– Или я напился до чёртиков, или я вижу перед собой человека, а не суку, – медленно нарушает молчание Белч. – Скорее, первое. В этом месте, насколько я знаю, подают сносную еду. Я бы предпочла бургер, колу и фри-фрайс с кетчупом. Угостишь девушку? – От моих слов Белч ещё больше входит в состояние ступора, а затем громко смеётся, мотая головой. – Ни хрена себе, Эмира Райз, ты выкинула номер. С удовольствием угощу тебя. Жаль только, что сайт больше не работает, а то я бы с радостью выложил фото, на котором ты поедаешь калории, – ещё смеясь, парень поднимает руку, подзывая официанта. – Знаешь, что самое интересное? Отрицательно качаю головой на вопрос Белча. – Я вот испытываю к тебе разные чувства. От ненависти до желания завести дружеские отношения. Но в любом из своих состояний я всегда тобой восхищался, даже если ты поступала довольно жестоко. Единственное, что не менялось, именно восхищение твоим потенциалом. – Ты явно перебрал лишнего. И поверь мне, я не ангел, Белч. В большинстве случаев мне плевать на то, что произойдёт с людьми, – усмехаюсь я. – Но тебе плевать не на всех. И я считаю, что мне повезло, раз я никогда не думал о том, чтобы влюбиться в тебя. А вот Рафаэлю в этом не повезло, и я вижу, что с ним делает любовь. Твоя любовь. Она смертельна для других, но дарит кислород и силы для вас с ним. У вас нет будущего, прости, но это ведь так, Мира. Однако и ты, и он мечтаете о нём, совершаете немыслимое и выживаете ради вот этой иллюзии, в которую так верите. Лежать в гробу, ещё дыша, и знать, что вся боль была впустую, это чертовски жестоко. Я бы, наверное, не вытерпел. Свихнулся. Спился. Обкололся. Не знаю, как бы я поступил, но уверен, что не вёл бы себя так, как он. Спокойно. Рассудительно. Странно. Вы оба очень изменились. Вы стали лучше не для людей, а для самих себя. Я сравниваю вас и нас с Сиен и могу сказать, что я нереальный везунчик. Как ты с этим живёшь? – Непросто. Ты прав, Белч, Рафаэль очень изменился. Если сравнить его с тем парнем, который нагло заявил мне, что будет жить через стенку, и оккупировал часть моей жизни, то он теперь другой. Иногда я смотрю на него и не вижу в нём многого. Наверное, это называется взрослением и опытом. Такого, какой он сейчас, я бы никогда его не поняла и не приняла. Но нынешняя я не смогла бы любить его прежнего. Это, как кусочки пазла. Они складываются в картину снизу вверх. И когда не хватает кусочка, то это затормаживает нас. А когда они выстраиваются ряд за рядом, то всё подходит идеально. Рафаэль пытается скрыть от меня многое, думая, что это подвергнет меня опасности. И я это замечаю. Раньше бы я возмутилась, потребовала объяснений и честных признаний о том, как обстоят дела на самом деле. Сейчас же мне комфортно знать, что рядом со мной человек, который умеет меня защищать и, главное, хочет этого. – Думаешь, он считает, нас тупыми и непригодными? Меня это обижает. Он как будто стену выстроил. То отталкивает, то неожиданно приходит и просит разговорить Оливера о том, что было в ту ночь. И я решился… поэтому и решился на обручение прямо сейчас, чтобы самому успеть уберечь Сиен, вывезти её или же попросту закрыть собой. Так я хотя бы имел повод возмутиться, а в итоге только хуже сделал, – Белч замолкает, когда перед нами ставят два одинаковых заказа. – Но ты ведь можешь защищать Сиен и так, без официального заявления. Для чего оно, вообще, нужно? Хочешь новых проблем? А вдруг после свадьбы вы тоже изменитесь, и ваши грани больше не будут подходить друг другу? Ты об этом не думал? Рафаэль сделал мне предложение, и я согласилась, но это слова, которые просто были нужны нам обоим. А вот брак – это уже намного серьёзнее, Белч, тем более в такой ситуации, когда неизвестно, как завершится этот год, и останется ли у нас хотя бы капля веры во что-то, а идти наобум запрещено. Найди другой вариант помощи Рафаэлю, с ним очень сложно сейчас, и я его понимаю. Он напряжён. Он боится. На нём огромная ответственность, как и вероятность того, что он окажется в тюрьме, если этого пожелает Карстен, велика. Чем меньше ты или я мелькаем сейчас рядом с ним, тем, по его мнению, мы дальше от негативных последствий. Сейчас мы можем только полагаться на его выводы и планы, вот и всё. Да и тебе необходимо решить свою проблему, Белч. Сиен ведь ждёт и волнуется, она тоже боится, как и ты. – Сильно обижается на меня? – Скорее она подавлена. Наши родители никогда не примут наших избранников. Этим мы с тобой похожи. Но в твоей ситуации есть решение, так обдумай его. Желательно, когда протрезвеешь и сможешь соображать нормально, а не сбегать и пить здесь, отключив мобильный, – с укором произношу я, отчего Белч закатывает глаза, бросая в рот картошку. – Как ты нашла меня? – Сиен много болтает. Обычно я не слушаю её, но, видимо, моё подсознание считает нужным запоминать какие-то данные. В это место ты пригласил её на первое свидание в прошлом году, хотя это больше напоминало «нажрёмся и перепихнёмся по-быстрому, а там авось и снова получится». И вы сюда часто ездили потом, чтобы поиграть в «Дартс». – Да, она любит бросать дротики, – улыбается Белч. – Нет, идиот, она любит тебя, а на дротики ей плевать. Думаешь, она умела играть в приставку? Не-а. Она научилась это делать и практиковалась в игровых залах в Женеве, пока я была на массаже, чтобы стать тебе хорошим соперником, думая, что именно этим тебя и зацепит. Она столько читала различных стратегий и заучивала их, чтобы произвести на тебя впечатление, ты и не представляешь. Видишь, события идентичны, только в вашем случае это «лайт» вариант, так не превращай его в «хард». Оно тебе не нужно, – подхватываю бургер и кусаю его. Чёрт, невероятно вкусно. Пока я наслаждаюсь бургером и утоляю тот голод, который никогда не утолит диета, Белч размышляет, медленно попивая теперь уже воду и задумчиво жуя картошку. – Ты раньше не говорила так. Как тебе удалось? Нет, я понимаю, что ты помогаешь Сиен и приехала сюда, чтобы вправить мне мозги, но ты спокойна, Мира. Ты сидишь здесь со мной, ожидая, когда я протрезвею, ешь гадости, запрещённые в сестринстве, выдаёшь довольно взрослые мысли, и они разумны. Как? Ну, то есть… чёрт, по идее, ты должна быть с Рафаэлем, а не нянчиться со мной, – запиваю еду колой и протираю рот салфеткой. – Я ищу подвох, понимаешь? Всё это… ты мне кажешься какой-то другой, и это ненормально, – добавляет он. – Тебе нужна веская причина, почему я вышла из университета, когда это запрещено, нашла и убедила тебя в том, что твой поступок неразумный, и ты совершил ошибку? – Белч кивает. – Всё просто. Очень просто. Есть вещи, которые осознаёшь лишь в критический момент. Когда я, отдирая крышку гроба, думала, что Рафаэль мёртв, то вся жизнь стала бессмысленной. Есть ситуации, в которых никакие деньги не помогут. Смерть. Нельзя воскресить человека, медицина ещё на это неспособна настолько, чтобы этой услугой мы могли пользоваться. И в такой момент всё встаёт на свои места. Приоритеты расставляются именно так, как того требует сердце, а ты зачем-то боролась с ним и всё отрицала. Обиды, ошибки и различия стираются из памяти, оставляя лишь сильную и острую боль, испытывая которую очень сложно дышать. После этого появляется другая сторона, с которой я не была знакома. Она говорит мне о том, что я ни за что на свете не хочу, чтобы ты и Сиен прошли через это. Она подсказывает мне постоянно, что многие проблемы, кажущиеся нерешаемыми, глупы и надуманны. Всё это пыль, чушь и фигня, и ничего не значат. Она не стоит сердцебиения любимого человека. Смерть или же близкая вонь её рядом с твоим сердцем меняет тебя очень быстро, и вот со мной произошло то же самое. Я увидела многое под другим углом, и меня больше ничего не пугает так, как минута, когда он не будет жить. Так что, жизнь не так сложна, какой мы её хотим видеть. Она намного проще, только надо немного потерпеть и проявить жёсткость к другим. Всегда будут жертвы, но, главное, чтобы это были не вы. Мне сложно даются объяснения, и ты можешь продолжать искать подвох, Белч, но вряд ли найдёшь его в моих словах и поступках по отношению к вам с Сиен, – замолкаю, делая ещё один глоток газировки, и, надеюсь, что до него дошло. Когда ты вдыхаешь аромат смерти, и он затрагивает любимого, то становишься терпимей. Ты начинаешь думать не с оглядкой на страхи, а головой. Эмоции больше не берут над тобой верх, потому что они, в большинстве случаев, мешают. Моё сознание за последнее время резко поменяло своё направление. Я знаю, чего хочу добиться. Я не хочу больше быть одна в этом мире. Я хочу любить и быть любимой человеком, который знает цену, которую мы заплатили за преступление. Я хочу будущего с Рафаэлем и ради этой цели готова забыть о страхах предательства, потому что оно происходит лишь тогда, когда эмоции, а не сердце, ведут разумом. – Уже начало шестого, нам пора. Ты должен привести себя в нормальный вид, поговорить с Сиен и больше не пропускать занятия. Сейчас ты не имеешь права на ошибку в своём поведении в братстве, Белч, – парень приоткрывает глаза, сонно моргая. Он заснул пару часов назад, пока я ждала нужного времени для возвращения в университет. Ещё рано, но достаточно темно, чтобы Белч был готов встретиться с подругой и всё исправить. – Я уже оплатила счёт, не волнуйся. Угостишь меня в следующий раз, – говорю я, когда он рассеянно достаёт смятые купюры из кармана джинсов. – У меня башка трещит, – жалуется Белч, поднимаясь с диванчика и разминая мышцы. В баре осталось только несколько посетителей и мы, здесь тихо и спокойно. Рафаэль так и не написал мне ничего, а я скучаю по нему. Я понимаю, что он занят и в данный момент работает над заданием Карстена. Я убеждаю себя, что скоро он полностью будет моим, и мы уже не расстанемся. Только эти мысли и дают мне силы не поддаваться эмоциям, а доверять Рафаэлю. На пропускном пункте при входе в боковые ворота университета, охрана косо смотрит на Белча. Я прошу его пройти первым, а сама задерживаюсь, копаясь в рюкзаке, и вместе с карточкой вкладываю в руки одному из мужчин двести евро. Он понимает меня без слов. Выйти-то можно без проблем, а вот вернуться не вовремя из-за новых правил – серьёзная причина, чтобы быть наказанным. И если у меня есть смягчающие обстоятельства, как у главы сестринства, да и Карстен вряд ли решится меня тронуть до четырнадцатого февраля, то у Белча этих послаблений нет. Мы молча идём рядом по пустым дорожкам в темноте, стараясь обходить освещаемые места и остаться незамеченными. – Только ноябрь, откуда снег? – Шепчет Белч, хватая меня за локоть и останавливая. – Какой снег? – Недоумённо изумляюсь я и поворачиваю голову в сторону, чтобы понять, или же Белч ещё пьян, или же нечто иное ожидает нас. Вся площадь перед университетом заполнена листами бумаги, разлетающимися на ветру. Через несколько часов он разнесёт их по всей территории. И мало того, что бумага валяется на искусственных газонах, она ещё и приклеена к стенам и окнам каждого учебного корпуса, как и на здании администрации. К нашим ногам силой ветра прибивает несколько листов, и Белч успевает подхватить один из них. – Мать твою… Подхожу ближе к Белчу и заглядываю в лист. Сердце сбивается с ритма. Выписка со счёта братства, на которой красным обведены суммы хищений. Подписи к каждой, и уличение Оливера в обмане и воровстве. – Его же… Мира, – Белч мнёт лист и отбрасывает его от себя. Я не знаю, как кузен Оливера, его кровный родственник сейчас отреагирует на предательство. Делаю шаг в сторону и упрямо приподнимаю подбородок, собираясь защищаться. – Всадником может стать лишь тот, кто был на посту главы братства «Альфа», – мрачно говорит Белч. – Да. – Он мой кузен, Мира. Наши отцы братья. Это моя семья. – Да, – киваю Белчу. Поджимает губы, и его лицо искривляется от муки выбора. Это сложно, и я его понимаю. Ведь это лишь начало конца Оливера, а дальше всё будет только хуже. – Я с вами, – произносит Белч. Отчасти я удивлена, а с другой стороны, рада. Ещё один союзник, который мне неожиданно стал дорог. – Спасибо. – Ему будет больно? – Думаю, что да. Когда выписку со счёта братства увидят парни, то вряд ли они оставят это просто так. Когда об этом узнает Карстен… он уже дал приказ уничтожить Оливера, так что это лишь причина и повод, чтобы добиться официального места в нашем мире, – тихо произношу я. – Почему, Мира? Почему его надо так жестоко уничтожать? – Потому что он что-то знает и молчит, Белч. Не просто так Рафаэль просил тебя развязать ему язык и снова рассказать про ту ночь. Рафаэль считает, что именно там есть зацепка, которую, по мнению Карстена, может слить Оливер. Карстен подчищает за собой. Остались только Саммер и я. Именно у Саммер было видео, и у неё, предположительно, его украли, лишив её компромата на Карстена. Сейчас в её руках только смонтированный ролик, в котором я выступаю главной шлюхой. Она им и будет шантажировать, только вот его уже перехватил Рафаэль. Ещё один повод для шантажа – сам Рафаэль. Саммер Карстен не тронет. – А ты будешь жертвой Кровавого Валентина, если до февраля не уничтожить Всадников и не найти изначально отснятое видео, – заканчивает за меня Белч. – Всё верно. – Но почему Раф так уверен, что именно в нём заключается что-то особенное? – Я не знаю. Может быть, что-то слышал от Карстена. Может быть… да у него свой взгляд на эту ситуацию, и он ищет именно видео. По выводам Рафаэля, самого Карстена шантажируют им. И он тоже пешка, – на всякий случай осматриваясь, приглушённо признаюсь я. – Что? То есть это не его желание продемонстрировать власть? – Шокировано переспрашивает Белч. – Нет. Всадники всегда были тайной организацией, а сейчас их заставили выйти из тени и удерживать контроль над студентами. Рафаэль думает, что кто-то хочет руками Всадников наказать месье Леду за хищения средств, которые платят родители за плохую успеваемость студентов. А Карстен убирает тех, кто может сболтнуть лишнее. Хоть Оливер до сих пор не сказал ничего странного о том, что было тогда, но это не значит, что в будущем он этого не сделает. У Карстена за спиной много преступлений, но он тщательно подчищает за собой следы, а вот в ту ночь не смог уследить за этим. Оливер ранил Кая, что не входило в план. Началась паника, и девушки из сестринства, которые находились там, были вынуждены остаться до конца, пока Оливер не закончит со мной, а потом с Каем. Беате тоже нужна была помощь, медицинская помощь, ведь Карстен отрубил ей палец. У неё был болевой шок, а через день она уже резала себе вены на моих глазах и под руководством Саммер и Карстена, чтобы никто не смог понять из-за большого количества крови, что случилось на самом деле. И в итоге мы получаем то, что Беата не в состоянии ничего рассказать, Кай тоже, как и присутствовавшие там девушки, которым заплатили за то, чтобы родители их забрали. Только вот я уверена, что они повторили судьбу Беаты. Остались я, Саммер и Оливер. Всё просто, каждый преследует свои цели. – А если предложить Саммер что-то, от чего она не сможет отказаться, Мира? Ведь она не дура и знает, как манипулировать тем же Карстеном. – Единственное, что она хочет – место главы сестринства, а это я не могу ей отдать. Сиен будет плохо. Да и если бы Саммер на самом деле знала страхи Карстена, то меня бы уже не было здесь. Для Саммер место главы – хороший старт, чтобы обеспечить себе будущее, потому что вряд ли родители помогут ей в дальнейшем, они полностью заняты Беатой и её лечением. – Получается, что остаётся только один вариант – сломать жизнь Оливеру и посмотреть, что будет дальше? – Всегда есть жертвы, Белч. Всегда. Иногда ими становятся хорошие знакомые, но жизнь любимых намного важнее, чем они. Это жестоко, я знаю, но в этой ситуации я не собираюсь помогать Оливеру, хотя до этого пыталась. Нам нужно идти, – меня передёргивает от холодного ветра. – Мне его жаль, просто по-человечески жаль. Отец убьёт его, – меня догоняет Белч, и я тяжело вздыхаю. – Мне тоже. Но на кону жизнь Рафаэля, и я не могу, не имею права проиграть, Белч. Я веду войну против Карстена. Тебе придётся выбрать сторону, потому что иначе не выжить. Это сложно, и мне плохо внутри оттого, что всё так получается. Мы все совершаем преступления и будем их совершать, чтобы защитить любимых. Таковы правила. Прости, но я буду лишь наблюдать за падением Оливера и тем, как его уничтожат, – бросаю на Белча быстрый взгляд и сворачиваю к дому сестринства. Тихо открываю дверь, прислушиваясь к сонной атмосфере. Делаю шаг, и ногой, обутой в ботинок, наступаю на что-то скользкое. Опуская взгляд вниз, вижу несколько листов бумаги, с распечатанными на них операциями по счёту братства «Альфа». Поднимаю один, на котором остался отпечаток подошвы, и закрываю за собой дверь. Стараясь не шуметь, поднимаюсь к себе и вхожу в гостиную. Сбрасываю пальто на диван, туда же кладу рюкзак и разуваюсь на ходу. Замёрзла. В темноте подхожу к столу и, включая настольную лампу, кладу лист на стол. Утро обещает быть очень эмоциональным. Надо бы подготовиться, но я безумно хочу спать. Дёргаюсь, когда тёплые ладони проходятся по моей талии. Одновременно расслабляюсь, а сердце срывается на бег. – Где ты была? Я скучал, – улыбаюсь от тёплого аромата, окутывающего меня. – Вставляла на место мозги Белчу. К слову, выполняла твою работу, – поворачиваюсь в руках Рафаэля, и наши взгляды встречаются. Его ладони поднимаются выше, и он стискивает моё лицо, склоняясь к нему. – Я скучал. Чертовски скучал, и мне так хреново, любимая. Так хреново, – горько произносит Рафаэль, а моё сердце сжимается от боли, когда он целует меня.