В дверь позвонили, и его мать чуть не выронила свой бокал. – Я открою, – сказал Пит и пошел к двери. Это был Сирс Джеймс. Его лицо под широкими краями шляпы было усталым и бледным, а щеки казались почти сизыми. – Здравствуй, Питер, – произнес он и, сняв шляпу, преобразился и начал извиняться за опоздание. В течение двадцати минут Питер разносил канапе, наполнял фужеры и избегал разговоров. (Сонни Винути ущипнула его щеку двумя пальцами: «Готова спорить, ты спишь и видишь, как бы поскорее унести ноги из этой дыры и начать гоняться за девчонками из колледжа, признайся, Питер?») Когда бы он ни взглянул на мать, заставал ее говорящей, а глазами она все стреляла в сторону входной двери. Лу Прайс что-то громко объяснял Харлану Ботцу о закупке соевых; миссис Ботц надоедала Стелле Готорн советами по внутренней отделке дома. («Уверяю вас, палисандровое дерево лучше всего».) Эд Винути, Рики Готорн и его отец обсуждали в уголке исчезновение Джима Харди. Питер ретировался в мирную атмосферу кухни, ослабил узел галстука и положил голову на полку буфета. Через пять минут раздался телефонный звонок. – Нет, Уолт, не беспокойся, я подойду, – услышал он крик матери из гостиной. Параллельный кухонный телефон перестал звонить через несколько секунд. Питер взглянул на белый аппарат на стене. Может, это был не тот, о ком он подумал; может, это Джим Харди – «Эй, чувак, не переживай, я в Эппл…» – он должен узнать. А даже если это и тот, о ком он подумал. Он снял трубку, он только одну секундочку послушает… Питер узнал голос Льюиса Бенедикта, и сердце екнуло. – …не могу приехать, нет, Кристина, – говорил Льюис. – Просто никак. Мою дорогу завалило снегом на шесть футов. – Кто-то на линии, – сказала его мать. – Не сходи с ума, – говорил Льюис. – Кстати, Кристина, если б я и приехал, то напрасно бы потерял время. Ты же знаешь. – Пит? Это ты? Ты подслушиваешь? Питер затаил дыхание, но трубку не повесил. – Ох, да с какой стати Питер будет подслушивать? – Черт возьми, это ведь ты? – голос матери, резкий, как жужжание шершня. – Кристина, мне очень жаль. Все хорошо, мы по-прежнему друзья. Возвращайся к гостям и отдохни как следует. – Не думала, что ты такое ничтожество! – воскликнула мать и с треском бросила трубку. Секундой позже шокированный Питер повесил свою. Ноги его подкашивались – услышанное почти полностью подтвердило его опасения. Слепо он повернулся к кухонному окну. Шаги. Дверь за спиной открылась и закрылась. За его смутным отражением – он вспомнил, как отражалось его лицо в окне на Монтгомери-стрит, – появилось отражение рассерженного лица матери. – Ну что, доволен, шпион, наслушался? Потом вдруг возникло еще одно отражение – словно белесое пятно между лицами его и матери. Оно приблизилось, и Питер попытался вглядеться – это было не отражение, и находилось оно за окном: умоляющее, скривившееся лицо ребенка. Мальчик умолял, чтобы его впустили внутрь. – Отвечай, маленький шпион! – приказала мать. Питер закричал; он сжал кулак зубами, чтоб заглушить свой крик. В ужасе он закрыл глаза. Потом руки матери обвились вокруг него, ее голос успокаивал и шептал извинения, по щекам потекли уже не сдерживаемые теплые слезы. На фоне слов матери он слышал, как Сирс Джеймс говорил с пафосом: – Да, Дон приехал вступить во владение своим домом, а также помочь нам с одной проблемой – исследовательского характера. Потом чей-то приглушенный голос, кажется, Сонни Винути. Сирс ответил: – Мы хотели бы, чтобы он ознакомился с биографическими материалами той девушки, Мор, исчезнувшей актрисы. Опять приглушенные голоса: легкое удивление, легкое сомнение, легкое любопытство. Он вынул кулак изо рта. – Все в порядке, мама, – произнес Питер. – Питер, прости меня. – Я никому не скажу. – Не за это – Питер, это совсем не то, что ты думаешь. Не расстраивай себя понапрасну. – Я думал, может, это Джим Харди… Звонок в дверь. Мать ослабила объятья. – Бедный мой малыш, и друг твой сумасшедший сбежал, и мать у тебя психованная, – она поцеловала его в затылок. – Ой, рубашку тебе слезами закапала… Опять звонок в дверь. – О, еще один гость, – сказала Кристина Барнс. – Папа приготовит напитки. Давай мы с тобой немного побудем тут и придем в себя, прежде чем появиться на публике, хорошо? – Кто-то из приглашенных? – Ну конечно, Пит, кто же еще может быть? – Не знаю… – сказал он и вновь взглянул в окно: никого, лишь отражения лиц матери и его собственного, слегка размытые, как свечи за стеклом. – Никто. Она выпрямилась и вытерла глаза: – Вытащу-ка я еду из духовки. А ты лучше сходи поздоровайся. – Кто это? – Какой-то друг Рики и Сирса. Он побрел к двери и оглянулся, но мать уже, наклонившись, открывала духовку – обыкновенная женщина, занятая приготовлением праздничного ужина. «Я уже не знаю, не понимаю, что реально, а что нет», – подумал он и, повернувшись к ней спиной, вышел в гостиную. Незнакомец, племянник мистера Вандерлея, стоял возле арки гостиной и говорил: – То, чем я сейчас занимаюсь, – это попытка найти различие между вымыслом и реальностью. Например, не слышали ли вы, случаем, музыку несколько дней назад? Оркестр играл где-то на окраине города. – Не слышала, – выдохнула Сонни Винути, – а вы? Питер, проходя через арку, замер и уставился на писателя. – Эй, Пит, – позвал его отец, – тебе надо познакомиться с тем, кто сядет рядом с тобой за стол. – О, я хочу сидеть рядом с этим очаровательным юношей, – прогудела Сонни Винути, улыбаясь ему глазами навыкате. – Вам навязали меня, – сказал Лу Прайс. – Подойди-ка сюда, дружище, – позвал его отец. Пит с неохотой отвел взгляд от Дона Вандерлея, смотревшего на него с удивлением, и повернулся к отцу. Во рту вдруг пересохло. Отец стоял, обняв одной рукой высокую стройную женщину с миловидным лисьим лицом. – Анна, познакомьтесь с моим сыном Питом. Питер, это мисс Мостин. Ее глаза скользнули по нему. На мгновение он осознал, что стоит на полпути между женщиной и Доном Вандерлеем, Сирсом Джеймсом и Рики Готорном, наблюдающими за всем происходящим, как за теннисным матчем; но сам он, женщина и Дон Вандерлей составляли вершины длинного узкого треугольника, как зажигательное стекло. Следом она вновь взглянула на него, и в этот момент Питер осознавал только степень опасности, грозившей ему. – О, мне кажется, нам с Питером найдется о чем поговорить, – сказала Анна Мостин. Из дневника Дона Вандерлея 14 То, что должно было стать моим выходом в высший свет Милбурна, обернулось бедственной неразберихой. Питер Барнс, высокий черноволосый юноша, выглядевший восприимчивым и чувственным, оказался бомбой замедленного действия. Поначалу он показался нелюдимым – понятная черта для семнадцатилетнего парня, выполнявшего роль слуги на вечеринке родителей. Всплески дружеской теплоты по отношению к Готорнам. И тоже неравнодушен к Стелле. Но, как я постепенно начал понимать, под всем этим чувствовалось что-то еще. Паника? Отчаяние? По-видимому, родители посчитали причиной его замкнутости неожиданное исчезновение его друга. Хотя дело было явно не только в этом, мне показалось, что его гложет страх, – возможно, мысль об этом мне навеял Клуб Фантазеров с его собственными страхами. Когда я высказывал свои высокопарные умозаключения Сонни Винути, Питер, проходя мимо, вдруг остановился и уставился на меня: он буквально впился изучающе-вопрошающим взглядом, и я почувствовал, что ему крайне необходимо было поговорить со мной – не о книгах. Мне подумалось, что он тоже слышал музыку Доктора Рэбитфута, и это пугало. И если это так… Если это правда…