– А я молчу, Оди. Я молча бегу к мяснику, где врублю свое красноречие и заставлю его зарезать самую молодую жаберную овцу… Бармен исчез за дверью, успев почти бросить на стол заставленный стаканами поднос и полную бутылку самогона. Глядя, как Каппа взялся разливать самогон, а Хорхе расставляет стаканы, в то время как привалившийся к углу Рокс устало прикрыл глаза, я медленно прокручивал в голове всплывшее подобно куску дерьма в мозговой пульпе воспоминание… Гигантские плавучие города, выстроившись в длинную цепь, медленно входят в зону охраняемого мелководья, что уже на территории первой штаб-квартиры Атолла Жизни, к тому времени переехавшей, а эта зона превратилась в почти в замкнутый стенами колоссального купола испытательный полигон постройки первого глобального убежища… Я помню тот закатный вечер Эпохи Заката… багровое больное солнце, солнечная буря, гигантские свинцовые волны с коричневой нездоровой пеной, мертвые здания плавучих городов и лишь в некоторых окнах тускло горит свет, где уже не скрываются незнакомые обитатели, вцепившиеся в подоконники и завороженно смотрящие на медленно открывающиеся гигантские врата в стене купола… Хлопнула дверь, прогрохотали шаги и из коридорчика опять высунулся бармен. – Я Шмякос, кстати! Но дело в другом… Ты тот самый Оди? Про которого на перекрестке девки визгом захлебываются? Чужак Оди, что вытащил отряд Риториков из ловушки? – И? – И то, что овца на самом деле будет молодой и свежей, а компот без единой блестки, что однажды уже была использована… – выставив в бар руки с оттопыренными большими пальцами, Шмякос медленно убрался обратно в коридор, откуда через секунду послышались его удаляющиеся шаги и вопль: – Быстрей компот сюда, блестки вы жопные! Сахару не жалеть! – Шмяксик… солнышко мое тупенькое… не охерел ли ты часом голос на главную красотку улицы повышать? АХ! – плаксивый мужской голос прервался, хлопнула дверь, а я опять вернулся мыслями к плавучим островам, что… – Мы так душевно извиняемся – прохрипели от столика громил, в то время как остальные посетители дружно сместились к дальней стене вместе с бутылками и оживленно перешептывались, заодно демонстративно держа руки на столах. – Куда делись острова свободы? – ожила Ссака, опрокидывая в себя первую дозу – Ух! Хор-рошо, с-сука! Хорошо! – Часть островов была затоплена – ответил я, продолжая вспоминать – Оставшиеся были направлены сюда. Они вошли внутрь строящегося Формоза в то время, когда с другой его стороны уже вливался поток переселенцев. Ты в те времена еще наемничала, охраняя атомные электростанции и фермы ветряков. А острова один за другим вставали на мелководье длинными рядами… тот каньон… Тракт Добра… это был канал. Все острова планировалось превратить в единый гигантский зеленый эко-город с почти полной автономией. Это был аналог прибрежных городков – как во Франциске в городах и селениях добросов. – То есть Мутатерр не планировался? – Ни хера он не планировался – покачал я головой – Тут должна быть огромная полуводная зона с водными дорогами, стенными садами, огородами на крышах и счастливыми гоблинами, растящими тут детишек. Уже готовая продвинутая инфраструктура плавучих городов позволяла все это сделать с минимальными затратами. К тому же все острова были построены Россогором и не было проблем с совместимостью – совпадали все мелочи, не говоря о крупняке. Часть секторов чисто водная – от хребта до хребта – с зонами общего пользования. Вода – жилой массив – вода – жилой массив. Рыбоводство, фермерство, моллюски, тонны съедобных полезных водорослей и никаких сучьих авокадо… Там, где сейчас находится Дублин-5, и его потенциальные соседи, должно было находиться кольцо полутропического леса, что отделяло прибрежную полосу, заодно служа источником ягод, грибов, фруктов, поглощая при этом углекислый газ и выделяя кислород. – И где лес? – В жопе – проворчал я – Весь этот мирок в жопе… – Но вместо леса тут город… – Да – кивнул я – Формоз был первым миром-убежищем и в нем были протестированы наработки Россогора. А Россогор славился своими умениями передвигать невероятные по масштабу массивы. В дальнейших убежищах от этого отказались, но там применялись иные тестовые наработки. Мы всегда искали лучшие варианты… – Погоди. Россогор славился умением передвигать невероятные массивы чего? Данных? – Массивы мира – усмехнулся я – Формоз – это наполовину стабильная структура, особенно в центральной области, но наполовину это паззл из одинаковых кусочков. Часть колоды можно перетасовать, меняя облик мира. – Нахрена? – Все та же фишка Россогора – ответил я – Новый день – новый вид за окном! Надоело жить в родной деревне рядом с горным пиком? Назавтра проснетесь – а деревушка вместе с полями, рощами и садами оказалась у берега лесного озера… Но, чтобы проделать такой фокус с переделкой мира… надо иметь особые полномочия. Не знаю кто это сделал, но он нарушил структуру мира. Внешнее кольцо защитного леса ушло куда-то… а вместо этого на окраину были отброшены города вроде Дублина. Раз у этого Дублина пятый номер… Кстати – по внешней стороне пронизанной тропинками лесной зоны тянулся закольцованный водный путь… – Тот самый Гнойный Каньон, что ты мирно форсировал по пути сюда? – Ага – кивнул я – Он самый. Его оставили на месте, превратив в резервацию… – Компот! – торжественно объявил влетевший в бар Шмякос, в каждой руке держа по здоровенному прозрачному кувшину с мутной бурой жидкостью – Сладкий! Сейчас принесу еще! Про овцу я уже рявкнул, мясник учтиво вякнул и все решено. Уже режем и пластаем, господа и дамы! Режем и пластаем! – А че ты такой услужливый, Шмякос? – не удержалась наемница от логичного вопроса – Или травануть нас всех решил? И награду срубить за наши головы… – Травануть?! – выпучился бармен, едва не выронив кувшины – Да вы что, прекрасная леди? Втяните сосков острия! Я лишь комочек говна в жерновах городских фракций и на посмертные лавры киллера не претендую… – Тогда чего так рад за Риториков? В их мутных рядах служит твой жопный ублажитель? – поинтересовалась Ссака, благосклонно глядя на невысокий «комочек говна», что справился с душевным потрясением и поставил кувшины на стол, не расплескав – Твоя длинная ночная отрада, которую ты… – Вам бы замуж, леди – вздохнул Шмякос и пока поперхнувшаяся Ссака откашливалась, он успел вставить еще пяток фраз – Они встряли за меня в разборку. Вот почему я за Риториков всей душой! Я тут двоих хренососов пристрелил. Я обычно мирный, но они совсем уж края попутали – набухались моим пойлом, не заплатили, а затем попытались поставить меня на бабло! Револьвер ржавый на меня наставили! Ну я и… – Обрезом? – я глянул на барную стойку. – Им родным. Поочередно из каждой ноздри чихнул по разу… и образовалось две кучи кровавого говна. – Причем тут Риторики? – голос Сссаки зазвучал как вынимаемый из ножен тесак. – Говорю же – встряли они за меня. – Против кого? – А! Я ж не сказал – только я этих двух губошлепов угомонил, как явились Лезвия! Малая группа из шести бойцов и каждый с бритвой. Злые. Орущие. Наехали на меня они жестко. Я разом виноватый во всем стал – тараторящий бармен успел за это время пару раз смотаться за барную стойку, каждый раз принося что-то новое. В третий заход он со стуком поставил на наш стол небольшую электроплитку с витым полосатым шнуром, уходящим к углу. На плитку встала чугунная немалая сковорода, куда Шмякос вывалил полный контейнер влажного и чуток позеленелого арахиса. Сверху он поспешно высыпал пакетик черного перца, следом пару ложок соли и чуть ли не пригоршню какой-то сыпучей красной хрени, продолжая при этом тараторить: – Риторики вступились за Шмякоса! Защитили. А главное что? А то, что они за это ничего не потребовали! Ни единого песо с бедной барной крысы! Вот это – люди! Человеки! И я – тоже человек! Вот что нас роднит в этом ублюдочном городе слепленном из постапокалиптичного кирпича и современного дерьма! И вы – люди! – Не-е-е-е… – возразила Ссака и удивительно умело перемешала полугнилой арахис в глубокой сковороде – Мы гоблины! И на вас людей нам насрать! Включая Риториков! Сдохли бы – и посрать! – Но ведь вы спасли… так говорят… – Спасли – подтвердил Хорхе и указал на меня почернелым пальцем – Сеньор команданте дал слово. Слово дал – слово сдержал. Риторики живы. Арахис потрескивает. Еще бы пару половников густого рагу… но сойдет и мясо. – Коменданте… – с уважением присвистнул Шмякос, ставя на стол еще одну бутылку, примерно трехлитрового объема – Звучит серьезно. Или команданте? Я в этих званиях не очень… – А не посрать? – удивилась Ссака – Будь гоблином, гоблин – не вдавайся в сраные детали! – Я человек! – С хера ли? Особенный что ли? Выпей-ка с нами, человек. – А овца? – Подождет твоя овца – буркнул Каппа, протягивая бармену стопку. – Да не отравлено, господа! И дамы! Но выпью. Махом опрокинув стопку, Шмякос с шумом выдохнул, зачерпнул щепотку горячих орешков и закинул в пасть. Шипя от ожогов языка, утирая заслезившиеся глаза, он прошамкал: – Мама моя так выпить порой любила. Стограммовый пакетик острого арахиса и литр самопального виски за вечер употребляла душевно, после чего брала какую-нибудь палку и начинала меня херачить почем зря, причитая про свое загубленное мной ублюдышем ее шикарное тело элитной экскортницы… Вранье, конечно. Мамочка моя всегда была дешевой шлюхой. Но кто из девушек не мечтал быть принцессой? А элитная экскортница чем не принцесса? Ведь их не только трахают, а еще и по ресторанам водят… вот ты, воин – Шмякос взял еще одну полную стопку, опрокинул в себя и, хрустя раскаленным арахисом, пришлепывая обожженными губами, поинтересовался у Ссаки – Ты бы хотела быть дешевой трущобной давалкой? – Охерел? – Вот! Видишь? И ты тоже мечтаешь быть дорогой сосалкой, а не дешевой давалкой. И ты мечтаешь быть принцессой на потных атласных простынях… – Че?! Где?! – Ну ты рада завязанному диалогу? – поинтересовался я, цепляя за края стопку и задумчиво глядя на испускающий темноватый дымок арахис. – Шмякос, сука! Я тебе сейчас всю сковороду арахиса в задницу утрамбую! – Я же сдохну! И кто тогда мясо овцы принесет? – У тебя есть память? – спросил я, пригубив неплохого самогона – А, Шмякос? Ты помнишь о былых временах? – Кое-что… есть знаете ли средства особые… – Походу эти средства есть везде – поморщился я. – Капли Путарла или же торпеды Дамукла. Советую торпеды! Вставил одну такую хорошую сразу после того, как облегчился и подтерся… и работай себе спокойно в радужной дымке, ожидая мягкого прихода рваных отрывков чего-то из прошлого… я вот теплы детские годы больше припоминаю. И работу свою! Вернее службу! Призвание! Я из закатных активистов был. До последнего вроде как оставался на одной из сдерживающих кислотную жижу дамб. Я и тяжелый шагоход Добрыня. Вместе мы месили раствор, латали дыры, вбивали столбы… и все бесплатно! Тогда я вроде как еще верил, что планету можно спасти. И вот… не спасли… Помню там рядом какое-то древнее кладбище было для самых важных при жизни… так гробы и надгробные плиты из черной земли с чавканьем вылазили, а между ними двухголовые лебеди облезлые плыть стараются, обожженными лапами грязь взбивая… – Ну то есть ты понимаешь, где ты находишься? – произнес я и обвел стопкой помещение бара – Где находится все это. – Мы в раю! – Уверен? – Мы живы, а стало быть, мы избранные. Не помню, как я здесь оказался, но ведь я жив! Владыка пригрела нас на груди своей! – Уверен, что это район ее груди? – выпив самогон, я черпанул арахиса, с треском раздавил пересоленные острые орешки, что, наверное, мои ровесники будут. – Ну может у задницы благоуханной пригрела – развел руками Шмякос и под кивок Хорхе, сцапал еще одну стопку – Спасибо за угощение! У меня то весь невеликий навар на торпеды уходит. Могу свести со своим дилером. Он и смазку неплохую подгоняет – воспаленные краешки идеально смягчает. Да еще и холодком в сраку отдает. Торпеда потом входит как родная! Желаете? – Пошел ты! – буркнула никак не могущая успокоиться Ссака. – Да все лучше, чем капли в глаза херачить! Они как кислота! Торпеды тоже сраку жгут, но сраку, а не глаза. Я ведь не жопой людям улыбаюсь… – Мясо – напомнил я, когда из моего живота раздался утробный рык – И быстрее… – Несу! И это… я по понятиям живу. И не стал бы денег просить, раз вы Риториков спасли. Но у меня выплата аренды скоро… – А ты весь навар на жопные торпеды тратишь – кивнул я – Интересный ты… человек… Шмякос.