— Тебе известно, Эверт, что меня это беспокоит не меньше, чем тебя. Эрик Вильсон поднялся с портфелем в руке и оглянулся на Гренса в надежде, что тот сделает то же самое. Напрасно. Упрямый комиссар не желал покидать своего места и даже поерзал на стуле для посетителей, демонстративно нащупывая более удобную позицию. — В том-то и дело, что мне ничего не известно. И это беспокоит меня. Никто, кроме тебя, не открывал этот сейф — вот что мне известно. И еще, что ты даже не попытался дать более-менее правдоподобного объяснения тому, как это все могло произойти. И это, Вильсон, делает меня чертовски подозрительным. А тебя — чертовски подозреваемым. Общая площадь квартиры верные двести квадратных метров. Эверт Гренс так и не смог ответить на вопрос Пита Хоффмана, потому что сам никогда не задумывался об этом. Когда они с Анни переехали в дом на Свеавеген, чтобы создать семью его мечты, цены были совсем другие. Все эти объявления в рекламных буклетах маклерских компаний, предложения для миллионеров — все это было не для Гренса. Он совершенно не ощущал своей принадлежности к миру избранных. При этом формально мог считать себя богачом, не скопив и пары тысяч крон на банковской карте. Так уж получилось, что он остался жить в прежней обстановке и после того, как все остальное изменилось. Места сколько угодно, тем не менее они предпочитали тесниться вокруг кухонного стола, занятого большой белой доской. Просто потому, что это обоим казалось удобным. Потому, что за этим самым столом они впервые встретились и поняли, что их расследования как-то связаны между собой. Потому что, когда два человека становятся агентами друг друга, ничто не укрепляет этот союз так, как выпитая за одним столом пара чашек кофе. Именно этим они и занимались, когда в 22.02 у Хоффмана зазвонил мобильник. Комиссар макал свежую булочку с корицей в горячий напиток, совсем как это делал дедушка Хоффмана в свое время. И взял вибрирующий на столе телефон после двух сигналов. — Да. — Готово, Эверт. Душко Заравич арестован. — Он оказал вам сопротивление? — Нет. Гренс кивнул Хоффману, который, в свою очередь, кивнул в ответ, в знак того, что все понял. — Спасибо, Марианна, за хорошую работу. Он в Крунуберге? — На пути к камере. — Отлично. — Не знаю, зачем тебе нужны эти семьдесят два часа, но отсчет пошел. Часть шестая 22.18. (Осталось 2 дня, 23 часа и 44 минуты) К ночи стало прохладно. Дети спали — Луиза и даже мальчики, — и Зофия решилась наконец подышать свежим воздухом на балконе, несмотря на строгий запрет Пита. Просто постоять, поглазеть на освещенные окна домов в округе. Там живут люди, каждый своей жизнью, и даже не подозревают о существовании друг друга. Ей не хотелось думать. Просто быть. Как много лет назад, когда она влюбилась в мужчину, который жил двойной жизнью. Как в Южной Америке, где они скрывались три года или когда Пит отбывал свой последний срок. Просто быть — единственный, по мнению Пита, способ выжить в тюремной камере. Никогда не думать ни о времени, ни о собственных ошибках. Просто быть — с чашкой кофе, утренней газетой или кастрюлей, которую надо вымыть. И так до конца, пока не отбудешь наказание. То, которое тебе назначило правительство или к которому приговорили семью действия супруга. — Зофия, это я. Мобильник завибрировал, без звонка, и Зофия немедленно ответила единственному человеку, который мог до нее дозвониться. — Мы не должны звонить друг другу, только в крайних случаях. Ты сам это говорил. Что-нибудь случилось, Пит, если ты… — Я уеду из Швеции на пару дней, и это кое-что меняет. Некоторое время я не смогу наблюдать за вами, как сейчас. Поэтому прошу тебя быть еще осторожнее. Никто не должен видеть ни тебя, ни Расмуса, ни Хюго. Пока никто не знает о вашем местонахождении, с вами ничего не случится. Обещай, что объяснишь это маль- чикам. Зофия огляделась и вдохнула полной грудью, прежде чем уйти в комнату. — Я обещаю. — И последнее, прежде чем я положу трубку, Зо. Молоток, ацетон и кастрюлю найдешь в кухне под мойкой. Ты знаешь, что со всем этим делать. В туалете, за пластиковой панелью на стене, новый телефон и новая сим-карта. Используешь только в случае крайней необходимости. Если поймешь, что угроза переросла в нечто большее. — Что ты имеешь в виду? — Что и в этом случае у вас есть запасной выход. — Запасной выход? — Я предпринял дополнительные меры безопасности. Мобильник в руке Зофии стих, и она снова осталась одна. Нужно было и дальше вести себя, как решила. Просто быть. Немедленно закрыть двери на кухню и в спальню. Возле мойки достать из мобильника сим-карту и разрезать на мелкие кусочки. Потом плеснуть ацетона на дно кастрюли и опустить кусочки туда. И, пока они будут медленно растворяться, разбить мобильник молотком, предварительно обернув полотенцем. Новый телефон оказался там, где говорил Пит, — за вентиляционным окошком в стене туалетной комнаты. Зофия едва успела проверить, работает ли он, как вдруг появился Хюго и сел рядом с ней на диван. — Я тебя разбудила, мой мальчик? — Я не спал. И все слышал. — Что ты слышал? — Все. — Что ты слышал, Хюго? — Как папа звонил. — Почему ты думаешь, что это был именно папа, если… — Хватит, мама. Ты разбила телефон. Здесь пахнет ацетоном. Папа тоже так делал, и я знаю, почему. Чтобы никто не мог нас найти. Зофия обняла сына, прижала к себе: — Иди и ложись, дорогой. Хюго не двинулся с места: — Я должен быть готов, мама. Он повернулся, заглянул ей в глаза: — Как папа — в любой момент быть готовым. Я знаю, что мы в опасности. Хюго сидел на диване, держал мать за руку. Потому что она так хотела, это было приятно. Но, когда она в очередной раз попросила его вернуться в кровать, он подчинился. У Хюго ведь тоже был свой план. Он хотел дождаться, пока мама уйдет. Притвориться спящим. Для этого Хюго придумал хитрый трюк: как только веки начинали смыкаться, он больно щипал себя за бедро. Это можно было сделать незаметно для мамы, потому что рука Хюго лежала возле бедра. Он сразу понял, когда она уснула. Во сне мама дышала по-другому. Хюго встал и осторожно пошел к двери. Он должен был сделать это, потому что слышал не только то, как мама доставала кастрюлю и стучала молотком по телефону, но и кое-что из их с папой разго- вора. А именно, как мама переспросила про запасной выход. Папа ни за что не затронул бы этой темы, не будь она важна. И поэтому Хюго должен разузнать все про этот запасной выход. Мальчик прошмыгнул в шкафчик под мойкой на кухне, где хранились молоток и кастрюля и много другого хлама. Закрыл дверцу и включил фонарик на мобильнике. Он ведь обманул папу, иногда нужно и такое. «Хюго, — сказал папа, — мы ничего не возьмем из дома, кроме одежды, о’кей?» — и вытащил телефон из кармана старшего сына. «Вот эту штуку ты точно должен оставить здесь». Когда папа положил телефон в выдвижной ящик в буфете, Хюго сказал, что ему нужно в туалет. Заперся, дождался, пока папа уйдет, спустил воду, чтобы заглушить звук выдвигаемого ящика, и снова забрал телефон. Поэтому теперь Хюго мог посветить себе фонариком. Под мойкой было ужасно грязно. Остатки еды, комки пыли и отвратительные пятна плесени. Снизу ко дну мойки был приклеен скотчем какой-то предмет. Хюго посмотрел — пистолет, настоящий. Польский, каких у папы много. Может, это и имелось в виду под «запасным вы- ходом»? Мальчик отклеил «игрушку», взвесил на ладони. Прицелился в стенку шкафчика и снова приклеил пистолет к дну мойки. Нет, папа не мог рассчитывать на то, что мама будет стрелять в людей. Хюго выключил фонарик, вылез из кухонного шкафчика и углубился дальше в темноту квартиры. Осмотрел два гардероба в прихожей — пусто. Ничего, кроме запаха чужих людей. Третий гардероб в спальне был просторнее остальных. Хюго прошмыгнул мимо спящей мамы, Расмуса и Луизы, закрылся внутри и посветил фонариком. Пусто, как и везде. Правда, здесь были еще и полки, которые невозможно было осмотреть снизу. Хюго вскарабкался сначала на одну, потом на другую, как по лестнице. А когда опять спрыгнул вниз, дно гардероба под ним будто закачалось. Хюго попробовал еще раз — вне сомнения, дно двигалось. Он опустился на колени, посветил фонариком направо, налево — вот оно. За дверной коробкой торчало что-то черное, вроде набалдашника или круглой дверной ручки. Хюго потрогал — такие обычно ставят на дверцах кухонных шкафов. Мальчик уже понял, что под ним люк, который он не может открыть, потому что сидит на нем. Нужно выйти из гардероба, но Хюго боялся разбудить маму. Или Луизу, которая разбудит маму. Потому что в этом случае все раскроется. Тайна «запасного выхода», о котором говорил папа. 22.41. (Осталось 2 дня, 23 часа и 19 минут) Так хотелось позвонить ей снова, — единственному человеку, с которым Пит чувствовал себя более-менее спокойно. Она была мягкой и жесткой одновременно, податливой и требовательной, и главное — это она дала ему понять, что любви надо еще научиться. Но Пит переборол себя, как ни болело в груди. Каждый контакт — это след. А им нельзя оставлять следов, во всяком случае непреднамеренных. Вместо этого Пит уничтожил телефон, — тем же способом, как это сделала, — на что он надеялся, во всяком случае, — и Зофия. Сначала тот единственный, в котором только и можно было услышать ее голос. Потом и другой, с отвратительным, искаженным голосом. Поэтому Эверту Гренсу, вышедшему на кухню за очередной чашкой кофе, — трудно сказать, какой по счету, — пришлось переступить через пустую банку из-под ацетона, пару любимых кастрюль, рифленый молоточек для мяса и кухонные полотенца со свежими дырками. Кроме того, по полу были разбросаны мельчайшие кусочки пластика. — Это то, о чем я подумал?