– Она скорее выдала набор звуков – это прозвучало как «Глнгр, Глнгр». Она несколько раз повторила их. Хардести отмахнулся – он не увидел в этом никакого смысла. – Сомневаюсь, что кто-нибудь увидел бы тут какой-то смысл, – сказал Льюис, глядя на Сирса. – Мистер Роулз на парковке отозвал меня в сторону и сказал, что ему показалось, она пыталась выговорить имя своего брата. Стрингер? Правильно? – Стрингер? – повторил Рики. Он прикрыл глаза ладонью. – Мне кое-что неясно, – сказал Дон. – Не мог бы кто-нибудь объяснить мне, в чем тут дело? – Я знал, что это случится, – сказал Льюис. – Я так и знал… – Держи себя в руках, Льюис, – приказал Сирс. – Дон, сначала нам необходимо обсудить это между нами. Однако я думаю, что за нами долг – мы расскажем вам историю, очень похожую на вашу. Сегодня вы уже не услышите ее, но после нашего обсуждения, думаю, вы будете располагать полной информацией о Клубе Фантазеров. – И да защитит нас Всевышний до того момента, – сказал Льюис. – И да защитит он нас и после него, – добавил Сирс. 12 Питер Барнс вошел в спальню родителей и присел на кровать, наблюдая, как мать расчесывает волосы. Она пребывала в своем странном, отсутствующем настроении: вот уже несколько месяцев ее кидало то в чрезмерную холодность – она готовила ужины по телерецептам и подолгу гуляла в одиночестве, – то в назойливое материнство. В эти периоды она дарила сыну новые свитеры, ворковала с ним во время ужина и заботливо интересовалась уроками. В ее «материнские» периоды Питер частенько чувствовал, что она вот-вот готова расплакаться: бремя невыплаканных слез таилось в ее голосе и жестах. – Мам, что сегодня на ужин? Она вскинула голову и смотрела на его отражение в зеркале примерно секунду: – Сардельки с квашеной капустой. – О, – Питер обожал сардельки, но отец терпеть их не мог. – Ты об этом хотел спросить, Питер? – Она уже не смотрела на него, а следила за движением своей руки со щеткой в зеркале. Питер давно начал понимать, что его мать исключительно привлекательная женщина – может, не такая изумительная красавица, как Стелла Готорн, но более чем просто симпатичная. Она была моложава и хороша, как долго остаются хороши стройные миловидные блондинки; она выглядела свободной и легкой, как наполненный ветром летящий белый парус на горизонте. Мужчины заглядывались на нее, он знал, хотя ему не хотелось об этом думать; однажды, на вечере в честь актрисы, он видел, как Льюис Бенедикт гладил ее колени. До того времени Питер слепо (как он теперь понял) верил, что зрелость и женитьба означали освобождение от чувственных волнений юности. Но его мать и Льюис Бенедикт могли быть на месте Джима Харди и Пенни Дрэгер и смотрелись они более гармоничной парой, чем она с отцом. И вскоре после этой вечеринки он начал чувствовать, что супружеская жизнь родителей рассыпается. – Нет… не совсем, – сказал он. – Люблю смотреть, как ты расчесываешь волосы. Кристина Барнс замерла с поднятой рукой; затем опустила ее мягким движением. Она вновь отыскала в зеркале глаза сына и тут же, почти виновато, отвела взгляд. – А кто у нас будет на завтрашней вечеринке? – спросил он. – Да все те же. Друзья твоего отца. Эд и Сонни Винути. Немного. Рики Готорн с женой. Сирс Джеймс. – А мистер Бенедикт придет? На этот раз она сознательно встретила его взгляд: – Не знаю. Может быть. А что? Тебе не нравится Льюис? – Иногда мне так кажется. Вообще-то я его редко вижу. – А его все редко видят, милый, – сказала она, немного поднимая ему настроение. – Льюис затворник – до тех пор, пока не заметит симпатичную девушку. – Он ведь когда-то был женат? Она снова взглянула на него, на этот раз более остро: – Что за расспросы, Питер? Дай мне причесаться. – Да, извини, – Питер в волнении водил ладонью по стеганому одеялу. – Ну? – Я просто пытаюсь понять, счастлива ли ты. Она положила щетку на трельяж, стукнув ее костяной ручкой о дерево: – Счастлива? Ну конечно, родной. А теперь ступай вниз и скажи папе, что сейчас будем ужинать. Питер вышел из спальни и спустился в маленькую боковую комнатку, где его отец обычно смотрел телевизор. Еще один признак того, что в семье не все ладно: Питер не припоминал, чтоб его отец когда-нибудь по вечерам сидел у экрана, но последние несколько месяцев отец регулярно забирал с собой портфель и, говоря, что ему необходимо поработать с кое-какими документами, уединялся в телевизионной; через минуту оттуда доносилась приглушенная мелодия из «Старски и Хатча» или «Ангелов Чарли». Он тихонько заглянул в комнату. Кресло стояло напротив мерцающего экрана: «Семейка Брэди», соленые орешки в пакетике на столе, пачка сигарет и зажигалка рядом с ней, но отца не было. Его портфель, закрытый, лежал на полу у кресла. Прочь из комнаты, затем, с беспокойным чувством ускользающего семейного спокойствия, вниз – на кухню. Когда Питер вошел, Уолтер Барнс в коричневом костюме и поношенных коричневых замшевых туфлях бросал две оливки в мартини. – Питер, привет, мой мальчик, – сказал он. – Привет, пап. Мама говорит, скоро будем ужинать. – Что бы это значило? Через час – или полтора? А что она приготовила, не знаешь? – Сардельки. – Уф… Хм-м… Господи. Я думаю, мне надо немножко выпить, а, Пит? Он поднял стакан, улыбнулся сыну и сделал глоточек. – Пап… – Да? Питер шагнул в сторону, сунул руки в карманы, помолчал. – А ты очень ждешь своей вечеринки? – Конечно, – ответил отец. – Мы неплохо проведем время, вот увидишь. Все получится просто замечательно. Уолтер Барнс пошел было из кухни к телевизионной комнате, но что-то заставило его оглянуться на сына, качавшегося с пяток на носки, руки все еще в карманах, на лице сложная гамма переживаний: – Эй, дружище, что с тобой? В школе нелады? – Нет, – отозвался с несчастным видом Питер, покачиваясь туда-сюда, туда-сюда… – Пойдем-ка со мной. Питер поплелся за ним через гостиную. В дверях боковой комнатки отец сказал: – Говорят, твой дружок Джим Харди все еще не вернулся. – Нет… – Питера бросило в пот. Отец поставил мартини на столик и тяжело опустился в кресло. Они оба смотрели на экран. Почти все дети Брэди вместе со своим отцом ползали по гостиной – очень похожую на гостиную Барнсов, – пытаясь найти пропавшую черепаху или котенка (или, поскольку дети Брэди были находчивыми плутишками, – домашнюю крыску). – Его мать страшно волнуется, – сказал отец и набил полный рот орешков макадамия. Прожевав и проглотив, он продолжил: – Элеонор прекрасная женщина. Но она никогда не понимала своего сына. Ты не догадываешься, куда он мог уехать? – Нет, – ответил Питер, наблюдая за веселой возней на экране, словно пытаясь увидеть в ней подсказку, как исправить положение в их семье. – Просто сел в машину и был таков. Питер кивнул. На следующий день после его бегства из того дома он прошел по Монтгомери-стрит и заметил, что машины там уже не было. – По крайней мере Ролли Дрэгер вздохнет с облегчением, – сказал отец. – Пенни еще повезло, что не успела забеременеть. – Угу. – Так ты не догадываешься, где он? – отец посмотрел на него. – Нет, – сказал Питер и рискнул поднять на него глаза. – Он ничего не сказал тебе во время одной из ваших пивных вылазок? – Нет, – с несчастным видом проговорил Питер. – Ты, наверное, скучаешь по нему, – продолжал отец. – Волнуешься… Так?