– Где мы можем их перехватить, по-твоему? Тот указал на карте линию: – Думаю, что самым логичным для русских будет массированный удар по линии Либава – Шавли – Двинск, с разрушением наших коммуникаций, дорог, мостов и прочего. И вот где-то здесь мы должны их загнать в мешок. В конце концов, разгром конной дивизии Мендеса в Иудее прекрасно показывает, что конница весьма уязвима перед массированной пулеметной засадой на пересеченной местности, не так ли? Москва. Кремль. Дом империи. 31 августа (13 сентября) 1917 года – Нет, господа, это решение мне видится неприемлемым. Молчание стало совсем уж тягостным. Бог его знает, что я сейчас скажу, так что уж лучше пока помолчать, до прояснения обстановки. Я же вновь и вновь взвешивал все за и против каждого из вариантов действий. В целом у нас было сейчас три пути. Первый – бросить все к чертям собачьим и, уничтожив транспортную инфраструктуру Либавы, поспешить обратно в Ревель не солоно хлебавши. Разумеется, Суворин объявит сие великой победой, но, по факту, мы сбежим, поджав хвост. Пусть и от стихии природы, а не от противника. Уверен, это произведет довольно тягостное впечатление на всех посвященных в тонкости дела. Не говоря уж о том, что как-то это плохо вяжется со всякими благословениями и прочими знаками внимания Небес в наш адрес. Равно как и с моей славой победителя. Вот так и становишься заложником своего имиджа. Второй путь – сделать так, как предлагает Палицын. Предложение заманчивое. Хотя бы тем заманчивое, что сводит к минимуму риск нашего разгрома и формально позволяет говорить о нашей очередной громкой победе на Балтике и вообще о новой победе над германцами. Ну а что? Освободили от оккупации очередной русский город, открыли новый фронт в Курляндии, заставили немцев еще более напрягать свои и без того малочисленные силы. Да и вообще, лишили супостата крупнейшего порта в регионе. Ну, а то, что порт и так был блокирован действиями нашего флота, можно скромно и обойти в победной реляции. Да, много громких и восторженных слов, больше пафоса, можно даже салют устроить по городам в честь великой победы. Можно, но… Но войска в Либаве, при начале осенних штормов, окажутся фактически отрезанными от основных сил на «Большой земле» и, по существу, будут находиться в точно таком же окружении, в котором находилась месяц многострадальная 38-я дивизия под Двинском. И что нам это даст, кроме геморроя? Собственно, вся эта операция была попыткой расшатать оборону немцев в Прибалтике и уменьшить давление противника в районе Риги, в том числе и за счет прерывания снабжения германских фронтовых частей и создания снарядного и патронного голода на этом участке фронта. А чего мы добьемся, если будем сиднем сидеть в обороне в Либаве? Правда, есть еще и третий путь. Очень рискованный, однако есть. – Да, господа, шторм вносит коррективы в наши планы. Но мы не имеем возможности уйти в глухую оборону в районе Либавы. Потеря стратегической инициативы недопустима. У нас слишком мало сил, а по факту оказалось еще меньше, чем планировалось. Если мы начнем всерьез окапываться на окраинах Либавы, то еще пару дней, и германцы перебросят в этот район достаточно сил, чтобы надежно блокировать нас. Да, мы можем дождаться окончания шторма и попробовать повторить высадку в другом месте. Например, в районе Виндавы. Но, во-первых, элемент неожиданности будет потерян и нас наверняка будут ждать, имея разработанные планы прикрытия всех возможных мест высадки. Во-вторых, наступает сезон дождей, и погода на Балтике может окончательно испортиться в самое ближайшее время, так что этот шторм может стать лишь предвестником ненастной осени. Да и действовать на раскисшем грунте мы вскоре не сможем, так что в ближайшие пару недель нам уже реально нужно будет прекращать активные боевые действия и готовиться к зиме. Поэтому мы не можем себе позволить ни одного дня остановки. Нас торопит погода, нас торопит противник, нас торопит опасность потерять стратегическую инициативу. Ближе к зиме расклад может быть отнюдь не в нашу пользу, а как только встанет лед на Балтике, то и преимущество нашего флота во многом сойдет на нет. Гляжу в лица присутствующих. Нет, в целом они со мной согласны. Все, что я говорю, в целом правильно и очевидно, но пока это все благие пожелания за все хорошее и против всего плохого. Но войск нет, и есть шторм. И все пошло наперекосяк. А мне послезавтра уезжать в Константинополь. – Как ускорить процесс переброски войск с Большой земли? Палицын развел руками. – Мы задействовали все транспортные суда, которые только смогли сыскать в округе, включая порты Финляндии. Кроме того, часть транспортов задействована под обеспечение возможности запланированной высадки десанта в районе порта Виндава на севере Курляндии. Посему эти транспорты не могут быть задействованы нами для других перевозок. Но даже если мы их отправим сейчас в Ревель, то они могут не успеть вернуться до шторма. М-да. Та же самая проблема, с которой столкнулись немцы при подготовке десанта на Моонзунские острова, постигла и нас – отсутствие достаточного количества судов, да такая, что пришлось задействовать в операции просто-таки откровенный хлам, включая хлам, захваченный у немцев под Моонзундом. Да, война на море нанесла огромный ущерб судоходству. К тому же основные силы Балтфлота были либо у берегов Курляндии, либо обстреливали германское побережье, либо крейсировали в открытом море, контролируя прекращение всяческих поставок в Германию через Балтику. Даже три дивизиона подводных лодок, включая британский дивизион, были заняты минными постановками в районе Кильского канала, препятствуя проходу германских кораблей и судов из Северного моря. В общем, все наши силы были крайне и недопустимо растянуты, и мы рисковали попасть в переплет. А потому мы должны были спешить! Мы и так сократили подготовку по максимуму, задействовали последние резервы Северного фронта, мобилизовали все, что могло хоть как-то бороздить прибрежные волны и нести на себе груз без риска немедленно утопнуть, но время категорически работало против нас. Совершенно неизвестно, сколько дней или недель мы будем царствовать на Балтике, до того как наступит сезон штормов или когда немцы подтянут флот из Северного моря. Да и сколько вообще у Германии резервов, ведь разведка, как всегда, «радовала» самыми противоречивыми данными. И, опять же, одно дело захват слабо укрепленной Либавы и действия против обленившихся тыловых крыс, а другое дело будет, когда с фронта перебросят реальные боевые части. И если мы не успеем укрепиться или если не устроим хаос в германских тылах, то немцы достаточно скоро придут в себя и сбросят наши силы в море. Все-таки логистика и возможность быстро перебрасывать войска – одни из самых сильных сторон немцев в этой войне. Нашей же задачей было максимальное растягивание германских сил по большим пространствам. Ведь если верить разведке и аналитикам Генштаба, в настоящее время единственным резервом боевых частей Германии на Востоке являются другие участки фронта. А заткнуть дырку в Курляндии немцы смогут, только задействовав здесь целый полевой армейский корпус, который, как я уже сказал, откуда-то надо сначала снять. Со всеми вытекающими последствиями. Ну, остается лишь надеяться на то, что так быстро Гинденбург и Людендорф этого сделать не смогут. Впрочем… – А шведские суда? Их же хватает в Ревеле и Гапсале! Поднялся Свербеев. – Государь, прошу простить, но нейтральный статус Швеции не дает нам возможность использовать эти суда для перевозки военных грузов. – Ну так купите их! Дайте им двойную цену за их рухлядь! Сделайте им предложение, от которого они не смогут отказаться!!! Пригрозите конфискацией, в конце концов! Министр иностранных дел заметил: – Государь! Это может вызвать дипломатические осложнения. – Напомните шведам о наших поставках продовольствия, без которого у них случится революция. Посулите дополнительную партию хлеба. Согласуйте выплату компенсаций. В общем, делайте что хотите, но обеспечьте нас транспортом для переброски войск в Либаву. Вам все ясно, господин министр? Свербеев побледнел, но, взяв себя в руки, кивнул. – Так точно, ваше императорское величество! Твердо смотрю ему в глаза. Тот вновь кивнул: – Сделаем, государь. Перевожу взгляд на Палицына. – В общем так, генерал. Первое. Все шведские суда в Ревеле и Гаспале явочным порядком реквизировать и сегодня же начать погрузку на них частей 23-го корпуса. Завтра до конца дня корпус должен начать выгрузку в порту Либавы. Министры обороны и иностранных дел обменялись между собой быстрыми взглядами, после чего Палицын кивнул: – Да, государь! – Адмирал Канин! Задействуйте и все корабли охранения портов и побережья, которые могут нести на палубе десант и дойти до Курляндии. Решите вопрос с командованием Балтфлота. Адмирал вскочил и отрывисто кивнул: – Слушаюсь, государь! – Второе. Сегодня же все части 6-й Донской казачьей дивизии и приданного ей 2-го Особого конно-пулеметного полка, под общим командованием генерал-лейтенанта Пономарева, должны выйти в рейд по утвержденным планом семнадцати маршрутам. Тылы германцев от Виндавы и Риги до Двинска и Кёнигсберга должны запылать. Новый четкий кивок стоящего генерала Палицына: – Так точно, государь! – Не позднее завтрашнего дня силы бригады морской пехоты и Черноморская морская дивизия должны отбыть из Либавы и высадить десант согласно плана операции в окрестностях Виндавы. До прибытия основных сил, оставить в Либаве один полк Черноморской дивизии и дивизион донских казаков при артиллерии и тачанках. Несколько кораблей пусть останутся на рейде Либавы для артиллерийской поддержки гарнизона города. Адмирал и генерал синхронно кивнули: – Да, государь! – Кстати, генерал, а что там с пожаром на артскладах в Венгрии? Палицын слегка расслабился. – О, государь, там все в самом лучшем виде! Пожар в Пскове не идет ни в какое сравнение с тем, что происходит в Мишкольче. Столб огня и дыма виден за десятки километров, а разлет снарядов отмечается на расстоянии до восьми километров от эпицентра взрывов. Судя по сведениям нашей разведки и сообщениям нейтралов, город охвачен огнем и паникой, никакого централизованного управления не наблюдается. Железнодорожный узел полностью парализован, округа полна беженцев, австро-венгерские войска деморализованы. – Министр обороны улыбнулся еще шире и с определенным ехидством закончил: – Да, и погоды там стоят нынче чудные – солнечно, знойно и никакого им, супостатам, благодатного ливня! Ох уж эти мне чудеса расчудесные. Теперь вспоминают их всуе, по случаю и без! Отвечаю сухо: – Ну, на Бога надейся, а сам не плошай. С таким отсутствием организации дождь бы им ничем не помог. Как, впрочем, и нам. Не согласны, Федор Федорович? Расслабленность мгновенно слетела с лица генерала, и он с готовностью закивал: – Точно так, ваше императорское величество, точно так! «Приземлив» министра, закругляю тему: – За дело, господа! Шторм приближается! Как лиса в курятнике, вы говорите? Нет, господа. Только пчелы. Много злых неправильных пчел, которые делают неправильный мед. Москва. Кремль. Церковь Рождества Богородицы на Сенях. 31 августа (13 сентября) 1917 года Маша стояла и слушала тишину древнего храма. Казалось, сами стены еще отзывались эхом на шепот ее горячих молитв к Пресвятой Деве Марии Богородице. Молитв. Просьб. Мольбы. Сегодня праздник Положения честного Пояса Пресвятой Богородицы – реликвии, которую почитали как великий оберег при родах, да так, что монаршьи особы были готовы заплатить огромные деньги за возможность прикоснуться к нему. И сегодня, с благословления папы римского, отец с матерью прислали ей частицу реликвии из собора в Прато, где часть Пояса Богородицы хранилась со времен завоевания Константинополя крестоносцами. Получив благословение патриарха Антония, великая княгиня Елизавета Федоровна, настоятельница Марфо-Мариинской обители, передала ларец с реликвией Маше, и они вдвоем молились перед образами Пресвятой Богородице. Лишь вдвоем в старом-престаром храме, помнившем времена, когда Кремль был юным и совсем не таким, как сейчас.