– Ну ты и зануда, – Хардести повернулся на сиденье и уставился на Питера, который прочитал в его взгляде едва сдерживаемый порыв двигаться, действовать, немедленно творить задуманное, биться лбом об стену и крушить все препятствия на пути. – Думаешь, наша дамочка задумывается, что законно, что нет? Думаешь, заполучив этот дом, она шибко беспокоилась о чертовых законах и законниках – о Хардести, например? – Харди помотал головой с показным, а может и истинным отвращением. Питер подозревал, что он специально накручивал себя, готовил к бою, даже если сомневался в победе. Джим отвернулся от него и включил передачу; Питер какое-то мгновение надеялся, что Харди объедет квартал и вернется к отелю, но они на первой скорости миновали квартал и остановились прямо напротив дома. – Или ты со мной, или ты просто сопляк, – сказал он. – Что ты собираешься делать? – Для начала выйти, потом заглянуть в окна нижнего этажа. На это тебе хватит духу, Кларабелла? – Ничего ты не увидишь. – Господи… – прошипел Харди и выбрался из машины. Питер колебался не дольше секунды. Затем тоже вышел и последовал за Харди через заметенный снегом газон за угол здания. Они двигались быстро, пригнувшись, чтобы не попасться на глаза соседям. Через несколько мгновений они сидели на корточках под одним из окон бокового фасада. – Ну что, Кларабелла, заглянешь в окошко? – Завязывай так называть меня, – прошептал Питер. – Достало уже. – Ну ты нашел время, – ухмыльнулся ему Джим, затем поднял голову, чтобы заглянуть в дом. – О, взгляни-ка. Питер медленно последовал его примеру. Небольшая комната хорошо просматривалась в лунном свете, падавшем из-за их спин. В комнате не было ни ковра, ни мебели. – Странная леди, – сказал Харди, и Питер услышал смех в его голосе. – Зайдем с тыла. – Он, все так же пригибаясь, побежал, Питер за ним. – Я так думаю, ее здесь нет, – сказал Хард, когда Питер добрался до задней стены здания. Он стоял, выпрямившись и привалившись спиной к простенку между маленьким окошком и задней дверью. – Такое чувство, что дом вообще пустой, – здесь, за домом, где их никто не мог видеть, было спокойней. Длинный задний двор заканчивался белым пригорком – заметенным снегом кустом; пластмассовая кормушка для птиц, бассейн, полный снега и похожий на огромный замерзший торт, отделял их от изгороди. Даже в лунном свете он казался таким обыденно-домашним. «Нечего бояться, если рядом с тобой такие предметы», – подумал Питер и через силу улыбнулся. – Ты что, мне не веришь? – с вызовом спросил Харди. – Да не в этом дело. – Оба говорили во весь голос. – Лады, тогда ты смотришь первым. – Лады, – Питер развернулся и смело шагнул к окну. Он увидел тускло блестевшую раковину, половые доски, плиту, оставленную миссис Робинсон. Одинокий стакан на столе на краешке лунного луча. Если кормушка для птиц выглядела по-домашнему, то эти предметы казались брошенными. Еще один стакан пылился на полке. Питер сразу понял: Джим прав, дом пуст. – Никого, – сказал он. Харди кивнул, стоя рядом. Затем вскочил на цементную ступеньку перед дверью: – Чувак, если что услышишь, сваливай. – Он нажал на кнопку звонка. Трезвон пронизал весь дом. Оба напряглись, затаив дыхание. Ни шагов, ни голосов в ответ. – Ну, – сказал Джим, ангельски улыбаясь Питеру, – что я говорил? – Все равно нельзя так, – настаивал Питер. – Надо вернуться к парадной двери и сделать вид, как будто мы только что пришли. Если кто увидит нас – мы просто ищем ее. Если она не ответит на звонок в дверь, сделаем то, что в таких случаях все делают – заглянем в окна. А если люди увидят, что мы тут шныряем, вызовут полицию. – Неплохо, – помедлив, сказал Джим. – Ладно, попробуем. Но если никто не откроет, я иду к задней двери и открываю ее. Как задумано, помнишь? Питер кивнул: он помнил. Словно тоже испытав облегчение оттого, что больше не нужно прятаться, Джим преспокойно вышел к фасаду дома. Питер, чуть поотстав, двигался сзади, пока Джим, перейдя газон, подошел к парадной двери: – Вперед, спортсмен, – сказал он. Питер стоял рядом с ним и думал: я не смогу войти. Пустой, с покинутыми комнатами и аурой человека, избравшего его своим жилищем, дом казался обманчиво безмолвным. Джим позвонил. – Зря теряем время, – сказал он, выдав с головой свое волнение. – Да подожди ты. Просто держись естественно. Джим сунул руки в карманы куртки и попрыгал у порога: – Ну? Долго еще? – Еще немножко. Джим шумно выдохнул, выпустив клуб пара: – Хорошо, еще пару секунд. Одна, две, три. Теперь что? – Позвони еще раз. Как будто ты думаешь, что она дома. Джим нажал на кнопку второй раз: трель, прозвенев, угасла в глубине дома. Питер оглядел дома вверх и вниз по улице. Ни машин, ни огней. Тусклый свет свечи мерцал в окне четвертого дома, но ни одно любопытное лицо не выглянуло, никому не было дела до двух мальчишек у порога дома их новой соседки. Старый дом доктора Джеффри скорбно темнел напротив. И тут ниоткуда, совершенно необъяснимо, донеслось дуновение музыки. Гудящий тромбон, вкрадчивый саксофон: где-то очень далеко играл джаз. – М-м? – Джим Харди поднял голову и отвернулся от двери. – Что за звуки? Питеру вдруг представились шатры ярмарки, темнокожие музыканты… – Похоже на карнавал. – Точно. Они здесь частенько. Особенно в ноябре. – Наверно, запись. – У кого-то окно открыто. – Наверно. И все же – словно сама идея внезапного появления карнавальных музыкантов в Милбурне была пугающей – ни один из них не желал допустить мысли, что эти веселые звуки казались слишком живыми, чтобы быть записью. – А теперь заглянем в окошко, – решился Джим. Он соскочил со ступенек и подошел к большому окну. Питер остался на крыльце, тихонько хлопая в ладоши и прислушиваясь к замирающим звукам музыки: оркестр двигается к центру города, к площади, подумал он. Но какой в этом смысл? Музыка стихла совсем. – Ни за что не догадаешься, на что я сейчас смотрю, – сказал Джим. Вздрогнув, Питер взглянул на друга: лицо Джима оставалось абсолютно спокойным. – На пустую комнату. – Не совсем. Он знал, что Джим не скажет и придется посмотреть самому. Питер соскочил со ступеньки и подошел к окну. Сначала он увидел то, что и ожидал: пустая комната, ковер снят, повсюду пыль. В одной половине окна – темная арка дверного прохода; в другой – отражение его собственного лица. На мгновение он испугался, что попадет там в ловушку – как его отражение, – его заставят пройти через темную арку, ступать по голым доскам пола: этот страх имел в себе не больше смысла, чем игра призрачного оркестра, но был сродни ей. Он таился там. Потом Питер наконец понял, о чем говорил Джим. У стены, рядом с плинтусом, лежал коричневый портфель. – Это ее! – прогудел Джим прямо в ухо. – Теперь дошло? – Она там… Она там! – Нет. То, что ей нужно, – все еще там. Питер попятился от окна и взглянул на застывшее, красное лицо Джима. – Так, все, хватит здесь торчать! Я иду в дом, – заявил Джим. – Ты со мной, Кларабелла? Питер молчал, не в силах дать ответ; Джим обошел его и скрылся за углом дома. Несколько секунд спустя послышался легкий удар и звон разбитого стекла. Он застонал, повернулся и вновь увидел свое лицо в окне – испуганное и нерешительное. «Уходи отсюда. Нет. Надо ему помочь. Уходи. Нет, надо…» Он пошел за дом, едва удерживаясь, чтобы не побежать.