«Удивила я все же этого гада», – подумала она. Но чувство удовлетворения быстро улетучилось. Крупные гады типа Риверы не любили, когда их удивляли. Придется ей за это расплатиться. Или Марку. При виде того, как он скрывается в дверях, уже поднявшись по ступеням, по коже Джины побежали мурашки, даже дреды зашевелились. В голову вдруг пришла дикая мысль: прокрасться внутрь, затаиться и схватить его, когда он будет выходить, – но предугадать, сколько продлится заседание, было невозможно. Да и Ривера мог кого-нибудь отрядить на ее поиски. Лучше уж она подождет Марка у него дома. В темноте наверху возникло какое-то движение, на мгновение показалось, что это посланцы Риверы уже ищут ее. Но тут она различила на фоне более густой тени очертания видеокамеры. – Довольно любопытная сцена, верно? – сказал мужчина. – По крайней мере, она возбудила ваш интерес. Он спустился на несколько ступенек. – Удалось без проблем отлепить ту наклейку? – спросила она. – Никого из этих людей не знаю, а вы? – Неужто? – Я первым спросил. – Хохотнул он. – Ладно, один черт. Кое-кого признал. Теперь ваша очередь. – Кое-кого признала, – словно эхом отозвалась она. – Хотелось бы узнать, в чем мы сходимся. – Он подошел еще ближе, стоя теперь всего лишь на одну ступеньку выше. – Может ли вас заинтересовать чашечка классного кофе? Джина провела руками по лицу: – В настоящий момент, приятель, ты не мог бы заинтересовать меня, если бы даже голышом залез в ванну с лимонным желе. На кого работаешь? Мужчина заколебался, совершенно явственно решая, врать или нет. Марк считал, что крайнее утомление усиливает восприятие невербальных символов, почти как при телепатии. Если только удается не заснуть прежде, чем их заметишь. – То здесь, то там подрабатываю… – Понятно, на ниве желтой прессы. Он издал смешок, даже в такой момент прозвучавший весьма сексуально. – Подрабатываю там, где для моих материалов находится местечко. Не думаю, что придется особенно трудиться, чтобы найти подходящее местечко для сегодняшнего, вот только узнать бы побольше деталей. Джина зевнула. – Сомневаюсь, что этот материал тебе удастся пристроить. Скорее всего выяснится, что всем начхать на клиники-благодельни, что драматизма тут не больше, чем в заметках о покусанных собаками гражданах, и решительно никому, даже самой жадной до сенсаций желтой сети в самом хвосте списка твоих потенциальных покупателей, нет ни малейшего дела до этой истории. – Ах, вот как. – Теперь без всяких смешков, совершенно бесстрастным голосом. – А затем, – продолжала она, – причем довольно скоро, при попытке перекачать информацию ты вдруг обнаружишь, что вирус прошелся по твоим данным и, прожевав половину, перешел на камеру, которой дал сигнал самоликвидироваться. А может, не повезет настолько, что ты передашь этот вирус одному из своих драгоценных покупателей, и тот живо предъявит иск в суд, пока ты еще будешь соображать, что стряслось с камерой. Думаю, твою настойчивость при добывании информации вполне могут классифицировать как навязчивое состояние и вынести рекомендацию применить имплантотерапию. И очень скоро тебе станут безразличны любые новости. Нравится такая перспектива? – Ты точно знаешь? – ровным голосом спросил он. – Нет. – Джина снова зевнула. – Точно я знаю только то, что они налепили нашлепку на твою камеру и очистили зал суда. Твоя информация абсолютно незаконна, поэтому ты мигом окажешься за решеткой, если попытаешься ее продать. С остальной частью программы, может быть, повременят, пока не отсидишь срок до конца. – Ты, похоже, неплохо осведомлена о таких вещах, – заметил он и наклонился ближе, желая, видимо, продолжения беседы. – Ни фига я не знаю. Устала до смерти, в голове только одна мысль – добраться до дома и как следует выспаться перед работой. – А ты на кого работаешь? Джина махнула рукой в направлении опустевших ступеней. – На них. И, отвернувшись от настырного типа, стала спускаться, оставив его переваривать услышанное. Она слишком устала, чтобы понять, удалось ли напугать его. В лучшем случае он, если и не сотрет все, будет сидеть тихо со своей информацией. В худшем – это ее не касалось. У самой забот невпроворот. И она по-прежнему хотела надрать Марку его безнадежную задницу. Отлупить его от души. Глава 3 В лос-анджелесском международном аэропорту все прошло так же гладко, как и в остальных пунктах пересадок: от Канзас-Сити до Солт-Лейк-Сити, от Солт-Лейк до Фриско, а оттуда самолетом местных авиалиний до Лос-Анджелеса. Словно эстафетный бег. Но только так можно было купить три билета на три разных имени (вернее, на два, в Сан-Франциско от нее не требовали документов, потому что рейс был местный), экономно пользуясь карточками на предъявителя, чтобы не привлечь к себе лишнего внимания. К инжектору инсулина на боку у Сэм вряд ли кому-то могло прийти в голову придраться. Один только раз его просветили на предмет подозрительных импульсов, а при посадке на местный самолетик охранник и вовсе не стал проверять, показав на свой: «Остается только молиться, чтобы побыстрее научились бороться с этой тканевой несовместимостью, верно, сестренка?». Охрану аэропортов интересовали взрывчатка и оружие, а не самодельное компьютерное оборудование. Да и вообще, устройство прежде действительно было инжектором инсулина – до того, как она поработала над ним. Она не спеша шла по коридорам зоны прилета, позволяя толпе обтекать себя. Инжектор лежал в кармане мешковатых брюк в отключенном состоянии, неприметные солнечные очки висели на шее (эти очки вполне эффективно выполняли свою дополнительную функцию, проецируя изображение на сетчатку, в нерабочем же состоянии проекционный экран в левой линзе становился прозрачным). А чип-плейер лежал в дорожной сумке. И к нему тоже никто не проявил ни малейшего интереса, к тому же подобные устройства были гораздо шире распространены, чем крайне чувствительные диабетики, чей организм отторгал любые, даже специально выращенные, имплантаты. Но прояви охранники любопытство, из мини-наушников на них обрушилась бы стереолавина спид-трэша. Эта разновидность тяжелого рока вновь переживала возрождение, потому что подрастающее поколение обнаружило, что с ее помощью всех, кто старше двадцати пяти, легко заставить заткнуть уши и ретироваться. Сэм обожала спид-трэш. Ей было семнадцать. В зоне выдачи багажа пришлось протискиваться сквозь очередь людей, ожидавших, когда освободится одна из закрытых кабинок напротив багажного конвейера. Над кабинками жужжали и мигали эмблемы модема «Кэл-Пэк» – не самое вызывающее доверие зрелище, но никто из очереди не уходил. Сэм не переставала удивляться, до чего много народа пользуется общественными модемами «Кэл-Пэк». Из-за их широкой совместимости они были гораздо уязвимее для вирусов, сколько бы «вакцин» ни закачивали в систему. Половина этих антивирусных программ безнадежно устарела. А правительство и налогоплательщики (к каковым Сэм не относилась) вместо того, чтобы вкладывать средства в дальнейшие разработки и исследования, предпочли ужесточить наказание для вандалов. Как будто таким способом можно Шалтая-Болтая обратно собрать. Она чуть задержалась у последней кабинки. На пластике по-прежнему было нацарапано кривыми печатными буквами: «Доктор Фиш наносит визиты». Чуть ниже появилась новая надпись: «Святой Дисмас, молись за нас». У выхода к наземному транспорту собралась обычная группа зевак и вымогателей: несколько мелких торговцев, группки каких-то агитаторов, всучивавших свои листовки, и представители двух соперничающих местных клиник – мотивация вернется к вам, девушка, словно по волшебству, да-да, как по волшебству, диагностика проводится прямо на месте, в клинике, нет никакой необходимости в направлении, которое еще не всякий врач даст, потому что они не понимают, что целительная сила имплантатов принадлежит всем, буквально всем, кому необходима помощь. – Жизнь теперь такая, что от нее тошно! – крикнул кто-то за ее спиной. – От твоих слов мне делается тошно! – прокричал другой. Сэм улыбнулась себе под нос. Ну и ну, карма сегодня тяжела. * * * На площадке аренды транспорта царил обычный хаос: опаздывающие на самолет создали затор, стремясь поскорее сдать машины, а пассажиры с приземлившихся рейсов пытались обратить на себя внимание служащих, которые уныло бродили без видимой цели между павильонами «Выдача» и «Прием» в центре площадки. «Добро пожаловать в Лос-Анджелес», – покорно подумала Сэм. За две недели в заповеднике у Макнаббов в Озарках ее порог чувствительности к бардаку заметно понизился. Без особой надежды она встала в очередь к павильону «Выдача». Несомненно, к тому времени, когда она дойдет до окошка, служащий заявит, что остались только более вместительные модели автомобилей, но скидок они не предоставляют, следующий, пожалуйста. Однако она слишком устала от перелета, чтобы шагать до одной из стоянок отелей и садиться к частнику на челнок, где к тому же требовалось предъявить удостоверение личности для сканирования – а этого она всегда старалась избежать, пользуясь платежными чипами на предъявителя. Совсем ни к чему облегчать работу тем, кто захочет ее выследить. Она выудила чип-плейер из сумки и надела наушники. Зазвучал убойный спид-трэш, совсем новая композиция, которую ей недавно скинул Кили, ничуть не пострадавшая после прогона через программу дешифровки. Вычлененную после дешифровки информацию Сэм смогла просмотреть прямо в самолете, ничем внешне не отличаясь от других скучающих подростков: с очками на глазах, погруженная в свою музыку. Никто не видел, что ткань потрепанной ветровки скрывала соединение плейера с инжектором, лежащим в кармане брюк, а под массой не поддающихся расческе волос совсем незаметно было, что шнур очков подключен к проводам, тянущимся к наушникам. И сейчас она чувствовала сильное искушение подключить очки и снова взглянуть на данные Кили, но для этого еще будет время – если, конечно, она не умрет от старости, стоя в этой очереди за авто, которого ей, скорее всего, не достанется. Арендованные авто ей нравились ничуть не больше, чем прочим людям, испытывавшим к ним единодушную неприязнь, но иметь собственную машину в Лос-Анджелесе означало погрузиться в бюрократический кошмар: помимо безупречной истории вождения и уплаты приличной суммы за всевозможные разрешения, требовалось еще и возобновлять все бумажки каждые три месяца. В новом тысячелетии городские власти Лос-Анджелеса изобрели для решения транспортной проблемы массовую систему аренды, вылившуюся в сплошное недоразумение. На дорогах стали плодиться, как кролики, крошечные двухместные и одноместные авто, сделанные из самых дешевых материалов, со встроенным компьютером плохого качества. Компьютерная навигация помогала весьма относительно – система «ГридЛид» обычно отставала от реально складывавшейся ситуации минут на двадцать, то есть чаще всего извещала вас о пробке, когда вы уже прочно в ней сидели. Сэм устало вздохнула. Ну вот, и часа не прошло, как она вернулась в Лос-Анджелес, а с таким трудом обретенного в Озарках покоя как не бывало. Одиночество подействовало на нее благотворно – тонизирующе, как сказал бы отец. В последнее время жизнь превратилась в настоящее безумие, ее окружение из числа хакеров просто сбрендило на информации. Постоянное пиление дома и перепалки с отцом тоже не помогали чувствовать себя спокойнее. Да, старик Гейб и Кэтрин внесли свою лепту – собственно, больше Кэтрин, чем Гейб, надо отдать ему должное. Годы, прожитые вместе, привели к временному помутнению рассудка, чего еще можно было ожидать. Одного воспоминания о родителях хватило, чтобы внутри все затрепетало: «Если не вырвусь отсюда, то умру». Причин сбежать в глушь было хоть отбавляй, да и того, что она добыла хакерским путем в «Диверсификации», было достаточно, чтобы на время уехать из города. Она-то, конечно, уверяла себя, что истинная причина, единственная причина ее бегства крылась в последнем обстоятельстве. Иначе пришлось бы признаться самой себе, что, как ни крути, невозможность обрести материнскую любовь и уважение терзала ее, словно нож в сердце. В заповеднике у Макнаббов не требовалось предъявлять документы, там не спрашивали удостоверений личности для сканирования и не задавали лишних вопросов. В палатке – почти никаких удобств, низкая плата, общая душевая и туалет. Если у нее возникало желание узнать новости, то в магазинчике, который держали хозяева, всегда можно было заказать распечатку «Твоего ежедневника» из инфолайна, надо было только не лениться каждый раз переустанавливать личные настройки. Иногда приходилось ждать, потому что принтеров было только два, а если не хотелось терять время – Лорен Макнабб откладывала распечатку для нее и вручала при следующем визите. Но какой бы приятной ни была смена обстановки, Сэм прекрасно понимала, что это всего лишь временное затишье. Ее жизнь – в Лос-Анджелесе, о возвращении куда она уже начала подумывать, когда ей позвонил Кили. Единственным техническим устройством, которым Макнаббы снабжали все палатки без исключения, был телефон, сами же они не принимали сообщений для постояльцев и не имели обыкновения вторгаться к ним с известиями о чрезвычайных происшествиях. Телефон на тумбочке у изголовья кровати смотрелся в палатке довольно забавно. Сэм не ожидала звонков, потому что никому не сообщала о своем теперешнем местонахождении. Если кто и мог его вычислить – то именно Кили. Взвинченный, как обычно; его странные отношения с помешанным на смерти Джоунзом тоже всегда действовали ей на нервы. Но на этот раз он не стал жаловаться на судьбу и на то, к чему идет Джоунз со своими имплантатами. Теперь он был взвинчен и испуган из-за попавшей в его руки информации. Способ ее добычи Кили предпочитал называть «бдением», как будто это звучало эффектнее, чем просто хакерство. Сэм подозревала, что он залез в «Диверсификацию». И зачем только она дала ему перед отъездом техническое описание своего модифицированного инжектора? Явная ошибка. Собственно, модифицировала она всю систему до конца уже в Озарках, просто для практики, и чтобы убедиться, что в состоянии довести это дело до конца. И оказалось, не зря. Кили настаивал на переброске своей информации немедленно, а ноутбук она оставила у Розы. Закончив пересылку, он попрощался и повесил трубку. Итак, скорее всего, его добыча тоже из «Диверсификации» – этой Джомолунгмы хакеров, где легче всего было попасться в ловушку. А на попавшихся они всегда подавали в суд. Кили же не мог удержаться от соперничества с нею, желая сравняться по числу удачных попыток. Она пыталась доказать ему бессмысленность этого соперничества: чем чаще станут они наведываться в «Диверсификацию», тем вернее их сцапают. Но у Кили всегда было больше изобретательности, чем здравого смысла. Вероятно, она смогла бы убедить его, подумала Сэм, если бы открыла свою маленькую коммерческую тайну: ей удавалось обойти защиту благодаря тому, что на фирму трудился отец, поэтому она многому научилась, просто впитывая его манеру работы. Может, у Кили хватило бы рассудительности оставить свои попытки, а может, наоборот, он тогда совсем замучил бы ее, стараясь выудить какую-нибудь подсказку или намек. Как бы то ни было, Сэм ощущала какую-то болезненную ответственность за то, что с ним могло произойти. Как ни смешно. Собственно, поэтому и вернулась в Лос-Анджелес. – …новое шоу, все оборудование бесплатно, совершенно бесплатно! Голос, прорвавшийся сквозь грохот музыки в наушниках, показался знакомым. Она выключила плейер и оглянулась. Молодому человеку в гимнастическом костюме, пробиравшемуся вдоль длиннющей очереди – от самого хвоста к началу – не повредило бы прибавить несколько килограммов, чтобы одежда не висела на нем мешком, и чтобы уравновесить водопад золотых кудрей, рассыпавшихся по костлявым плечам. Над его головой мерцала голографическая корона, то разгораясь ярче, то едва светясь, но он даже не пытался поправить настройку поясного проектора; не заботился он и о том, чтобы придать своему лицу менее скучающее выражение. Сэм расплылась в улыбке. С их последней встречи прошло немало времени, но она узнала бы Борегарда в любом обличье. – Бесплатные билеты! – выкрикивал он, держа листочки двумя пальцами и помахивая ими. – На просмотр волнующего нового шоу! Он почти миновал ее, когда Сэм ухватила его за рукав и спросила: – И как, многие попадаются на крючок? Неузнавающе поначалу глянув на нее, молодой человек рассмеялся: – Трахни меня на месте!