Женщина крутила пуговицу на помятой блузке, ее настороженный взгляд метался от Виктера ко мне. Я отпустила чутье. Глубоко укоренившаяся в душе боль окружала женщину и исходила волнами, которых я не видела, но ощущала как почти осязаемую сущность. Я чувствовала, как она проникает сквозь мой плащ и одежду, царапает кожу, словно зазубренные ледяные ногти. Боль была такой свежей и мощной, что казалось, будто женщина умирает, не имея никаких ран или болезней. Я вздрогнула под тяжелым плащом, борясь с побуждением шагнуть назад. Все мои инстинкты требовали, чтобы я находилась от нее как можно дальше. Ее горе железными кандалами легко на мои щиколотки, тянуло вниз и сжимало шею в тисках. Подступивший от эмоций ком в горле имел вкус… горького отчаяния и кислой безысходности. Я убрала чутье, но слишком долго была открытой и теперь настроилась на ее страдание. – Кто это? – Ее голос был хриплым от слез, глаза опухли. – Та, кто может тебе помочь, – ответил Виктер очень знакомым мне тоном. Он всегда говорил так спокойно, когда я готова была действовать в порыве гнева и натворить что-нибудь совершенно безрассудное. По мнению Виктера, такое случалось слишком часто. – Пожалуйста. Впусти нас. Ее пальцы застыли на пуговице под горлом, она коротко кивнула и отступила. Я вошла следом за Виктером, изучая тускло освещенную комнату, которая оказалась одновременно кухней и жилым помещением. В доме не было электричества, только масляные лампы и жирные восковые свечи. Ничего удивительного, хотя в Нижний квартал электричество было проведено, чтобы освещать улицы и некоторые деловые здания. В домах оно есть только у богатых, а таких в Нижнем квартале не водилось. Богачи живут ближе к центру Масадонии, около замка Тирман и как можно дальше от Вала. Но здесь Вал маячил совсем рядом. Я старалась не дышать глубоко и не замечать того, как горе женщины раскрасило маслянисто-черным стены и пол. Ее боль собралась здесь, среди безделушек и глиняных тарелок, стеганых одеял с обтрепанными краями и старой мебели. Сцепив руки под плащом, я сделала очередной вдох, на этот раз глубже, и огляделась. На деревянном столе – фонарь и горящие ароматические палочки. Несколько кресел перед кирпичным камином. Я обратила внимание на закрытую дверь рядом с камином. Присмотрелась, склонив набок голову в капюшоне. На ближайшей к двери каминной полке лежало узкое лезвие. В слабом свете оно казалось бордовым. Кровокамень. Женщина приготовилась управиться сама. Судя по тому, что она чувствует, у нее ничего не выйдет. – Как тебя зовут? – спросил Виктер, откинув капюшон. Он всегда так делал. Показывал лицо, чтобы успокоить семью или друзей, снять напряжение. На его лоб упал светлый локон. Он повернулся к женщине. Я же не стала раскрывать себя. – А… Агнес, – ответила она, сглотнув. – Я… я слышала о белых платках, но я… я сомневалась, что кто-то придет. Думала, это какая-то выдумка или обман. – Это не обман. – Виктер был одним из самых опасных гвардейцев в городе, если не во всем королевстве, но я знала, что Агнес видит в его голубых глазах только доброту. – Кто болен? Агнес сглотнула еще раз и на мгновение зажмурилась так, что кожа вокруг глаз сморщилась. – Мой муж, Марлоу. Он следопыт с Вала и… и он вернулся домой два дня назад… – У нее перехватило дыхание, и она тяжело выдохнула. – Его не было несколько месяцев. Я так ему обрадовалась. Я сильно по нему скучала и каждый день боялась, что он погиб на дороге. Но он вернулся. Мое сердце сжалось, словно его стиснули в кулаке. Я подумала о Финли. Был ли он следопытом из той же группы, что и Марлоу? – Поначалу казалось, что ему немного нездоровится, но в этом не было ничего необычного. У него выматывающая работа, – продолжала Агнес. – Но позапрошлой ночью… начали появляться признаки. – Позапрошлой? – В голос Виктера пробрались нотки тревоги, и мои глаза расширились от ужаса. – И ты ждала до сих пор? – Мы надеялись, это что-то другое. Простуда или грипп. – Она опять схватилась за пуговицы. Из деревянных кругляшков уже торчали нитки. – Я… я до прошлой ночи не знала, что это не просто простуда. Он не хотел, чтобы я знала. Марлоу – хороший человек, понимаете? Он не пытался скрыть. О-он собирался позаботиться о себе, но… – Но проклятие этого не позволит, – закончил за нее Виктер, и она кивнула. Я глянула на дверь. Проклятие у всех развивается по-разному. У одних за считаные часы, у других – за день или два. Но я не знала случаев, чтобы ушло больше трех дней. Когда он уступит – это вопрос времени, возможно, нескольких часов… или даже минут. – Все хорошо, – заверил ее Виктер, но на самом деле хорошо не было. – Где он сейчас? Прижав ладонь ко рту, она дернула подбородком в сторону закрытой двери. На рукаве ее блузки виднелись темные пятна. – Он все еще он, – ее слова прозвучали немного приглушенно. – Он… он все еще здесь. Вот так он хочет уйти к богам. Самим собой. – В доме есть еще кто-нибудь? Она покачала головой, испустив еще один прерывистый вздох. – Вы попрощались? – спросила я. Женщина дернулась на мой голос, и ее глаза расширились. Плащ на мне довольно бесформенный, так что она удивилась, услышав женский голос. Очень неожиданно увидеть женщину в такой ситуации. – Это ты, – прошептала она. Я улыбнулась. Виктер не улыбался. Краем глаза я заметила, что его рука опять легла на рукоять меча. Внезапно Агнес начала двигаться. Виктер бросился было вытаскивать меч из ножен, но прежде чем он или я успели среагировать, женщина рухнула на колени передо мной. Склонив голову, она сложила руки под подбородком. Я вытаращила глаза под капюшоном и медленно перевела взгляд на Виктера. Он выгнул бровь. – О тебе говорят, – прошептала она, коротко и резко раскачиваясь. У меня чуть не остановилось сердце. – Говорят, что ты – дитя богов. Я заморгала, по коже поползли мурашки. Мои родители были из плоти и крови. Я определенно не дитя богов, но в Солисе многие так думают о Деве. – Кто такое сказал? – спросил Виктер, взглядом предупредив меня, что об этом мы поговорим позже. Агнес покачала головой, ее щеки были залиты слезами. – Я не хочу никого втягивать в неприятности. Пожалуйста. Так говорят не со зла и не ради сплетен. Просто… – Она осеклась, посмотрела на меня и почти шепотом договорила: – Говорят, у тебя есть дар. Определенно кто-то разболтал. У меня по спине пробежала дрожь, но я проигнорировала ее. Боль женщины пульсировала и горела. – Я не важная персона. Виктер шумно вдохнул. – Агнес, пожалуйста. Я сняла перчатки и положила в карман. Украдкой глянув на Виктера, протянула ей руку из тяжелых складок плаща. Она уставилась на меня. Позже мне придется многое выслушать, но любая нотация стоит этого. Агнес медленно прижала свою ладонь к моей. Пока она вставала, я обхватила пальцами ее холодную руку, думая об искрящемся золотистом песке вокруг моря Страуд, о тепле и смехе. Представила своих родителей, их черты со временем стали нечеткими и расплывчатыми. Ощутила теплый влажный бриз в волосах и песок под ногами. Это было последнее счастливое воспоминание о родителях. Рука Агнес задрожала, она резко вздохнула. – Что?.. Она осеклась, ее рот раскрылся, плечи опустились. Давящая боль исчезла, обрушилась, как спичечный домик под ураганом. Агнес быстро заморгала мокрыми ресницами, ее щеки порозовели. Я отпустила ее руку в момент, когда комната показалась более… открытой и светлой. Более свежей. Где-то в тенях по-прежнему таилось острое лезвие боли, но теперь она стала терпимой для нее. Для меня. – Я не… – Агнес прижала руку к груди, слегка тряся головой. Наморщив лоб, она уставилась на правую руку. Почти робко перевела взгляд на меня. – Я как будто снова могу дышать. На ее лице отразилось понимание, глаза благоговейно заблестели. – Дар. Я убрала руку обратно под плащ, чувствуя напряжение. Агнес задрожала. Я боялась, что она опять грохнется на пол, но она устояла. – Спасибо. Большое спасибо. О боги, спасибо… – Не за что меня благодарить, – оборвала я и спросила еще раз: – Вы попрощались? Время бежало – время, которого нам не хватало. Она кивнула. В ее глазах блестели слезы, но горе больше не сжимало ее, как раньше. То, что я сделала, не продлится долго. Боль вернется. Будем надеяться, что к тому времени она сможет с ней справиться. Если же не сможет, то горе всегда будет с ней – призрак, ворующий каждое радостное мгновение жизни, пока горе не станет единственным переживанием. – Теперь мы посмотрим на него, – объявил Виктер. – Будет лучше, если ты останешься здесь. Закрыв глаза, Агнес кивнула.