту мечту в жизнь. Но с тех пор прошло десять лет: вдруг на этот раз мне удастся его уговорить? Правда, короткая искра, которую мы зажгли до рождения Валентины, вскоре угасла, и мы погрузились в скучную домашнюю рутину, но вражды между нами не возникало. Просто он жил своей жизнью, а я своей. И с годами, по мере того как Фрэнк все глубже уходил в себя и отдалялся от меня, я тоже перестала стараться и приняла наш брак таким, каким он был, – два совершенно разных человека, объединенных взаимной любовью к общему ребенку. Валентина оставалась нашим связующим звеном, и быть ее матерью доставляло мне величайшую в жизни радость, но чем старше она становилась, тем меньше нуждалась во мне, и приступы одиночества возобновились. Однажды, когда она гостила у подруги, я решила поговорить с мужем. Я нашла Фрэнка в его любимом кресле в гостиной, где он отгородился от остального мира развернутой газетой. – Мы можем минуту поговорить? – спросила я. – Конечно, – ответил он. Он по-прежнему смотрел на заинтересовавшую его статью. – Фрэнк, – сказала я, сделав глубокий вдох. – Я тут подумала… Валентина растет. Я уже не нужна ей так, как раньше. Она уж такая взрослая и самостоятельная, и… У меня теперь больше свободного времени, чтобы заниматься другими делами, и я думаю… что должна… Он безучастно кивнул, что я восприняла как поощрение. – Я… уже говорила об этом давным-давно… Ты, может быть, и не помнишь, но, Фрэнк… Я хочу открыть книжный магазин. Наконец он отложил газету и посмотрел на меня; на его лице читалась смесь иронии и раздражения. – Элоиза, когда мы познакомились, ты была продавщицей в универмаге. С чего, черт возьми, ты взяла, что сможешь управлять малым бизнесом? Его ответ сильно меня задел. Но я взяла себя в руки и проигнорировала комок в горле. – Фрэнк, я всегда об этом мечтала – сколько себя помню. – Я сделала глубокий вдох, продолжая потихоньку гнуть свое: – Послушай, на Оушен-Драйв есть торговое помещение, которое со следующего месяца будет сдаваться в аренду. Чудесное место с маленьким диванчиком у окна, на солнце. – Я чувствовала себя глупо и нервничала, как маленькая девочка, убеждающая отца, что он непременно должен купить ей пони. Но продолжала настаивать: – Мы будем брать в основном подержанные книги, всякие редкие сокровища. Люди станут приносить туда старые книги и открывать для себя новые. Он усмехнулся. – Дорогая, страшно сказать, но это определенно не самое прибыльное предприятие. Особенно учитывая, что ты, кажется, читаешь только одну книгу, снова и снова.